Драма на трех страницах (страница 24)

Страница 24

– Меня вообще слышат или нет? – Крик разносится по всему помещению, шелестит среди одинаковых стопок бумаг, проносится над головами с одинаковыми стрижками.

Девушка и поправляет выбившуюся ярко-красную прядь волос.

– К кому я могу обратиться?

Мимо проходит миловидная работница и с голливудской улыбкой радостно сообщает:

– Если у вас появились проблемы, наша служба поддержки всегда будет рада помочь. Обратитесь к любому работнику и разъясните свою проблему.

– Я уже обратилась, но меня не-слы-шат! – по слогам рубит девушка.

– Повторите ваш вопрос, пожалуйста, – мягко отвечает работница, сверкая белоснежными зубами.

Верса устало выдыхает и оглядывает девушку напротив с ног до головы. Тот же гладкий русый пучок, те же безжизненные серые глаза, та же серая безликая форма.

Поправив ворот чёрной рубашки, она всё же произносит:

– Идэм3, можешь, пожалуйста…

– Спасибо, что обратились. Мы рассмотрим ваш вопрос в ближайшее время, – перебивает Идэм и уходит с застывшей кривоватой улыбкой.

Классика. Как и всегда.

Взлохматив короткие волосы, Верса вновь возвращается к старому собеседнику.

– Я…

– Вы не сдали главный…

– Да чёрт тебя дери!

Девушка стукнула кулаком по столу. Реакции не последовало.

– Вы больной? Может быть, вам помощь нужна? – спросила она, глядя в пустые глаза работника.

– Вы не сдали… В-вы… Сд-д-д-д-д…

Раздаётся треск, и из затылка мужчины начинает идти дымок. Изящным пальчиком девушка наклоняет его голову, и она с металлическим скрежетом сваливается прямо ему на колени. Из шеи торчат искрящиеся провода. Бледно-голубые голограммы наручников на запястьях исчезают.

– Ещё один. – Девушка с завидным спокойствием и цинизмом переворачивает голову и заглядывает в потухшие прорези глаз.

– Рест ин пис, май диар френд4.

Справа от неё сидит точно такой же мужчина, точно так же он покачивает головой, громко клацая кнопками клавиатуры.

Вдруг его глаза загораются. Мужчина распрямляется, поворачивает голову. На лице расцветает улыбка. Он поднимает свои руки и заворожённо их рассматривает.

Цепи на них начинают мерцать красным.

Мужчина показывает девушке руки, и только тогда она замечает, что из давно уже засохших глаз текут слёзы.

– Либерто… моё имя ли…

Наручники сжимаются сильнее. Мужчина зажмуривается и съёживается от боли.

– Моё… и-м…

Мужчина отчаянно хватается за голову.

Верса бросается к нему, до побелевших костяшек сжимает края стола.

– Либерто5? Даже ты…

Мужчина перестаёт дрожать.

Спустя пару секунд цепи вновь начинают светить привычным бледно-голубым. Когда несчастный открывает глаза, они вновь оказываются равнодушно-стеклянными.

Переведя взгляд на девушку, механическим голосом он гудит:

– Моё имя Идэм. Вы не сдали главный квартальный отчёт…

Анна Гройсс. ТАЙНА

Никогда бы он не стал заниматься такой ерундой, если бы не рыжая Лидка – долговязая, с выпирающими коленками, на целых два года старше и на голову выше. Смотрит сверху вниз и ехидно улыбается. Подумаешь – в третьем классе учится! Хочется подойти и как дать ей! Но нельзя: девчонка. Да и потом – ей врежешь, а она – в ответ.

– Давай, салага, показывай! Чего там у тебя…

Паша присел на корточки и ладошками расчистил песок.

В неглубокой ямке сверкнуло стеклышко, из-под которого просвечивал конфетный фантик.

– Это, по-твоему, секретик? – засмеялась Лидка.

Веснушки на ее лице разбежались по щекам. Паша угрюмо смотрел на них, и ему казалось, что они вот-вот посыплются с ее кожи. Захотелось даже подставить ладошки.

– Хи-хи, – подобострастно захихикала свита – две девчонки помладше Лидки, но старше Паши, и один мальчик – он еще в среднюю группу ходил, – мелкота.

Лидка встала и, как цапля, на длиннющих тонких ногах, с деловым видом пошла вперед, мелькая расцарапанными локтями. Банты на рыжих косах прыгали вниз-вверх. Следом тронулись Лидкины приспешники. Носком сандалии Паша разворошил секретик, втоптал в песок конфетную обертку и стекло, и поплелся за ними.

Лидка подвела их к огромному валуну, лежащему на самой границе детской площадки, опустилась на коленки и начала рыть сразу двумя руками. Песок был плотный, с камушками.

Столпившаяся свита с почтительным вниманием наблюдала за действиями предводительницы. Паша, притащившийся позже всех, втиснулся в круг зрителей, растолкав девчонок, – те неохотно, но молча раздвинулись. Затаив дыхание, он стал ждать.

Наконец кое-где в песке, словно драгоценные клады, открылись, засверкав на солнце, цветные стекла. И когда Лидка их полностью расчистила, все прямо рты пооткрывали!

Под первым, бледно-зеленым стёклышком, на голубом лоскуте ткани лежала большая перламутровая раковина.

Вторым секретиком, прикрытым бутылочным осколком редкого желтоватого цвета, оказалась гроздь белой сирени на синей фольге.

А под третьим, прозрачным, хохотал во весь рот Микки-Маус, нарисованный на обертке от жвачки.

Все замерли в изумлении, любуясь на чудо, а детсадовец сказал:

– Ого!

Лидка поднялась с коленок, отряхнула ладошки и снисходительно, взрослым голосом, произнесла:

– Учитесь, пока я добрая.

Паша хмуро поглядел на неё и ничего не ответил. Развернулся и пошёл домой.

До поздней ночи, ворочаясь в кровати под громкое кваканье лягушек, обитавших за домом в глубокой луже, не пересыхающей даже в самую страшную жару, он все ломал голову, что бы придумать такого необычного, чтобы поразить их всех, и прежде всего, конечно, Лидку, и его вдруг осенило.

Утром, позавтракав, он взял сачок для ловли бабочек и вышел из дому. Лягушек в луже было видимо-невидимо, но стоило ему подойти, как они брызнули в разные стороны. Паша застыл как заправский охотник, выискивая цель. Вскоре она обнаружилась – неподалёку, укрывшаяся за травяным кустиком.

Он тихонько приподнял сачок и резко опустил, заарканив добычу. Лягушка попалась мелкая – как раз то, что надо. Раздувшись, она громко квакнула, отчаянно задергалась, но он накрыл ее ладонью, а сеть внизу надежно закрутил. И положил трофей в карман.

С местом Паша уже определился. Он спрячет секретик в корнях старой сосны, на песчаном пригорке.

Взобравшись на холм, он с предосторожностями извлек добычу из сачка. Та уже не вырывалась, только слегка двигала лапками, однако, почувствовав волю или, быть может, новые, не предвещающие для нее ничего хорошего обстоятельства, заметалась, пытаясь выпрыгнуть из его руки, и Паша сжал её покрепче. Лягушка притихла и вовсе перестала шевелиться.

Он посадил пленницу в ямку на серебряную фольгу от шоколадки, полил водой из лужи и положил ей немного травки, а сверху аккуратно прикрыл выпуклым прозрачным осколком.

– Посиди тут немножко, – прошептал он, наклонившись над неподвижной лягушкой. – Ладно?

Устроив ее таким образом, он удалился, присыпав секретик песком.

Все! Дело сделано. Теперь его первенство неоспоримо! Никто до него не додумался поместить под стекло, как в зоопарке или в аквариуме, настоящую живую лягушку.

Остаток дня Паша болтался около Лидкиного дома, предвкушая триумф. Съел мороженое, покачался на качелях, повздорил с мальчишкой из соседнего двора. Он ждал Лидку, но она так и не появилась. Зато на следующее утро увидел ее сразу, как только вышел на улицу.

– Пойдем, что покажу! – не поздоровавшись, чтобы не тратить время на лишние церемонии, сказал Паша.

– Что, новый секретик? – усмехнулась Лидка. – Ну-ну.

– Обалдеешь, – уверенно произнес он. – Спорим, ты никогда такого раньше не видела?

С видом победителя, не оглядываясь, Паша двинулся вперед, а она пошла за ним. По пути Лидка пыталась выспросить, что же он такого собирается показать, но Паша помалкивал и только загадочно хмыкал.

Когда они присели под сосной, ее глаза горели любопытством. Не зря это называлось у них секретиком! Тайна, значит.

Не отрывая взора от Лидкиного лица, Паша нащупал правой рукой развилку между корнями и медленно пальцами расчистил песок.

Несколько секунд Лидка напряженно смотрела вниз. Затем её брови поползли к переносице, а лицо сморщилось.

– Зачем?! – крикнула она и толкнула его в плечо.

Паша упал на спину, а Лидка вскочила и, сверкая подошвами сандалий, убежала.

Она убежала, а он все смотрел ей вслед, потом перевел взгляд на секретик. Лягушка под стеклом потемнела и скукожилась, напоминая мокрый грязный обрывок тряпки. Паша прислонился к стволу сосны и горько заплакал.

Ночью Паша опять не спал и все думал, пытаясь взять в толк, как же так получилось, что лягушка, недавно трепетавшая в его ладони, полная той неведомой силы, что называется жизнью, стала вдруг иной, не похожей на себя? Что ушло из неё? Почему одно стало другим?

На следующее утро он пришел и, раскопав песок, осторожно убрал стекло. Лягушка была склизкой и неприятной на ощупь. Он бережно завернул её в фольгу и похоронил в песке.

Ольга Кузьмина. ВЫЙДИ КО МНЕ

– Выйди ко мне, малыш.

– Не выйду!

– Обещаю, на этот раз всё будет хорошо.

– Ты всегда обещаешь, а у меня теперь шрамы на спине. И с лестницы я из-за тебя упала. Хватит! За мной ухаживать некому, сам знаешь.

– Я ведь тебе еду приносил.

– Ну, спасибо, не дал сдохнуть от голода!

– Ты пойми, я не виноват…

– Конечно, вали всё на инстинкт! На природу, мать её!

– Малыш, просто посмотри на меня. Просто посмотри!

Пушистый персидский кот ложится на бок, приоткрыв рот, смотрит с тоской и надеждой в угол захламлённого чердака.

Из норы выглядывает белая крыса. Принюхивается, подслеповато щурясь.

– Что с тобой? Кто это сделал?!

– Я сам. Знаешь, никогда не думал, что у котов настолько прочные зубы! Я битый час грыз ножку ванны, пока сломал клыки.

– Как же ты теперь?

– Ничего, проживу. Консервы жевать не надо. Выйдешь ко мне?

– Не знаю… Шрамы ты мне когтями оставил.

– Нет больше когтей. – Кот вытягивает лапы. – Я хозяевам новый диван разодрал, так они ветеринара вызвали. Вот, полюбуйся на маникюр.

– Бедный ты мой… – Крыса выходит из норы. – Всё ещё любишь?

– Я тебя всегда любить буду, даже если…

– Молчи! А то опять что-нибудь ляпнешь. «Даже смерть не разлучит нас!» Хоть бы раз подумал, прежде чем языком молоть!

– Кто же знал, что меня услышат. Знать бы ещё, кто именно?

– Какая разница. У всех богов отвратительное чувство юмора.

Они сидят рядом. Смотрят в разные стороны, подёргивая усами.

– Я ухожу отсюда.

– Куда? Зачем?!

– Не вскакивай, а то убегу! Я устала оглядываться и вздрагивать. И знаешь, крысы живут два года. Ну, три или четыре, если очень повезёт. Не хочу, чтобы ты меня дряхлой видел. И невест твоих видеть не хочу!

– Каких невест?!

– Не ври, думаешь я не знаю про рыжую лахудру, которую тебе вчера привозили! Кобель породистый!

– Не кобель, а котяра.

– Я фигурально выражаюсь.

Они снова молчат.

– Ну хочешь, я буду по ночам орать и углы метить? Тогда они мне не только когти отрежут.

– Идиот персидский! Даже думать о таком не смей. Тебе ещё жить и жить. А вдруг я в следующий раз кошкой стану? Мы ведь встретимся, к гадалке не ходи. «Даже смерть не разлучит…» За что мне это? За что, боги?!

– Я тебе сыр принёс.

Крыса берёт в зубы кусок пошехонского сыра и семенит в угол, что-то невнятно ворча. Кот искоса следит за волочащимся по доскам розовым хвостом, и когда голова крысы скрывается в норе, прыгает. Стукается лбом о стену, крысиный хвост выскальзывает из-под лапы. Из норы доносится возмущённый вопль:

– Я так и знала!

[3] От лат. «idem» – «тот же самый».
[4] От анг. «Rest in peace, my dear friend» – «Покойся с миром, мой дорогой друг».
[5] От лат. «libertas» – «свобода».