Его лицо пошло судорогами, принялось распадаться на пиксели, как картинка в сбившейся программе.

Я дернулась, обнаружив себя в своей постели, села, все еще тяжело дыша. Волосы на затылке слиплись от пота, пот тек по лбу. Простыня оказалась влажной от ночной сорочки, которую тоже можно было выжимать.

В окно уже проникли первые утренние лучи, день вдруг начинался на удивление светлый, это сразу успокоило.

Промокнув рукавом ночнушки капли пота с лица и волос, я подошла к окну. Раздвинула занавески, приглашая в комнату безмятежное утро. Даже сквозь стекло было слышно, как звонко надрываются птицы, радуясь теплому и солнечному осеннему дню.

Тебе просто приснился кошмар, Алена. А ты не поняла сразу, так как никогда раньше не видела никаких снов. Просто кошмар. Но… почему, даже спустя столько лет, даже исчезнув, она продолжает преследовать меня?

Эта проклятая лиса.

Глава 5. Мартын Лисогон

Почему-то все судьбоносные, в особенности, неприятные события происходят в октябре. Словно настойчиво пытаются испортить мне любимое время года.

Я заметила её в «Лаки» во время, столь же темное, как и сейчас. Девочку с глазами янтарными, мерцающими в полутьме непроницаемо желтыми радужками хищника, с рыжими прядями немытых волос, густых и волнистых. Они рассыпались языками огня по растянутой облинялой футболке. На бледном лице – точеный носик, такой же острый – масло резать – подбородок, ввалившиеся щеки.

Она выглядела измученной и оборванной, словно бежала из какого-то кошмара. Затравленно и часто бросала настороженные взгляды на вход в бар: ждала того, кого очень боялась.

– Это кто? – я, не поздоровавшись, кивнула на нее Эшеру. – Надеюсь, что коктейль, который стоит перед ней, безалкогольный?

– За кого ты меня принимаешь? – оскорбился бармен. – Не поверишь, но я смотрел паспорт. Ей неделю назад исполнилось восемнадцать. Выпивку ей заказал один из посетителей.

– Ух ты, – поразилась я. – А на вид – не больше двенадцати. Так кто она?

– С чего тебе интересоваться? – удивился Эшер. – Знаешь ли, что происходит в «Лаки», остается в стенах «Лаки». Ты же сама любишь наше заведение именно за это.

– Я бы могла вытащить удостоверение и ткнуть тебя в него носом…

– Но ты ничего подобного не сделаешь,– закончил он с самодовольной ухмылкой. – Иначе это убежище для тебя никогда больше не будет прежним. Твое удостоверение я уже видел, а она погреется и уйдет. Жалко что ли?

Ну, честно говоря, он, безусловно, прав.

– Не жалко, – кивнула я.

И отгородилась ладонью от бокала, который Эшер успел соорудить, пока я допрашивала его по всей строгости закона.

– Я за рулем сегодня, – покачала головой. – Только кофе. Покрепче. Можно в турке на песке. Нет, знаешь… Давай-ка лучше тыквенный латте… И…

Что-то не давало покоя. Я словно физически ощущала сгущающуюся за моей спиной тьму. Чувствовала ли незримую судьбоносную развилку жизненных путей? Совру, если скажу, что чувствовала. Тогда мне просто стало неуютно. Тревога билась в макушке, словно кто-то стоял за спиной и ритмично давал мягкие подзатыльники.

Я оглядела зал, насколько смогла в полумраке. Осень собрала в этот вечер в «Лаки» полтора десятка человек, занявших все свободные места. Женщин среди них не было, этим и объяснялся одинокий коктейль на столе перед рыжей девчонкой. Никто не догадался заказать ей еды. Мужики, что с них взять…

Но какое мне дело? Раз она совершеннолетняя, в мою зону ответственности не входит. И с чего я решила, что ей нужна моя жалость, хотя бы в виде подачки – тарелки супа, фигурально выражаясь? Только… Я такие вещи издалека чую: она в беде.

В большой беде.

Словно в ответ на мои мысли тревожно потянуло сквозняком. На пороге стоял мужчина в камуфляжной куртке. Из тех, от которых даже издалека веет приключениями и риском. И… опасностью. Он вошел и, никуда не спеша, медленно осматривал сконцентрированное пространство бара. Сканировал, моментально отмечая все, на что падал его сосредоточенный взгляд. Широкие плечи чуть наклонились вперед.

Прохладный воздух врывался из-за его спины в зал, где за секунду до этого было тепло и уютно, внося аромат осеннего дождя и сырости, и то тут, то там раздавались недовольные голоса. Но он не обращал на них никакого внимания.

Просто стоял на пороге и осматривался, пока его взгляд не остановился на оборванной рыжей девочке, притаившейся в темном углу. Тогда мужчина шагнул внутрь, вызывая легкий трепет в воздухе. Молчавшая до этого момента массивная дверь за его спиной жалобно взвизгнула. А недовольные сквозняком еще минуту назад посетители вдруг все как один потупили глаза, стараясь не смотреть на искателя приключений.

Он остановился напротив рыжей оборванки. Мигнул настенный плафон, на мгновение сделавшийся невыносимо ярким и освещая ее лицо. Всего на мгновение, но этого оказалось достаточно.

Странный посетитель удовлетворенно хмыкнул. И – честное слово – я точно увидела, как волосы на голове у рыжей зашевелились, словно осенние листья под порывом ветра. Она сжалась, тщетно прячась за бокалом недопитого желтого, как и ее глаза, коктейля.

– Пойдем со мной, – голос низкий и уверенный.

Он говорил тихо, но я все понимала даже издалека.

Девочка выставила вперед ладони, защищаясь.

– Нет, – затравленно прошептала она.

– Хватит! Это уже не игра. Ты же не хочешь, чтобы все случилось тут? Или чтобы я сказал всем им…

Он обвел глазами зал, старательно делающий вид, будто ничего не происходит.

– Сказал всем им, кто ты такая…

Девочка отчаянно завертела головой, вжимаясь в спинку кресла.

– Черт, – я повернулась к Эшеру. – Какого лешего ты молчишь? Что здесь такое творится?

Он как ни в чем не бывало протирал и так безупречно кристальный пузатый бокал. И молчал.

– Эшер, ну? Они все тут трусы, которые ни за что не вмешаются в чужую трагедию. Но ты-то?

Я не считала на самом деле, что свидетели происшествия трусы, прекрасно понимая: вмешиваться в личные дела в наши дни – себе дороже. Из добрых намерений можешь наскрести большие неприятности на свой хребет. Возможно, это ее отец. Или брат. Я не знаю, кто он ей, но от девочки исходили такие волны страха… Нечеловеческие… Будто над ней нависал сейчас сам дьявол.

– Это Мартын Лисогон, – наконец произнес Эшер. – Он всегда знает, что делает. Нас его дела не касаются. Поверь мне на слово, не стоит вмешиваться.

Главное, досчитать до десяти. Медленно, с растяжкой. За это время можно сделать какие-то выводы. Тогда, десять лет назад, я думала в полной самоуверенности, что счета до десяти мне хватает для принятия правильного решения.

… Десять.

– Что ж, я сама решу, стоит или нет.

Я поднялась и направилась к пугающей парочке. По мере моего движения вокруг словно образовывался напряженный вакуум.

Тронула за камуфляжное плечо:

– Она не хочет идти с тобой, неужели непонятно? Оставь ее…

Мужик обернулся. Лицо оказалось гораздо моложе, чем общий образ, который я разглядела издалека. Из-под спортивной темной шапки хмурились серые глаза. Незнакомец не производил впечатления кого-то опасного. Вполне себе среднестатистический, даже симпатичный парень лет двадцати пяти, мой ровесник. Высокий, худой, нос прямой, скулы очерчены.

Меньше секунды он проявлял ко мне интерес, затем опять отвернулся.

– Ты и дальше собираешься привлекать внимание? – он обращался исключительно к девочке, словно я не стояла за его спиной.

– Эй, – я вытащила из кармана спасительные корочки. – Я – инспектор полиции. Что тут происходит?

Он опять обернулся, скользнул по удостоверению мимолетным взглядом.

– Инспекция по делам несовершеннолетних? – ухмыльнулся.

Черт, заметил.

– Здесь нет ваших подопечных… Все, вроде, совершеннолетние. Вы кто, лейтенант?

– Младший, – буркнула я. – С вашей феноменальной наблюдательностью могли бы заметить. Как и то, что пока я одна, но могу вызвать наряд, верно? Веселье закончено… Мартын Лисогон, так вас, кажется…

– О, мы знакомы? Не припоминаю…

Взгляд его – стальная броня, но голос насмешливый.

Атмосфера из-за нашей бестолковой болтовни вдруг разрядилась. Посетители еще прислушивались к происходящему, но уже больше с изрядной долей любопытства, чем тревоги. Какой-то непонятный мистический ужас растаял.

Теперь все это выглядело и в самом деле недоразумением, какой-то не очень смешной шуткой. Подвыпивший мужик решил снять девочку в баре, добропорядочная тетка вмешалась. Половина зала делала ставки на мужика, половина болела за тетку. В осенний слякотный вечер вполне себе развлечение.

Наглый Лисогон опять отвернулся, потеряв ко мне всякий интерес, впрочем, он и до этого его не сильно-то испытывал, наклонился над столом, упершись в него двумя руками.

Совсем близко придвинулся к девчонке, навис над ней:

– Если я скажу им, кто ты такая, знаешь, что тебя ждет? – зашевелил губами у самого ее уха. – Знаешь же…

Она метнула в меня жалобный, полный надежды взгляд.

– Девочка останется со мной, – твердо сказала я. – А ты, если не хочешь попасть за решетку за домогательства, сейчас же развернешься и на «раз-два, левой» замаршируешь прочь отсюда.

– Ты берешь на себя все последствия своего решения? – вдруг спросил он.

Я кивнула и только потом вникла в смысл его слов.

– Что значит…

– Хорошо! – неожиданно добродушно кивнул Лисогон. – Ты сказала это.

Он так же внезапно развернулся и в самом деле отправился к выходу. Не на «раз-два», как я в запале предложила. Вразвалочку и расслабленно – человек завершил очень сложное дело и отправляется отдохнуть. Но вышел.

Как только за Лисогоном закрылась дверь, я посмотрела на девочку. Она расслабилась, но все еще нервно и быстро облизывала острым языком потрескавшиеся губы.

– Не бойся, – сказала я ей ласково. – Как тебя зовут?

– Марыся.

– Ух ты, – восхитилась я. – Никогда такого не слышала. Я – Алена Николаевна.

– Вообще-то я Мария, но Марыся – лучше.

– Ты голодная? – наконец-то первый вопрос, который я задавала своим подопечным.

И Киту, кстати, тоже.

На барной стойке осталась моя так и нетронутая, уже остывшая чашка кофе.

Она кивнула. Застенчиво, наблюдая за реакцией из-под полуопущенных ресниц. Хорошая девочка, попавшая в беду.

Я издалека просигналила Эшеру, показала жестом ложку, которой наворачиваю какую-то еду. Он кивнул, и через несколько минут перед нами появились копченные горячие колбаски, чашка риса в кисло-сладком соусе и две пиалы с прозрачным куриным бульоном.

В «Лаки» подобные вещи почти контрабандный товар. Как правило, закуски у Эшера всегда подавались подстать элегантному алкоголю. Горький шоколад, сырная тарелка, ореховое ассорти. То, чем не наешься, а именно – закусишь. В самых крайних случаях, таких, как, например, этот (других я не помню), Эшер заказывал что-то в соседней лапшичной. Тот, кто хотел именно от пуза пожрать, проходил мимо «Лаки». Сами запахи из зала не располагали к обильной трапезе.

– Чего он от тебя хотел? Этот мужик в камуфляже?– спросила я, когда Марыся подобрала быстрым и острым языком последнее зернышко риса с ложки. Язык у нее был таким же самостоятельным¸ как кисти рук Эшера: жил, словно сам по себе, независимо от владельца.

– Не знаю, – жалобный огонек опять зажегся в ее глазах. – Я, Алена Николаевна, и в самом деле не понимаю, с какого перепугу он ко мне привязался. Ничего ему не сделала, вообще первый раз вижу.

Я отметила, что девочка хитра – переключает настроение по желанию. И на жалость давить умеет – еще как. Но все равно это не повод здоровенному мужику запугивать такое маленькое существо.

– Привязался на улице, – вдохновенно продолжила Марыся, – пойдем со мной, говорит. Я сюда забежала, думала, при людях приставать не посмеет, а он все равно следом приперся.