Утро стояло солнечное. Лучи слишком теплые для поздней осени делали только хуже. Драко и Гермиону тошнило по очереди. Он даже галантно придерживал ей волосы, пока она не смогла собраться и заплести косу. В ушах звенело, переводить взгляд давалось с болью. Как назло, все лавки были закрыты, чтобы купить мед, рассол или молоко, в которое Гермиона мечтала растолочь древесный уголь и таким коктейлем побыстрее опорожнить желудок. О том, где найти волшебные снадобья от похмелья речи и не шло. Гермиона умылась колодезной водой и отвернулась, чтобы высморкаться. Драко присмотрелся к ее платью – ниже бедер он разглядел запекшиеся пятна крови.

– А, о… Грейнджер, – осторожно позвал он. – Ты помнишь, что было вчера?

Она все еще прочищала нос.

– Не знаю, – гнусаво ответила она. – Смутно. Нет.

– Плохо. Ясно. Вообще, там у тебя, – он повертел указательным пальцем в сторону ее подола.

– Что? Что такое? – она испугалась его растерянного вида.

– Как сказать, – начал он. – Порядочные люди после такого женятся…

Гермиона потянула ткань на себя, торопливо обернулась и ахнула.

– …но я сегодня очень беспорядочный, – закончил Драко и побледнел больше обычного. – Хоть что-нибудь помнишь? Ты же меньше пила.

Оставив его без ответа, она убежала в Толлброк и вернулась через слишком долгие минуты, за которые Драко успел себе нафантазировать все самое худшее и самое лучшее одновременно. Она выскочила из дома в одной камизе, укутавшись в алый плащ, и теребила в руках верхнее платье.

– Все в порядке, – успокоила она. – Мне просто нужно постирать вещи и самой помыться. У меня просто…

– Я понял, – он действительно понял, но проще ему не стало. – Ты как? Можешь идти? Тебе нужно что-то?

Она прыснула, но мгновенно скривила лицо от мигрени.

– Малфой, месячные – не болезнь. Просто вместе с похмельем как-то совсем плохо.

– Ясно, – Драко испугался слова «месячные». – Пойду, погуляю, постараюсь найти нам завтрак. А ты сиди здесь, да, – он пятился назад, и споткнулся о ведро. – Тебе набрать воды?

– Иди уже, – отмахнулась Гермиона, посмеиваясь через спазмы над его неуклюжей заботой.

Рынок понемногу оживал, чего не скажешь о Драко. Солнце слепило, живот скручивали позывы. Но он собрался и пошел на поиски, как и обещал. Правда заключалась в том, что хоть его все и называли папенькиным сынком, пуповина от него тянулась к его матери. Все женское для него оставалось под завесой тайны, но то, что в такие дни, как сейчас у Гермионы, Нарцисса мучается, как при смерти, он знал. О том, что есть специальное зелье – тоже знал. Сейчас он заботился не столько о Гермионе, сколько о маме, которая теперь в далеком будущем останется без его поддержки, а если он не вернется – то и без Люциуса. Их дом навсегда займет Темный Лорд, а Нарциссе останется скитаться приживалкой у сестры или у друзей, если такие еще остались. Так что, идя к травнице, единственной в округе, Драко заглаживал вину перед совестью и покупал хоть какой-то покой.

– Простите, у вас есть что-то, чтобы девушка… – он не знал, как это называлось в Средние века, а прямо описывать ему было стыдно.

Да и говорить приходилось на смеси гаэльского и староанглийского. Он едва изъяснялся и едва понимал. Косматая продавщица хихикнула и юркнула под прилавок, покопавшись, достала оттуда корешок и заговорщицки сказала:

– Растолочь и заварить.

– Отлично, это от боли? – по слогам спросил он.

– Нет, – помахала она, повышая тон, словно, это помогало лучшее ее понимать. – Боль будет. Боль. Но ребенка не будет.

Она продолжала орать и махать руками.

– Нет! Нет, вы не поняли, – он набрался духа. – Кровь у женщины раз в месяц.

Драко показал «один» указательным пальцем зачем-то. Она разочарованно забрала корень обратно. Такую сплетню упустила. Но теперь из-под прилавка продавщица выудила глиняный горшочек, накрытый марлей.

– Воду, – она вертела горшок. – И пить.

– Благодарю, – Драко так и не понял, почему они общаются, будто оба глухи на одно ухо.

Он протянул ей монету. Она в подарок дала ему смотанный хлопковый бинт. С этими трофеями Драко вернулся к Гермионе. Она сидела на лавке у Толлброка не одна. Парень в таком же слизеринском плаще, как и сам Драко, все же отличался от него прочей одеждой, потому что большую ее часть не было видно под кольчугой. Драко даже не сразу заметил его коня, привязанного за домом.

– О, Драко, наконец! – Гермиона назвала его по имени и вскочила, кутаясь в плащ.

Она была такой же пунцовой, как и ее одеяние. Очевидно, рыцарь застал ее за стиркой платья. «Что ж, теперь нам обоим одинаково неловко, – нашел плюс Драко».

– Это то, что ты не просила, – он протянул ей горшок и бинт, отчего та вспыхнула еще больше и спрятала все в сумку подальше от глаз незнакомца.

Парень поднял лицо. На вид его ровесник, но он казался Драко очень знакомым. Что-то неуловимо привычное читалось в его образе. Драко даже подумал, что встретил очередного родственника.

– Меня зовут Ганелон дю Шен, – произнес он, вставая.

И тогда Драко узнал не по годам скрипучий голос, и его интонацию, и тяжелый взгляд светлых глаз под нахмуренными бровями. Он даже раскрыл рот, задохнувшись от осознания, кого повстречал, и взглянул на Гермиону. Но, очевидно, она слизеринца не признала. Драко подавил очередной рвотный позыв, рвущийся вместе с прозвищем, и только произнес:

– Рад познакомиться. Малфой, Драко.

– Твоя спутница сказала, – Ганелон говорил тягуче, вязко, словно удав закручивается на очередной оборот вокруг шеи. – Сказала, вы нашли чашу.

– Нашли, – Драко осторожничал, зная, какой опасный человек перед ним.

– Дозволишь взглянуть?

Идея пугала, но Драко кивнул Гермионе, и она выудила чашу из своей сумки. Ганелон с почтением принял кубок и, повертев в руках, подтвердил:

– Чаша подлинная.

– Прекрасно, но не подскажешь, что с ней делать? – встряла Гермиона.

Ганелон улыбнулся – и хотя был красив, бесспорной аристократической красотой тех лет, когда всякая его грубая выдающаяся черта считалась эталоном, жесты Ганелона пугали. И улыбка пугала.

– Подожди, гриффиндорская девушка. Ты по наивности полагаешь, что сама Кандида придумала такую загадку, которую можно разгадать с бодуна? – он говорил и скалился, не смеялся. – Но ты погрустнела зря. Я подскажу.

Гермиона благодарно кивнула, но Драко не дал ей порадоваться:

– Просто так подскажешь, Ганелон?

– Ну, хочешь тебе наушничаю, если с нею делиться не намерен, – он выглядел довольным, стравливая им.

– Говори при обоих, – настоял Драко.

Пусть его совет и даст ему фору, но Ганелону он верил еще меньше, чем Гермионе. А теперь и чаша у него в руках настораживала не на шутку.

– Как скажешь, – пожал плечами тот. – Понять Кандиду, невозможно, если только не уподобиться ей. Это сложно – ум леди покорил даже нашего Салазара, – он усмехнулся, глядя на Драко. – Но есть особый венец…

– Диадема Когтевран! – воскликнула Гермиона, а когда оба парня перевели на нее взгляд, сильнее закуталась в плащ, и уже сбивчивее объяснилась. – Я читала в «Истории Хогвартса».

– Наверно, – Ганелон понятия не имел, что такое «История Хогвартса», – Диадема не сделает вас столь же гениальной, как сама леди Кандида, но хоть какие-то шансы понять ход ее мысли, думаю, даст.

– То есть, чтобы сработала чаша, нужно найти диадему? – простонал Драко.

– Искать ее не нужно. Я знаю, где она, – произнес Ганелон. – У Елены. У дочери Кандиды. Она похитила ее три дня назад, когда поняла, что ее матушка, наконец, рассталась со своим сокровищем ради вашего соревнования. Скажем так, у нее на это все свои планы, но, какими бы они ни были, ни леди Кандида, ни я с ними не согласны.

– И что ты хочешь от нас? Зачем ты нам помогаешь? – не успокаивался Драко.

– Та, кого я разыскиваю, теперь путешествует с тем, что разыскиваете, вы, – он с интересом разглядывал чашу, и изредка переводил взгляды на ребят. – Можем помочь друг другу.

Драко смотрел на него с нескрываемым подозрением.

– Мне не нужна ни чаша, ни диадема. Мне нужна леди Елена и только, – спокойно заверил он.

Тогда Драко поджал губы и кивнул.

– Ладно. Нам пригодится спутник в доспехах, который явно знает, с чего начать поиски. Тогда могу попросить чашу обратно? – он протянул руку.

Ганелон снова улыбнулся в той манере, которая Драко отнюдь не нравилась. В его длинных, но мозолистых пальцах тонкая ножка кубка смотрелась уместно – он считал так же, и потому сказал:

– Думаю, ее приманит чаша.

– Зачем дочери Кандиды чаша? – уточнила Гермиона.

– Очевидно, она вписывается в ее планы, с которыми я не согласен.

– Но мы будем идти все вместе, – напомнил Драко. – Я бы хотел, чтобы она хранилась у меня.

Ганелон медлил. Все всё поняли.

– Я не хочу вредить тебе…

– Тогда отдай чашу.

– Я обещал Брутусу, Драко. Но Елена для меня важнее.

– В чем проблема?..

Пока они спорили, Гермиона вытащила палочку и послала в Ганелона Экспелиармус. Но заклятие отскочило от его кольчуги, а сам Ганелон пнул Драко сапогом в грудь, обезоружил Гермиону и вскочил на коня. Палочка Гермионы улетела в кусты, и она бросилась ее искать. Тем временем, Ганелон стремительно удалялся. Драко, которого после удара в живот, снова мутило, поднялся и, шатаясь, выбежал на дорогу. Он отправлял обездвиживающие заклинания, одно за другим, но в его состоянии и с той прытью, с которой конь уносил Ганелона, все они летели мимо. Наконец, сам Ганелон развернулся и что-то выкрикнул. Темно-синий луч ударил в Драко, и тот отлетел на несколько шагов, проехав еще несколько на спине.

– Малфой! – Гермиона добежала до него с палочкой, когда Ганелона и след простыл. – Ты цел?

Постанывая от всевозможной боли, свалившейся на него сегодня утром, Драко поднялся.

– Я-то цел. Но, кажется, нам теперь искать и диадему, и чашу. Первую похитила одна из самых умных девчонок своего времени, – бушевал он, пыхтя от злости. – Вторую – психопат, который очень скоро ее убьет!

– О чем ты говоришь? – Гермиона потянулась к его лбу, чтобы проверить, не приложился ли он головой.

– Ты что не поняла, кто это был? – вскинулся Драко.

– Нет, но он украл и мое платье, – сказала она, чуть не плача.

– Это же сам… Стой, а на кой черт ему твое платье? – Драко осекся и оглядел Гермиону, которая так и стояла в нижнем белье и плаще.

– Я не успела постирать его. На нем моя кровь. Видимо, чтобы найти нас, – уже сквозь слезы лепетала она.

Драко пнул ветку под ногами.

– Он все спланировал! Как ты вообще могла отдать ему чашу?

Гермиона растерянно смотрела, как Драко возвращается во двор Толлброка и мечется в поисках того ценного для них, что осталось. Она виновато объяснялась:

– Но ты же сам велел…

– Да почему ты слушаешься тогда, когда слушаться не надо?!

Гермиона плакала, уже понимая фатальность их ошибки. Они оба могут не вернуться, если некий план Елены, с которым Ганелон не согласен, воплотится. Страницы «Истории Хогвартса» промелькнули в ее памяти. Гермиона все осознала и все вспомнила. Она задала риторический вопрос, ответ на который уже не требовался, но ей очень хотелось услышать все, что угодно, кроме правды:

– Малфой, кто это был?

Он смотрел на нее и тоже все понимал. Ему тоже не нравилась правда.

– Кровавый Барон. Нас надул Кровавый Барон.

P.S. от автора: «Давай, пошути мне тут про месячные и Кровавого Барона».

Глава V о самом светлом и самом темном.