Спасибо, Серена! Мне очень нужны твои советы. Нас там, в Италии, растили по-другому – не так, как растят детей здесь, в Константинополе. А мне так нужна поддержка!

СЕРЕНА

(убежденно)

Я родилась, когда мой отец и дядя еще жили в Испании – так что я знаю, как растят детей на западе.

(с упреком)

Здесь действительно растят детей по-другому, иначе, не как в Италии и Испании. Здесь о них слишком заботятся, слишком оберегают, они растут изнеженными.

(убежденно)

Я и нашего Евхерия стараюсь растить не так, как растят детей здесь.

(с осуждением)

Здесь детей слишком берегут от всего, не дают им свободы. Здесь все так искусственно!

ГАЛЛА

(убежденно)

Да!

(радостно)

Как хорошо! Как хорошо, что я могу поговорить с тобою об этом и спросить твоего совета!

СЕРЕНА

(с убеждением)

Конечно! Я все подскажу! Тем более, что ваша маленькая Плацидия и наш Евхерий почти ровесники.

Входят Юста и Грата.

СЦЕНА ДВЕНАДЦАТАЯ

ЮСТА

(Галле, радостно)

Мы искали тебя, сестра!

ГРАТА

(Галле, так же радостно)

Да, мы искали тебя!

(Серене, увидев ее)

Приветствую тебя, Серена!

ЮСТА

Приветствую тебя, Серена!

СЕРЕНА

(Юсте и Грате)

Приветствую вас.

(Галле, с легким поклоном)

Августа, разреши мне уйти. Если позволишь, я приду в твои покои в другой день.

ГАЛЛА

(Серене)

Я буду рада твоему приходу, Серена!

Серена выходит из залы.

Юста и Грата подходят к Галле и по очереди обнимают ее.

ЮСТА

(Галле)

Сестра, мы были к тебя в покоях, видели малышку Плацидию. Как же она похожа и на тебя, и на Феодосия одновременно!

ГРАТА

(Галле)

Да, очень похожа на вас обоих! И так внимательно смотрела на нас, своих тетушек!

ЮСТА

(утвердительно)

Да, очень внимательно! И улыбнулась нам!

ГАЛЛА

(умиротворенно)

Как хорошо, что у нее есть такие тётушки, как вы! Она вас очень любит. Я вижу, что она радуется, когда вы приходите! Приходите в наши покои чаще.

ЮСТА

Обязательно, сестра!

(смотря на Галлу, с тревогою)

Галла, ты чем-то огорчена?

ГРАТА

(так же с тревогою)

Да, Галла, ты чем-то огорчена? Мы выглядишь очень грустной.

Юста и Грата смотрят на Галлу. Галла молчит.

ГРАТА

(с еще большей тревогою)

Галла, не молчи, пожалуйста, скажи, что случилось?! что-то с малышкой Плацидией? Мы чего-то не знаем?

Галла молчит, отвернувшись от Граты и Юсты. Грата и Юста смотрят на Галлу.

ГАЛЛА

(опуская глаза)

Нет, с Плацидией все хорошо.

ЮСТА

(заботливо)

Галла, что с тобою?

Галла по-прежнему молчит, отвернувшись от Граты и Юсты. Грата и Юста смотрят на Галлу.

ГРАТА

(обращаясь к Галле)

Галла, не молчи, пожалуйста!

ЮСТА

(обращаясь к Галле)

Сестра!

Галла поворачивается к Грате и Юсте и молча смотрит на них.

ЮСТА

Скажи, что случилось?

ГАЛЛА

Я как-то неуютно чувствую себя здесь.

ГРАТА

(подходя к Галле и обнимая ее)

Ты так и не привыкла к пышным восточным обрядам!

ЮСТА

(тоже подходя к Галле и обнимая ее)

Да, у греков здесь все так сложно.

ГАЛЛА

Да, наверное.

ГРАТА

(внушительно)

Но ты же императрица! Ты жена императора и мать дочери императора!

ЮСТА

(поддерживая Грату)

Да! А когда ты родишь императору сына, ты станешь матерью будущего императора!

ГРАТА

(обращаясь к Галле, смотря на нее, с сомнением)

Или Феодосий что-то сказал тебе?

ГАЛЛА

Нет, Феодосий ничего не говорил мне. Он очень внимателен и предупредителен по отношению ко мне, и он заботится обо мне и о нашей Плацидии.

(с грустной улыбкой)

У него даже голос теплеет, когда он говорит о Плацидии.

ЮСТА

Ты прекрасная императрица, Галла. И ты будешь прекрасной матерью императора.

ГРАТА

Да!

Грата и Юста вновь обнимают Галлу.

ГРАТА

Мы пойдем, и придем к тебе позже, хорошо, сестра?

ГАЛЛА

Да, я всегда рада видеть вас, мои дорогие сестры!

Юста и Грата вновь обнимают Галлу и уходят из зала.

СЦЕНА ТРИНАДЦАТАЯ

Галла, проводив Юсту и Грату взглядом, ходит по зале. Потом она поднимается на возвышение в левой части сцены, смотрит в окно. Затем она поворачивается к зрителям.

ГАЛЛА

Как? Ну как сказать моим сестрам, что Феодосий не любит меня? У них и мужей нет, и они, наверное, никогда не выйдут замуж, потому что для них нет женихов такого высокого ранга, ведь они – дочери императора. Это мне повезло, что когда после убийства Грациана мы бежали в Фессалоники, матушка предложила Феодосию, правившему здесь, жениться на мне – он как раз овдовел незадолго до этого. Так бы и я осталась незамужней.

(грустно)

Но я чувствую, что Феодосий до сих пор любит свою первую жену.

(после некоторого молчания)

Я чувствую, что он думает о ней, даже когда говорит со мной. И ей он ставил статуи, даже когда она была жива. А мне он статуи не ставит. И когда в Антиохии произошел бунт, так получилось, что я была рядом с ним во время доклада префекта ему об этом бунте. Когда Феодосий услышал, что жители Антиохии снесли его статуи, он остался совершенно невозмутимым, и лишь спросил, остались ли целы статуи Флакиллы. Но когда префект сказал, что ее статуи снесены вместе с его статуями, Феодосий сильно разгневался и приказал сурово покарать жителей того города. Так он любит Флакиллу и чтит память о ней.

Галла вновь отворачивается к окну и молча смотрит в него.

ГАЛЛА

(смотря в окно, с грустью)

Я здесь чужая, я здесь одна. У меня есть только моя дочь и мои сестры. И еще Серена добра ко мне. И все. Больше никого. Феодосий холоден ко мне, его сыновья относятся ко мне с неприязнью.

(громче)

Как же я одинока!

(оглядываясь вокруг)

Но это моя судьба – я знаю, что в пурпуре не может быть счастья.

Галла некоторое время смотрит на возвышение в правой части сцены.

ГАЛЛА

(тише, разочарованно, буднично)

Я дочь императора, я сестра императоров, я жена императора. Пурпурные одежды императорских одеяний окружали меня с самого рождения – я родилась как дочь правящего императора. Но в пурпуре не может быть счастья и радости. Нужно смириться. Нужно смириться, такова доля жены и матери.

(суше, как-то строже)

Нужно жить. Жить можно и без счастья. Нужно жить. Я должна нести величие императорского звания, быть на высоте императорского достоинства. Феодосий – великий император, и я должна быть достойной женой ему. И я должна растить нашу дочь.

(обеспокоенно)

Будет ли она счастливой? Или она будет такой же несчастливой, как все дочери императоров? Что я могу сделать, чтобы наша маленькая Плацидия была хотя бы немного счастливее меня? Но возможно ли это?

Галла молча стоит, смотря прямо перед собой. Потом так же молча направляется к выходу из залы.

ЗАНАВЕС

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

СЦЕНА ПЕРВАЯ

Посередине зала стоит стол, на котором разложены свитки.

Феодосий в задумчивости выходит на сцену и поднимается на возвышение в правой части сцены, стоит там неподвижно.

Потом Феодосий смотрит в сторону зрителей, но вновь отворачивается, и смотрит вниз. Правой рукой он держится за подбородок.

Затем он поднимает голову и смотрит на зрителей.

ФЕОДОСИЙ

(задумчиво)

Что есть счастье? Не знаю. Мне сорок пять лет. Многие мои ровесники уже погибли – а я жив.

(опустив голову, приглушенно)

Я везде сопровождал отца. Я мог погибнуть в сражении с вторгшимися в Британии пиктами, или в бою с сарматами в Иллирике, или в стычке с берберами в Африке. Меня могли казнить вместе с отцом, или тайно убить позднее.

(вновь поднимая голову и смотря на зрителей)

Но я жив. И тот император, который подписал смертный приговор моему отцу, через три года назначил меня своим соправителем.

(увереннее)

И я управляю восточной частью нашей Империи уже тринадцать лет.

(громче)

Это – счастье?

Феодосий вновь стоит молча, держась правой рукой за подбородок.

ФЕОДОСИЙ

(с грустной улыбкою)

Я с самого начала рассматриваю свой императорский статус как высшую воинскую должность.

(разводя руками)

Да так и есть – уже очень давно императоры Рима больше занимаются военными походами, чем гражданским управлением.

(с усмешкою)

Как все изменилось! Когда-то императоры находились в Риме и управляли государством, а префекты претория командовали преторианской гвардией. А потом императорам пришлось самим водить армии на войну, а префектов претория стало четыре вместо одного, и они стали наместниками четырех четвертей Империи с судебной и административной властью.

(с усмешкой)

Ну какой из Татиана командующий армией? Он ни щита, ни копья, ни меча, ни кинжала в жизни ни разу не брал в руки.

(серьезнея)

Но он в молодости, до поступления на государственную службу, был адвокатом, и потому он прекрасно знает судопроизводство и справедливо вершит правосудие. А сейчас префект по большей части должен именно вершить правосудие, так что Татиан – на своем месте, он прекрасный префект.

(недоуменно)

А я? я – на своем месте?

(с усмешкой)

Я нахожусь здесь, в Константинополе, и стараюсь все контролировать.

(громко, с возмущением)

А я хочу лично повести легионы в бой, лично командовать ими! Я хочу быть в военном лагере, а не здесь, во Дворце! Мне душно здесь – во Дворце!

(еще громче, чеканно)

Я задыхаюсь здесь, в своем Дворце!

(оглядывая колонны и занавеси)

Мне трудно дышать среди всего этого пурпура, он подавляет меня своим тяжелым мощным величием!

(мрачнея, после некоторого молчания)

Мне как военному человеку трудно смириться с тем, что я вынужден безвылазно находиться здесь, в столице, пока варвары напирают на наши границы.

(вновь громче, с удивлением и возмущением)

Но они напирают на все границы одновременно!

(с искренним удивлением, разводя руками)

Это какое-то прямо великое переселение народов!

(вновь мрачнея)

Варвары, пришедшие из далеких восточных степей, выдавливают из степей северного побережья черных вод Понта Эвксинского готов – варваров, пришедших туда ранее с берегов далекого и холодного северного моря – и готы напирают на наши границы, вторгаются на наш берег Данувия и разоряют наших жителей.

(с грустью)

При императоре Валенте готов поселили на территории Империи, но наши чиновники их обирали и грабили.

(с возмущением)

Ох уж эти гражданские чиновники!

(хмурясь)

Императору все приходится контролировать самому.

Феодосий молча ходит по возвышению. Останавливается.

ФЕОДОСИЙ

Что есть счастье?

Феодосий спускается с возвышения, подходит к столу, перебирает и берет свитки, разворачивает их, явно что-то ища.

ФЕОДОСИЙ

(держа в руках раскрытый свиток и обращаясь к зрителям)

Вот! Мой великий земляк, император Марк Аврелий Философ, еще написал

(разворачивает свиток, читает)

«Для счастливой жизни нужно совсем немного. Все дело в самом человеке, в образе его мышления». И вот еще