Вельд вывел Тали из арки, потянув в сторону замка, но девушка вырвалась из его рук и закружила по дорожке, двигаясь к фонтану. Эльф бросился вдогонку.

– Тали, ты пьяна!

– Да, я пьяна, Вельд. Я пьяна! И это прекрасно! Какая чудная ночь! Посмотри, как сияют звезды! Ты видишь это? Мириады бриллиантов на черном бархате небес!

– А ты у нас романтик, оказывается.

– Да, я романтик!

– Нет никаких мириад, Тали. Это у тебя в глазах двоится. Тучи немного разошлись. Есть пара-тройка звезд, не более.

– Какой ты ску-у-учный, Вельд. Разве можно быть скучным в эту ночь? Когда жизнь так хороша, что хочется плакать.

– Тали, пойдем домой, – удрученно вздохнул эльф.

– Мой дом – целый мир! Весь этот мир, такой прекрасный и удивительный!

Девушка кружилась, повторяя причудливое па придворного танца. Эльф уловил момент, когда она споткнулась и уже собиралась встретиться лицом с мостовой, притянул к себе, не позволяя упасть.

– Вельд, поцелуй меня, – прошептала Тали, прижимаясь к нему. – Прошу тебя.

– Пожалуй, воздержусь, – ответил Вельд, подхватив ее и перекинув через плечо. – Всё. Праздник закончился. Домой, спать.

– Вельд, поставь меня на ноги! Вельд, меня тошнит!

Эльф выругался и вернул Тали в вертикальное положение.

– П-п-пцелуй меня, – потребовала заплетающимся языком девушка, цепляясь пальцами за его мундир.

– Тали, тебя вроде бы тошнит. А я не хочу, чтобы ты заблевала мой парадный мундир. Завтра построение все-таки. Возьми себя в руки, наконец!

Тали словно по команде развернулась и согнулась над мостовой в рвотном позыве. Эльф держал ее за талию, отводил волосы от лица. Потом повел к фонтану, где долго умывал. Тали плакала, жалась к нему, сетуя на то, как жестоки люди в целом и некоторые мужчины в частности. Вельд вытирал ее пьяные слезы, а когда убедился, что девушка больше не собирается делиться содержимым желудка, подхватил ее на руки и пошел по дороге, поднимавшейся в гору, на которой располагался замок Ильрохира и их казарма.

Вельд потел и слегка постанывал. Девушка, внешне такая гибкая и легкая, в его руках расслабилась настолько, что вдвоем удерживать равновесие было непросто. Да и Тали наотрез отказывалась менять позу.

– Тали, милая, открой глаза, – умолял Вельд. – Ну, пожалуйста, посмотри на меня.

– Вельд, твою мать! Ты что творишь?

Наставник подкрался бесшумно, поэтому его крик раздался у самого уха застигнутого врасплох эльфа, который ковырялся возле двери, одной рукой пытаясь открыть замок, другой – удерживая Тали. От неожиданности он выпустил тело. Оно шмякнулось на землю и что-то неразборчиво промычало.

– Поганцы! Ну не здесь же! Не в святая святых! Не в казарме! Неужели нельзя в городе потрахаться? Извращенцы!

– Амрольд, по-моему, ты тронулся на почве воздержания. Тебе везде непристойности мерещатся. Я, по-твоему, на некрофила похож? Посмотри, в каком она состоянии. Ты когда-нибудь замечал за мной бурное влечение к бесчувственным женщинам?

– Делать мне нечего, за тобой подсматривать! А с этой-то что?

– Пить не умеет. Вот что.

– М-да. Завтра построение. Ильрохир будет речь толкать, а у меня боец в коме. – Амрольд задумчиво тер подбородок. – Надо срочно что-то делать.

– У Хлои какая-то волшебная настойка есть. Отнеси Тали в кровать, а я поищу.

– Делать мне больше нечего. Ты не уследил, ты и неси.

– Я ее в гору пер! Руки до сих пор дрожат! Прояви сострадание, – взмолился Вельд.

Глава 2

Белоярское королевство

Приграничный замок д’Варро не понравился Брану с первого взгляда. Ему не нравилась неровная, местами выщербленная кладка крепостных стен, по которой они в бесплодных попытках захватить замок карабкались неделя за неделей. Не нравилось запустение, в котором он пребывал до захвата белоярской армией и продолжал находиться при новом хозяине. Но больше всего Брану не нравилось, что его брат, сильный, здравомыслящий человек, осел в этом убогом захолустном месте и разрушался вместе с ним.

Брата он нашел в кабинете барона. Взлохмаченный полуголый Дар спал на обшарпанном диване, которого при прежнем хозяине здесь не было. В помещении стоял тяжелый дух многодневного перегара. Бран поморщился и открыл форточку, впуская в комнату свежий морозный воздух. Обнаружил на полу пыльную, побитую молью портьеру, накрыл ею брата и отправился на поиски остальных обитателей замка.

На кухне мужчину встретил Михей, бывший денщик князя, в силу преклонных лет освобожденный от военной службы и живший в его имении на правах не то дворецкого, не то камердинера. Прознав о беде, случившейся с хозяином, он выхлопотал себе переезд в приграничный замок, чтобы присматривать за Даром.

– Ну, дядя Михей, рассказывай, что тут у вас происходит, – велел Бран.

– Ох, горюшко! – всплеснула руками кухарка. Но Михей грозно глянул на нее из-под седых бровей, мол, не тебя, баба, спрашивают, а посему в мужские разговоры не встревай.

– Чудит! Ох, чудит! – протянул старик.

– А конкретнее?

– Пьет, ой как пьет! Вину в вине, говорит, топлю. Эх, да кабы в вине, княжич, кабы в вине. Самогон же хлещет. Да еще девок портит.

– Где ж он их берет-то? – изумился Бран, не встретивший в замке ни одной женщины, не считая кухарки, которая в категорию девок не входила лет уже этак тридцать. Хотя, по меркам деда Михея, вполне могла считаться таковой. Вот только стал бы Дар «портить» кухарку? Мужчина отогнал навязчивый и не слишком приятный образ совокупления князя с грузной пожилой служанкой.

– Так знамо где. В деревне. Деревенские как прознали, что он за ночь золотом платит, сами кажный вечер под дверью крутятся.

– И что, он их в кабинете «портит»? – Бран вспомнил, где нашел брата, и у него в голове не укладывалось, как можно проделывать все сказанное под портретом Тали.

– Да не… У себя он их… Потом прогоняет и идет в кабинет, а там сидит до утра, пьет, плачет да прощения все у кого-то просит.

– Понятно…

– А недавно тут случай был… Пришла к нему под ночь девка одна, Манькой кличут. Пропащая. Клейма негде ставить. Но красивая, зараза. Глаза синие, волос черный, кудрявый. Он как заперся с ней, так до утра и не выпускал. А поутру она сюда, на кухню, заявилась, на стул уселась да как выдаст: «Кормите меня, вина подавайте. Князь мне предложение сделал, так что буду я скоро княгинею и над вами хозяйкой». Да только виданное ли дело на такой жениться-то? Ее ж три деревни перепахали.

Бран поперхнулся квасом и закашлялся.

– Неужели женился? – спросил он, с ужасом представляя себе невестку.

– Да разве мы бы позволили? Я как услыхал про это, к князю бросился. А он пьянехонек. Начал я его трясти. Еле добудился. А как добудился, бухнулся ему в ноги и говорю: что ты, батюшка-князь, с собою делаешь? Что удумал-то такое? Не губи свою молодость, не связывайся с девкой окаянной.

– А он?

– А он: что ты, говорит, дядька Михей, болтаешь? С какой такой девкой? Да есть, отвечаю, тут одна, Манькой звать. Сказывает, будто вы ей предложение делать изволили. А князь удивленно так посмотрел на меня. Сдурел, говорит, ты, Михей, что ли? Какое еще предложение? А потом как схватится за голову да запричитает: «Дурак, ой дурак». Умылся, оделся, причесался. Где, говорит, невеста моя, веди к ней.

– О боги! – простонал Бран.

– Привел я его, значит, сюда. А Манька как подскочит да давай к нему ластиться. Только он ее от себя отодвинул и говорит: прости меня, девица – это Манька-то девица?! – но обознался я. Очень, говорит, ты мне Талю мою напомнила, которую я люблю без памяти. Забудь все, что я сегодня ночью сказал, это, говорит, я через тебя с ней, с Талей моей, говорил. Не держи на меня зла, говорит, да прими это за усчерб. И кошель ей протягивает. Вот какой такой с нее усчерб, скажи мне, лорд Бран? Какой с нее усчерб, если она под любого мужика забесплатно ляжет? Со всеми солдатами перебывала. Я ж ее не первый день в замке видел.

– Ну а дальше-то что было?

– Да ничего. Манька не дура, быстро смекнула, что княгиней ей не стать, сцапала кошель да была такова. Я князю-то говорю: больно много денег дали. А он отвечает: деньги, мол, пыль, главное, человека через них не погубить. Или как-то по-другому сказал. Уж больно мудрено вышло, я не запомнил. А Таля моя, говорит, от денег отказалась. Она от всего отказалась: от богатств моих, говорит, от положения. Потому что любила меня. А я дураком был. Зато теперь, говорит, поумнел, да уж поздно.

– М-да… Дела… А ты молодец, дядя Михей. Неужели помешал бы Дару жениться?

– А как же! Связали бы да заперли. Дождались вас или старого князя, а вы, глядишь, и угомонили бы брата. Где ж это видано, чтобы князь на крестьянке женился?

– А если любовь?

– Так то другое дело! Да только какая с Маньки-то любовь?

– А в остальном как?

– Да что в остальном-то? Живем помаленьку… – протянул Михей. – Забрал бы ты, княжич, брата домой, да и меня вместе с ним. Боюсь, как бы он руки на себя не наложил. Третий месяц, считай, пьет и шатается по дому как неприкаянный.

В кухне появился Дар. Всклокоченный, неопрятно обросший кустистой бородой, с опухшим лицом и красными заплывшими глазами. Он стоял босой, кутаясь в потрепанную портьеру. Вид его вызывал отвращение и жалость одновременно. Он исподлобья оглядел челядь, кивнул брату и плюхнулся на свободный стул. Кухарка без разговоров поставила перед ним кружку рассола и щи.

– Приехал? – обратился он к брату, после того как опустошил кружку.

– Приехал, – покорно ответил Бран.

– Воспитывать будешь? Нравоучения читать? Меня здесь все воспитывают. Денщики, поварихи, конюхи. Словно я не князь, а батрак какой-то.

– Нет, Дар. Не буду. Я привез деньги и письма от отца и Кромака. Отец переживает за тебя.

– Ненавижу! Как я их всех ненавижу! – крикнул Дар, ударяя по столу кулаком. – Если бы не их затея с Эйлиной, Тали бы не отказалась от меня. И была бы сейчас жива. Жива! Ты понимаешь это?

– Понимаю, Дар, понимаю, – примирительно сказал Бран. – Поехали домой, в Родгард. Ты и там пить можешь не хуже, чем здесь. Поехали, пока дороги совсем не развезло.

Первую остановку эльфы сделали в Родгарде. Когда корабль занял предназначенное ему на причале место, команда, возглавляемая принцем, направилась в посольский дом. Большой особняк в Верхнем городе был отведен для проживания этилийских делегаций. Помпезный как снаружи, так и внутри, он оказался оборудован с комфортом. Группа разместилась в трех смежных комнатах, одну из которых предоставили женщинам. Тали не знала о причинах и сроках пребывания в столице Белояра. Ей категорически запретили выходить за пределы здания. Она уже несколько дней сидела взаперти, однако скучать, благодаря Амрольду, не приходилось. Наставник гонял подчиненных по фехтовальной зале бо́льшую часть суток, заставляя поддерживать форму.

Несмотря на то что комнату Тали делила с Хлоей, эльфийку видеть ей доводилось крайне редко. Та появлялась ненадолго, лишь для того, чтобы сменить наряд, и исчезала на сутки или больше. Дом Хлоя покидала при полном параде, сияя неземной красотой. Томная, загадочная, изысканно одетая женщина ничем не напоминала прежнего боевого товарища. Тали, глядя на метаморфозу, произошедшую с эльфийкой, сделала вывод: она никогда бы не подумала, не знай лично, что это воздушное, хрупкое и внешне беззащитное создание является одним из лучших этилийских бойцов.