– Эй, Мифус, я с тобой разговариваю! Не знаешь, почему здесь так воняет? Может, ты опять во что-то вляпался или совсем отказался от душа даже раз в месяц?

Его дружки придурковато заржали.

– Отвали, Рафаэль, – вяло откликнулся Титус, продолжая смотреть в окно.

Мерле знала, что сейчас будет. С тех пор как она летом ^[1] впервые пришла в школу новенькой, эта игра повторялась почти каждый день. И в том числе именно поэтому она ненавидела ездить в школу на автобусе. Рафаэль станет цепляться к поношенным вещам Титуса, его непричёсанным волосам и ко всему, что только взбредёт ему в голову, пока они наконец не доедут до школы.

– Впрочем, ты прав, Мифус: значение гигиены сильно преувеличено. Я действительно могу понять, что ты лучше сэкономишь на шампуне и геле для душа, чтобы выложить эти деньги за крутую стрижку. Или ты просто прицепил к голове скрепками раздавленного машиной сурка?

Дружки Рафаэля покатились со смеху, захихикали и другие ученики. Мерле ненавидела их за это.

Титус промолчал. Он сидел неподвижно, и ничто, казалось, его не задевало. Но Мерле заметила, как на скулах у него играли желваки.

Водитель мельком взглянул в зеркало заднего вида, но вмешиваться он бы не стал. Он никогда этого не делал. Рафаэль со своими дружками продолжал отпускать комментарии по поводу поношенных шмоток Титуса, пока им это явно не наскучило и они не принялись высматривать очередную жертву. И Мерле знала, кто станет этой жертвой.

– Ой, смотрите-ка, кто тут снова объявился. Где господин Мифус – там недалеко и госпожа Лошадиная какашка. – Рафаэль ухмыльнулся друзьям, причёски у которых были в точности такие, как у него, только волосы светлее. Мерле наблюдала за их отражением в оконном стекле. Крысоморда и Дурошлёпа невозможно было встретить одних. Следуя за Рафаэлем словно пришитые, они всегда были с ним неразлучной троицей. Кроме шаблонной стрижки они копировали и почти всё остальное. Одинаковые красные спортивные куртки «Аркенских лисов», одинаковые замшевые сапоги, одинаковые тяжёлые золотые цепи, одинаковая тупая ухмылка.

– Эй, Раф, я думаю, Вонючка и Лошадиная какашка – парочка! – воскликнул Крысоморд.

Трое парней загоготали во всё горло. Мерле упорно смотрела в окно.

– Да её мерин обревнуется, если узнает, – попытался поддать жару Дурошлёп.

Теперь троица разошлась вовсю. Заговорщицки, но достаточно громко, чтобы все услышали, Рафаэль, наклонившись к Титусу, спросил:

– Ну, Мифус, расскажи же… как тебе гуляется с зомби?

– Зомби? – удивился Крысоморд.

– Ты разве не в курсе, Вик? – Рафаэль говорил так громко, что его наверняка слышали все в автобусе. – У госпожи Лошадиной какашки новое хобби. Мифуса и навоза ей уже недостаточно. Теперь она ошивается по кладбищам и выкапывает трупы.

По автобусу пронёсся шёпот.

Проклятье. Мерле опасалась, что когда-нибудь пойдут слухи, что она репетирует на кладбище. Она выбрала это место просто потому, что там никто не нарушит её уединения. Но, похоже, настолько одинокой, как ей казалось, она там не была. И не важно, откуда об этом узнал Рафаэль – теперь об этом знали все, и это ещё сильнее отравит Мерле время, которое она должна проводить в школе. Выбора у неё не было: теперь оставалось только одно.

– Раффи, тебе снова гель под черепушку затёк? Ты ведь тут козлишь только потому, что продул пробную игру! – Она ухмыльнулась. – Наверное, стоило чуть больше времени проводить на льду и чуть меньше – перед зеркалом. А если тут кто и воняет, так это двое засранцев, которые постоянно лижут тебе задницу.

Какую-то секунду было слышно лишь скрип резины и тарахтенье мотора. Друзья Рафаэля машинально чуть отпрянули от него. Водитель автобуса чуть дольше задержал взгляд в зеркале дальнего вида. Несколько девчонок на заднем сиденье захихикали. Мерле показалось, что в оконном стекле она заметила мимолётную улыбку Титуса.

– Что ты сказала, Зомби?! – Рафаэль шагнул к ней – и в эту самую минуту автобус затормозил, и Рафаэля швырнуло вперёд. Когда двери со щелчком открылись на этот раз, Мерле увидела то, что обрадовало её гораздо больше: в автобус, устало улыбаясь ей, вошёл Ариан. За ним последовали и другие ученики, оттеснив от Мерле Рафаэля и его дружков, но в глазах у тех явно читалось: ты у нас ещё попляшешь.

Ариан тяжело плюхнулся на сиденье рядом с Мерле. Она изо всех сил старалась скрыть, как рада его видеть, и поэтому подчёркнуто безразлично спросила:

– А почему ты не ездишь на своей Красной Молнии?

Ариан потрясённо взглянул на неё и, вздохнув, сдул со лба прядь волос:

– Ох, и ты туда же! Да я бы скорее поскакал в школу на твоём коне, чем поехал на этом гигантском трёхколёсном велосипеде.

Мерле сомневалась, стоит ли расценивать его слова как комплимент. Красную Молнию она не видела, но Джес очень подробно описала ей этот грузовой велосипед.

Она тайком разглядывала Ариана. Тёмно-каштановые волосы спадали ему на лоб. Засунув руки в карманы куртки, он буквально трясся от холода. Увидев, как он дышит в сложенные лодочкой ладони, она молча протянула ему свои тёмные шерстяные митенки, которые выменяла на рынке. На секунду ей показалось, что он их не возьмёт, но он всё-таки взял, натянул их и, блаженствуя, потёр руки. Может, ей только послышалось, что он прошептал «спасибо», но, глядя в окно, она улыбалась.

Не успев с рёвом тронуться, автобус резко затормозил, и водитель впервые разразился проклятьями.

– Что там такое? – поинтересовался Ариан, наклонившись к Мерле, чтобы лучше увидеть происходящее за окном. От него пахло морозом и яблоками.

Мимо автобуса, опасно маневрируя, промчались подростки на велосипедах. Колёса были едва ли с палец толщиной. С них было снято всё, кроме самого необходимого. Не было даже переключателей передач, и тормозить приходилось, крутя педали в обратную сторону. Нестись на таких колёсах по замёрзшим улицам Аркена представлялось чистым самоубийством. На рюкзаках за спиной у подростков были нашивки оборотней, а на некоторых велосипедах закреплены хоккейные клюшки. Оборотни представляли собой не только группу защитников природы, выступающую против охоты в Аркенском лесу, но и одну из хоккейных команд Аркена, грозного соперника «Красных лис». И Мерле симпатизировала им только из-за гада Рафаэля.

Оттолкнувшись от автобуса, чтобы разогнаться ещё быстрее, некоторые подростки взвыли наподобие волков.

– Эти колёса… – начал Ариан и тут же опять умолк: что-то привлекло его внимание. Мерле проследила за его взглядом. Девушка с огненно-рыжими волосами, объехав на своём велике две машины, едва успела проскочить перед автобусом и умчалась за остальными.

Лишь спустя время Ариан заметил, что почти улёгся на Мерле, и, пробормотав «прости», вернулся на свое сиденье.

Чтобы прервать наступившую тишину, Мерле спросила:

– Как здоровье тёти?

Ариан ответил не сразу:

– С ней всё хорошо. Мама помогает ей в книжной лавке, чтобы она оправилась от… – он уставился в пол. – Ну, ты понимаешь. От того, что случилось в Ротенбахе.

Разве Мерле могла такое забыть! Она молча кивнула.

– А… э-э-э… как твои дела? Тебя ведь долго не было, – немного помолчав, спросил Ариан.

– Хорошо, – заверила она как всегда, если ей задавали этот вопрос. – Путешествовала с отцом. – Она соврала, но у неё не было никакого желания говорить о своих проблемах и о хаосе в её жизни. Даже с ним. Она быстро сменила тему. – Видел, что «Аркенский фонарь» написал о случившемся на кладбище? – Ей уже давно хотелось с ним это обсудить.

– Вот только не говори, что ты читаешь «Аркенский фонарь»! – изумился Ариан. – Там же одна чушь в духе теорий заговора.

Она кивнула, и глаза её заблестели:

– Вот именно! Поэтому это гораздо интереснее, чем всё, что пишут в «Зеркале Аркена». «Фонарь» полагает, что деревья на кладбище так выросли из-за радиоактивного заражения грунтовых вод, а надгробия своротил какой-то демонический культ.

Ариан почесал в затылке.

– Ты права, это намного лучше того, что пишут в «Зеркале».

Они обменялись заговорщицкими улыбками.

Раз новости так далеки от правды, беспокоиться не стоило.

– Эккарт говорит, что в «Зеркале Аркена» пришли к единому мнению, будто это вызвано климатическими изменениями, а ещё – вандализмом подростков.

Такое предположение было и правда ближе к истине.

– Эккарт твой отчим, да? – уточнила Мерле.

Ариан запнулся.

– Нет, он просто бойфренд моей матери, – помедлив, возразил он.

Мерле поняла, но не знала, что ответить.

– Но мы переехали в Аркен, и ситуация улучшилась, – наконец произнёс Ариан.

Мерле лукаво улыбнулась.

– А почему ты не приехала в школу на Бильбо? – спросил Ариан.

Ответить Мерле не успела, потому что автобус со скрипом остановился, и все кинулись к выходу.

Ходить по школьным коридорам было сложно. Мерле постоянно приходилось быть начеку, чтобы не слишком приближаться к Рафаэлю и его спутникам. По счастью, коридоры бывшего монастыря разделялись рядами многочисленных колонн, за которыми она могла затаиться. Ариан, похоже, не заметил её игры в прятки, во всяком случае ничего об этом не сказал. Он, указав на плакаты с объявлением о приближающемся зимнем празднике, только спросил, что там намечается. Будто она что-то знает о праздниках лишь потому, что учится в этой школе на пару недель дольше, чем он! Мерле в ответ просто пожала плечами.

Ариан вошёл в свой класс, а она стала размышлять о перехваченном дома письме, оно со вчерашнего дня лежало у неё в школьном рюкзаке. Письмо написала директор школы, обратив внимание на то, что срок её освобождения от занятий истёк и в школе ожидают её немедленного возвращения, иначе ей не избежать неприятных последствий. Скомкав письмо, Мерле засунула его в рюкзак, присовокупив к сообщениям от заведующего школьным хозяйством, запретившего её лошади пастись на футбольном поле. При этом футбольная команда школы была настолько никудышной, что уместнее было использовать поле для выпаса!

Она медленно побрела в свой класс и вошла уже со звонком. Учительница взглянула на неё с удивлением и одновременно с упрёком, что Мерле привычно проигнорировала. Ещё учительница что-то сказала, мол, рада присутствию Мерле в классе и что пунктуальность – это добродетель. Но Мерле её не слушала. Она прошла к своему столу в последнем ряду, сопровождаемая шёпотом одноклассников. Внятно слышались слова «кладбище» и «зомби».

Шёл сдвоенный урок истории об охоте на ведьм в позднем Средневековье. Признаться, бывали темы и скучнее, но не было скучнее учительницы, чем госпожа Шрапп-Зенкенберг. В первые пять минут урока она почти погрузила всех в глубокий сон, и Мерле, достав из рюкзака блокнот, принялась набрасывать тексты зонгов. Она склонилась над столом так низко, что кончики волос касались поверхности, и купол сине-красных прядей отгораживал её от взглядов одноклассников. Больше всего на свете ей хотелось вставить в уши наушники и слушать музыку. Но это было невозможно. Не потому, что заметила бы госпожа Шрапп-Зенкенберг – просто её старенький плеер бастовал всё чаще. От мобильного телефона и MP3-плеера она отказалась уже несколько месяцев назад. «Но музыкантам никогда не скучно!» – напоминала она себе слова отца.

Как бы то ни было, к концу сдвоенного урока у неё были готовы проигрыш и пара куплетов, а значит, время занятий прошло не совсем зря.

На маленькой перемене несколько надутых гусынь из её класса собрались у окна, чтобы обменяться мнениями о лаке для ногтей и самых крутых задницах девчонок из параллельного. Так думала Мерле, но, судя по тому, что они указывали пальцами на неё и, прикрываясь ладошками, хихикали, речь, видимо, шла о чём-то другом. Заметив, что Мерле наблюдает за ними, они сложили пальцы крестиком, словно защищаясь от вампира. Закатив глаза, Мерле отвернулась. Стало быть, Рафаэль уже пустил свою байку по кругу. Опять низко склонившись над блокнотом, она нацарапала пару аккордов к стихам.