Вспомнив, как все начиналось, Гермиона потянулась к нему. Они прижались друг к другу лбами. У нее наполнились слезами глаза, Драко собирал их большими пальцами прямо у ресниц.

– Я не верю в дело Темного Лорда, – произнес он и сам услышал, как стал дрожать его голос. – Но я верю в Темного Лорда. Нет, послушай, – он теперь держал ее за голову, запустив пальцы в волосы, чтобы Гермиона не отворачивалась от обидных признаний. – Его невозможно убить. Есть те, кто пробовали, их уже нет в живых. А он бессмертен. Запомни вот это, Грейнджер, – он даже сдавил слегка ее затылок и встряхнул, чтобы привлечь внимание к самым важным словам. – Никто не сможет его убить, а те, кто попытаются, умрут сами. И не вздумай никогда становиться одной из них. Поняла?

Сейчас он говорил серьезно, зло и грубо, он даже в школе с ней так не разговаривал. Ни одна из его прежних угроз не звучала настолько реально. Он ослабил хватку и пригладил то место, где секунду назад была его рука.

– Хорошо, – примирительно прошептал он. – Пойдем.

В Большом зале сидели студенты, но их было мало. Очевидно, остались только старшие, которым мастера могли доверить тайны – возможно, родственники причастных ко всей этой истории. Все четверо Основателей занимали свои троны, и на всех четырех не было лиц. Драко и Гермионе не предложили присесть, из-за этого они ощутили себя, как на суде. Речь взял Годрик:

– Мы посовещались и пришли к единогласному, – он сделал упор на это слово, и в то же мгновение Салазара перекосило. – Решению. Мы останавливаем состязание. Мы не признаем «ничью», но признаем, что сам по себе спор был противоестественным. Мы не дали выбора тем, кого выбрали чемпионами. Но дадим сейчас. Кто-то из вас желает продолжить участие в игре?

Драко и Гермиона единодушно замотали головами, роняя тихие «нет» себе под нос. Годрик одобрительно прикрыл глаза.

– Ожидаемо, – оценил он. – На том и окончим. Леди Кандида подскажет, как разрешить ту загадку, что она задала, и вернуть вас домой.

– Я подскажу, но не раньше, чем узнаю, кто совершил такое зло с моей дочерью, – отрезала она.

Все молчали, и Драко выступил вперед:

– Это был Ганелон. Он запер Елену и Гермиону в Моргановой башне, чтобы воплотить свой план, – он остановился, пронзительно взглянул на леди Когтевран, и закончил так: – О котором вам должно быть известно, леди.

Она, сдержав резкий ответ, встала с трона, спустилась с горнего места и поравнялась с Драко.

– Я только и желаю не отпустить убийц моей дочери туда, откуда уже не смогу их вернуть. Какие основания у меня верить тебе? Что не было меж вами сговора? Что не случайность или ошибка привели к ее смерти?

– Матушка, оставь его, – послышался знакомый голос, источник которого никому не удалось разглядеть.

Все озирались в поисках Елены, и наконец, она, бесплотная, призрачная, выплыла из стены и повисла над столом своего факультета. Кандида ахнула, прикрыв рот руками, и шагнула навстречу дочери.

– Они невиновны. Эти добрые волшебники пытались спасти меня из рук Ганелона и не оставили в последний миг, – она с благодарностью взглянула сначала на Драко, а после на Гермиону. – Прошу, во имя моей памяти, отпусти их домой.

Скупая слеза скатилась по щеке Кандиды, и она медленно кивнула.

– Кандида, – подал голос Салазар. – Наша мудрая леди. Воздай же памяти дочери должное, и позволь им самим догадаться. Так и найдем победителя…

– Хватит! – проревел Годрик.

Кандида развернулась к ним и затравленно прошипела:

– Ваши игрища далеко завели нас! Я говорю, хватит!

Годрик потупил взгляд. Салазар встал и подошел к ней:

– А оставили ли вы лазейку для двоих? Не обсуждаем ли мы то, что невозможно? – он говорил и кружил вокруг Кандиды, Гермионы и Драко.

– Оставили. Возможно, – теперь заговорила и Пенелопа. – Ее оставила я в обход всех вас, дурней. Помолчите оба! – рассердилась она на спорщиков, с которых все и началось. – Оба вернутся домой и немедля.

Салазар оскалился и процедил:

– Раз на то пошло, что и кухарка…

– Попридержи язык, – предупредил Годрик, положив пятерню на рукоять меча.

– …указывает мне, что делать, я вас оставлю, – он смерил уничижительным взглядом Драко, а к Гермионе повернулся и сверкнул глазами в прямом смысле слова. – А тебя, грязнокровная девка, я проклинаю: вернешься в свое время и встретишься с моим василиском, помяни мое слово!

И тот час же Салазар вылетел из Большого Зала, оставив за собой черный туман. Привычный к таким фокусом Драко помахал рукой перед лицом, рассеивая дымку. Пенелопа схватилась за сердце и бросилась к Гермионе.

– Ох, милая, что ж такое? Я помогу, я сниму проклятье… – распереживалась она, но Гермиона взяла ее за руки.

– Благодарю вас, леди Пенелопа, но Салазар Слизерин опоздал со своим проклятьем, – веселилась она, объясняя. – Я уже виделась с его василиском, и закончилось все тем, что мой друг зарубил змея мечом Гриффиндора.

К посмеивающемуся Драко присоединился и Годрик, шумно хлопнувший в ладоши и расхохотавшийся не на шутку.

– Вот ему, гаду! – прикрикнул он в дорогу Салазару и показал неприличный жест, пошедший от скоттов-воинов. – Выкуси!

Но строгий взгляд Кандиды осадил его и умерил ликование. Она приблизилась к Драко и снова посмотрела ему в глаза.

– Прости, что усомнилась, Драко Малфой, – она присела в неглубоком поклоне. – В благодарность за заботу о моей Елене, прими предсказание, – и она заглянула много глубже, чем просто в его лицо. – Ты сомневаешься, ты выбираешь, ты боишься. Но пусть мои слова напомнят, кто ты есть, – она изящно указала на него, задев ногтем складки плаща на груди. – Ты не убьешь, но победишь величайшего волшебника своего времени, у которого будет могущественное оружие и армия последователей. И только одно станет твоим трофеем, который ты не сможешь унести. Только одно: всегда вещи, никогда люди; и так будет всегда, покуда история вашей войны не покроется тонким слоем были.

Договорив, Кандида отступила. Гермиона и Драко переглянулись, и каждый подумал о своем: одной предсказание грело душу, второму – легло грузным камнем на шею, с которым он должен отныне ходить, как с медалью. «Однажды он победит Волан-де-Морта! – подумала Гермиона». «Однажды я смогу победить Дамблдора, – подумал Драко». Из раздумий их вернул голос Пенелопы Пуффендуй.

– Я задумала так: если примиритесь вы и не станете враждовать, то сможете оба вернуться. И вот как замечательно сталось, – счастливо говорила она оттого, что ее подарок пригодился. – Возьмитесь оба за чашу и пожелайте то, чего всегда желала и я сама…

Она многозначительно подмигнула Гермионе, и та тут же догадалась:

– Поделиться с другим тем, что есть у вас!

– Верно, – подтвердила она. – И чаша раздвоится! Две чаши привели вас сюда, две и проведут обратно.

Брутус достал кубок и протянул близ стоящей Гермионе, пусть и нехотя. Гермиона забрала его, но тут же спросила:

– Так, а чем поделиться? Что такого нам надо пожелать выпить, чтобы вернуться?

Пенелопа указала на Кандиду, которая вздохнув, поделилась разгадкой:

– Чаша дает то, что требуется, и то, что просишь. Так попроси о том, что невозможно выпить в любом другом времени, кроме того, откуда вас забрали. То, что можно испить только в миг, когда вы впервые подняли чашу.

Все задумались, даже остальные Основатели не высказали идей.

– И что это может быть? – поторопил Драко, вовсе не желавший снова играть в викторины с древними волшебниками, которые явно были изощренными в своих выдумках.

Но вместо Кандиды ответила Гермиона:

– То, что можем дать только мы и только в том времени, – она начинала понимать и, как обычно с ней случалось в такие моменты, говорить сумбурно и вдохновлено. – Например, наши слезы… Слезы счастья от того, что мы вернулись домой.

Все с восхищением и недоверием смотрели то на нее, то на Кандиду, которая, наконец, впервые почти улыбнулась за сегодняшний день. Ее уголок губ едва дернулся. Она прикрыла глаза и с почтением кивнула в сторону Гермионы.

– Теперь я жалею лишь о том, что ты не учишься на Когтевране, – Кандида признала в ней ту, что с подсказкой смогла разгадать ее загадку.

Гермиона вспыхнула от смущения (все по-прежнему не сводили с нее глаз) и призналась:

– Шляпа предлагала мне выбор между Гриффиндором и Когтевраном.

– И я одобряю твой выбор! – поднял за нее рог с гномьим элем Годрик.

– Ну же. Обратись к чаше, – подтолкнула ее Пенелопа.

Драко подошел к Гермионе и тоже прикоснулся к артефакту. Гермиона подумала о том, как будет рыдать в три ручья после всего пережитого, едва упадет на привычную покошенную траву квиддичного поля. И тут же искренне пожелала разделить эту радость с Драко, ведь прочих счастливых мгновений им уже не придется делить в своем веке. Или, может, однажды…

Стоило ей уронить первую слезу, как чаша задвоилась. Теперь у каждого осталось в руке по кубку. Едва они поняли, что вот-вот произойдет, как их завертело в пространстве и, очевидно, времени. Драко не успел ухватиться за Гермиону. Каждый остался наедине со своей чашей, порталом и маленькой, никому незаметной победой. Драко приземлился прямо в коридоре, где не по своей воле оставил дежурство. Чаши не было и в помине. Гермиона упала на четвереньки на траву. Она шарила по ней, не веря тому, что прямо поверх травинок была нанесена белая разметка.

– Гермиона, ты что-то потеряла? – ее окликнул девчачий голос, который она бы ни за что ни с чьим другим не перепутала.

– Джинни! – обернулась к ней заплаканная и взъерошенная Гермиона.

– О Мерлин! – воскликнула та. – Кто тебя довел? Это Рон? Ну, я ему устрою взбучку!

Не слушая ее обещания поквитаться с братом, Гермиона подбежала, чмокнула ее в щеку и побежала дальше. Она летела со всех ног, сама не зная, верно ли бежит. Но он несся ей навстречу. Они метались по замку в поисках друг друга, натыкаясь на младшекурсников, игнорируя зов преподавателей, врезаясь в учеников и ничего им не объясняя. И они нашли друг друга во дворе школы. Как раз на большой перемене студенты высыпали на воздух и сновали между Драко и Гермионой, которые стояли в десяти шагах друг от друга и смотрели. Они только и делали, что смотрели, а потом, как ни в чем не бывало, разошлись. Ни один из них ничего не сказал. У них не осталось ни слов, ни поцелуев. Они все потратили в далеком прошлом.

Эпилог.

Рождественская вечеринка Слизнорта еще не закончилась, но Гермиона сбежала от Маклаггена, пообещав себе больше не соглашаться ни на одно его приглашение, даже дружеское. Настроение совсем испортилось, когда Кормак полез к ней, зажав в алькове. Она вспомнила то, что поклялась не вспоминать, но было поздно. Неуклюжий поцелуй с Маклаггеном по ощущениям походил на измену, хотя Гермиона ни с кем не встречалась. Она сбежала и от невоспитанного кавалера, и от чувства тоски и предательства. Гермиона сняла туфли, которые ей натерли огромные водянки, и теперь шлепала по ковру в коридоре Хогвартса. Гермиона не успела отскочить, как сквозь нее прошел леденящий душу ужас и прямо перед лицом возник призрак Кровавого Барона. Она побелела и отступила на несколько шагов. Но холод все еще сковывал ее язык, потому даже взявшись за палочку, она не смогла произнести отпугивающее духов заклинание.

– Я ждал, – провыл Кровавый Барон. – Я ждал, когда смогу это сказать, – он подлетел и просунул ей руку в грудь насквозь. – Ты все испортила. Я ждал тысячу лет, чтобы сказать, что ты все испортила! Я знаю ваш маленький секрет…

– А мы знаем твой, – уверенно произнес Малфой за спиной Гермионы. – Ганелон.

Услышав истинное имя, призрак взвыл, загремел цепями и растворился в воздухе. Имя сработало лучше любого заклинания.

– Испугалась? – участливо спросил Драко.

– Спасибо, – обернувшись через плечо, Гермиона глядела на него, будто он тоже привиделся ей и, если моргнуть, исчезнет.

Они снова не находили слов, но Драко решился попробовать: