– Я полагаю, это ваше, Сэмюэл, – произнесла я, протягивая коробку. Он на мгновение замер, прежде чем взять ее. Я не могла не заметить, что планировка пространства за его спиной та же, что у моего отца, но зеркальная. И, черт возьми, там было намного чище! Казалось, нет никакой необходимости говорить что-либо еще, поэтому я повернулась, чтобы уйти и тут же услышала, как он прочистил горло и что-то пробормотал.

– Что? – спросила я, оборачиваясь.

– Сэм, – повторил он. – Меня зовут просто Сэм.

– Ну что ж, просто Сэм, – ответила я. – Если бы вы просто указали номер своего дома на почтовом ящике, путаницы, вероятно, не случилось бы.

Это прозвучало довольно стервозно, хотя я этого не хотела. Зачем вообще нужно было критиковать почтовый ящик этого парня? Конечно, мне было тревожно возвращаться в папин дом, и я все время чувствовала себя на взводе. Тем не менее не стоило вымещать это на ни в чем не повинном человеке. Хорошо бы дружить со своими соседями. Я читала историю о семье из Нью-Джерси, которая получала загадочные записки от некоего наблюдателя, пока в конце концов им не пришлось съехать.

Я перевела дыхание и попыталась исправить ситуацию.

– Кстати, спасибо, – заговорила я, чувствуя, что даже это прозвучало сухо и слегка грубовато. Я неопределенно махнула рукой в сторону своей машины, а он уставился на меня, наморщив лоб. – За помощь со столом.

Мужчина прислонился к дверному проему, и я попыталась не обращать внимания на то, что на самом деле он довольно привлекателен. Он продолжал вертеть в руках коробку, и от этого движения мышцы на его предплечьях, покрытых легким пушком темных волос, напрягались. Возможно, из-за моих недавних разговоров о воздержании, я почувствовала, как мои ладони становятся липкими.

– Вы ведь Фиби? – произнес он наконец.

Ладно, похоже, ему нужно придумать новое прозвище. Уличный Шпион. Преследователь-Экстрасенс. Последнее лучше произнести это вслух, чтобы получить аллитерационный эффект.

Должно быть, он заметил растерянное выражение моего лица, потому что сдул волосы с глаз и сконфуженно мотнул головой. Оказалось, у него голубые глаза.

– Я был на похоронах, – проговорил он. – В январе. Сожалею о вашем отце.

Вот оно что! Это все объясняло – в конце концов, он сосед моего отца. Тем не менее мысль о том, что он был там и у него было достаточно времени, чтобы понаблюдать за мной и моей семьей, прежде чем я даже узнала о его существовании, заставила меня насторожиться и смутиться. Конечно, у него не было причин обращать на меня особое внимание в тот день. Но я не могла не представить себя глазами незнакомца, и увиденное мне не понравилось.

Во-первых, я выглядела дерьмово. Мы с Коннером, в редкий момент родственной близости, решили накануне вечером напиться. И оба мучились от похмелья во время похорон, но, если Коннер все еще был похож на человека, я выглядела так, словно сделала макияж на Хэллоуин: невероятно бледная, с фиолетовыми кругами под глазами.

К тому же я забыла взять с собой подходящую к черному платью обувь, в результате пришлось надеть золотистые блестящие балетки с острым носком, напоминавшие мигающую неоновую вывеску посреди окружающих меня мрачных одежд. Я – женщина, которая девяносто пять процентов времени одевалась в черное, никак не должна была облажаться в этом аспекте, но увы.

Мое драпированное платье из муслина, выглядевшее неземным на модели сорок второго размера, на мне смотрелось так, словно я обернула вокруг себя сшитые воедино костюмы танцевальной труппы. Садясь, я боялась, что люди будут сваливать на меня грязные вещи.

Но, возможно, хуже всего то, что я не знаю, выглядела ли я тогда… убитой горем. Похороны прошли как в тумане. Смерть отца стала шоком – ему было немногим больше пятидесяти, обычно у людей в его возрасте еще есть время в запасе.

Весь тот день казался сюрреалистичным, будто я находилась в ужасном сне или в чьей-то чужой жизни. Я не знала, что говорить или как себя вести, и поэтому просто замкнулась, ушла в себя, как делала это ребенком, когда мне требовалось немного тишины.

И теперь люди постоянно говорили мне нечто подобное. Мой научный консультант, когда услышала, почему мне нужно перенести нашу встречу. Пара человек с моего курса, когда я проговорилась на вечере настольных игр. Мой домовладелец, когда я рассказала ему, для чего уезжаю во Флориду.

На этот раз их произнес Сэм, вероятно, он говорил мне эти слова и на похоронах, хоть я и не помню. И сейчас так же, как тогда, я не знала, что ответить. Мы не были настолько близки? На самом деле, он не был частью моей жизни с тех пор, как я стала подростком? Он был не так уж добр ко мне?

– Спасибо, – просто сказала я вместо этого, потому что это был самый безопасный ответ, которого хотело большинство людей, чтобы мы могли перейти к следующей теме.

Но Сэм продолжал смотреть на меня, и на минуту я забеспокоилась, что все эти мысли отразились на моем лице – мое двойственное отношение, чувство вины, гнев. Я сложила пальцы пистолетом и ткнула ими в направлении коробки в его руках, воспоминание о которой будет преследовать меня всю оставшуюся жизнь.

– Если это отрубленная голова, я буду очень расстроена, – проговорила я, но, увидев растерянное выражение его лица, поспешно добавила: – Это отсылка к фильму «Мир Уэйна». Забудь.

Он начал что-то отвечать, но мне вдруг отчаянно захотелось убраться оттуда. И дабы не сделать обмен репликами еще более странным, я развернулась на каблуках и направилась к себе.

* * *

До конца недели у меня не было возможности понаблюдать за Сэмом. Его приезды и отъезды по-прежнему ставили меня в тупик. Он выходил из дома в одном и том же невыразительном деловом костюме – иногда отсутствовал всего час или около того, но порой его могло не быть по полдня. В среду перед его домом стоял неприметный седан, но я упустила момент и не увидела человека, которому он принадлежал, так что пока никаких зацепок.

Кроме того, он почти всегда ложился спать очень поздно, почти так же, как и я, если судить по свету в окнах. Я знала, что меня это не касается, однако это не помешало мне как одержимой размышлять над тем, кем он работает и кем является по типологии Майерс-Бриггс^[17]. Я почти жалела, что мне не доставили ошибочно еще одну его посылку, просто чтобы у меня была возможность зайти к нему снова. Но, о чудо, он действительно последовал моему совету и приклеил виниловые номера на свой почтовый ящик.

Мне нужно успокоиться и сосредоточиться на своей диссертации, а не на психологическом портрете соседа. К концу следующей недели я должна отправить своему руководителю еще одну главу.

Было нелегко убедить кафедру английского языка разрешить мне изучать тру-крайм. Я до сих пор помню, как впервые ступила на территорию кампуса для собеседования и ознакомительной экскурсии, прежде чем меня официально приняли на курс. Студентка старших курсов, которая показывала мне все вокруг, объяснила план работы на первые несколько лет, направления, которыми можно заниматься, в зависимости от того, изучаете ли вы литературу, риторику или технические коммуникации, рассказала про ужасные вступительные экзамены. Но в итоге она заявила, что в принципе можно «изучать все что хочется». Ее глаза в этот момент загорелись.

На самом деле имелось в виду, что можно изучать выхолащивание уязвленных персонажей Хемингуэя, или аллюзии на Фауста в «Лолите», или пересечение композиции и педагогики творческого письма.

Но тру-крайм^[18] – такой же жанр, как и любой другой, со своими условностями. Это литературное направление никогда не было полностью объективным, всегда отражало тенденции, культурные реакции или общественные чаяния. Я была увлечена им с тринадцати лет, с тех пор как впервые прочитала «Helter Skelter^[19]».

Кстати, это произведение лежало в основе главы, над которой я работала. Я решила сосредоточиться на отношениях между автором и объектом в тру-крайме, с разделами, посвященными профессиональным, личным и семейным отношениям. Когда я впервые прочитала «Helter Skelter», книгу с подзаголовком «Правдивая история убийств Мэнсона», мне даже в голову не пришло усомниться в содержащейся в ней информации или в мотивах, сподвигнувших автора написать ее. В конце концов, как главный обвинитель, Буглиози практически был свидетелем происходящего. Это в любом случае потрясающее повествование, но стоит задуматься о предвзятости чувака, пишущего о работе, которую он проделал, чтобы упрятать преступников за решетку.

Но сейчас я никак не могла найти экземпляр книги, с которым работала и оставляла пометки. Это была проблема. Я перерыла все коробки, которые привезла из своей квартиры, дважды убедилась, что не положила его в рюкзак, чтобы держать поближе к сердцу, но так и не нашла.

Был шанс, что где-то в моей комнате все еще хранилось издание, которое я читала в детстве. Я, конечно, забрала с собой много вещей, когда мы с мамой переехали, но и у отца оставила достаточно, чтобы комфортно проводить у него выходные. В результате быстрого поиска на книжных полках обнаружились все три тома из серии «Эмили из «Молодой Луны» и гигантский том о Распутине, который я любила таскать с собой, но никогда не читала, однако единственной нужной мне книги не оказалось.

Я знала, что могу заказать ее через какой-нибудь веб-сайт с быстрой доставкой, но что-то мешало мне потратить еще пятнадцать долларов на книгу, несколько экземпляров которой я уже приобрела в течение жизни. Я открыла онлайн-каталог окружной библиотеки и убедилась, что она имеется в местном филиале. Если я собиралась застрять здесь на все лето, в любом случае имело смысл подать заявку на получение читательского билета. Я заполнила всю нужную для этого информацию, используя папин адрес как свой собственный.

Как только я отправила форму, на улице раздался громкий звук. Если это было какое-то дерьмо в духе Golden State Killer^[20] то, вероятно, было не лучшей идеей подходить к окну и проверять, что там происходит. Но опять же, предположительно, серийный убийца должен был быть немного более ловким и не ходить по окрестностям, роняя чемоданы с гаечными ключами или что там громыхало.

Я приподняла жалюзи, и увидела Сэма, выходящего из собственного гаража. Он снова был босиком и шел, неловко разведя руки в стороны. Они, казалось, были испачканы… чем же? Это была жидкость, но в темноте невозможно было определить цвет. Может, красная? Может, это кровь?

Он подошел, чтобы открыть дверцу грузовика, затем остановился, видимо, вспомнив, что его руки испачканы. Он просто постоял там мгновение, его плечи выразительно передавали проклятия, которые он, вероятно, бормотал себе под нос, прежде чем повернуться и направиться обратно в гараж.

Было одиннадцать часов вечера. Что, черт возьми, он делал?

Он появился снова, на этот раз выглядел чище, и с помощью тряпки открыл дверцу авто. Отпечатков пальцев не будет. Разумно.

(Хотя… разве слишком чистая ручка не будет выглядеть более подозрительно? Это же его собственный грузовик!)

Когда он вытащил из машины пластиковый рулон, я закрыла жалюзи и отошла от окна. Это было слишком странно. Я понимала, что слегка накручиваю себя, учитывая сколько в последний год маринуюсь в прозаических описаниях жестоких преступлений, но все, о чем я могла думать, так это о воспроизведении этой сцены в Forensic Files^[21]. Нехорошо… Надеюсь, что, по крайней мере, на мою роль выберут полную актрису. Внешность была важна.

Не успев хорошенько обдумать все это, я набрала номер Коннера и вздохнула с облегчением, когда он ответил своим обычным жизнерадостным «алло».