Согласившись с житейской армейской мудростью, я остался сидеть и спокойно доел яичницу. Посыльный с приказом примчался точно к тому времени, как мы вышли из палатки. Корсаков прочитал бумагу и обратился ко мне.

– Пруссаки подходят с севера, Константин Платонович. Думаю, Фридрих возле Кюстрина через Одер переправился.

– И что там? – я кивнул на бумагу. – Салтыков приказывает отступать?

– Ни в коем случае, – Корсаков ухмыльнулся. – Он на вид хоть и тихий, но старик жару молодым может дать. Мы выдвигаемся им навстречу.

К счастью, нам не надо было торопиться. Первыми из лагеря ушли передовые части гусар, за ними кирасиры, следом пехота, а уже после в путь двинулась и наша батарея.

Корсаков успел съездить в штаб корпуса и, вернувшись, радостно рассказал: Салтыков взял за жабры союзников, уже было собравшихся отступать, и обе армии двигались теперь навстречу Фридриху. Генерал-аншеф собирался дать решительное генеральное сражение. В чём мы с Корсаковым его искренне поддерживали.

Глава 6 – Холм Мюльберг

Русские войска встали к востоку от Франкфурта возле маленькой деревеньки Кунерсдорф. Армия заняла оборону на трёх возвышенностях, разделённых оврагами: корпуса Фермора и Вильбуа разместились на холме Юденберг, корпус Румянцева на Большом Шпитцберге, а Обсервационный на Мюльберге.

Салтыков ждал удар со стороны Кюстрина, поэтому войска получили приказ строить укрепления на северной стороне. Нашу батарею это тоже не минуло: солдаты копали, насыпали редуты, утрамбовали земляные стенки и брустверы.

– Как вам наша позиция, Константин Платонович? – спросил меня Корсаков, разглядывая в подзорную трубу местность перед холмом.

– Неплоха. – Мне показалось, что он хочет меня слегка проэкзаменовать, и решил подыграть: – Господствующая высота, поле внизу заболочено, так что пехота будет вязнуть. Для обороны просто отлично.

Корсаков одобрительно кивнул, и я продолжил:

– Только есть у меня опасение, Иван Герасимович, что Фридрих тоже всё это знает. Я бы на его месте постарался обойти нас, чтобы не класть войска в лобовой атаке.

Майор хмыкнул.

– Тоже такие мысли были. Но раз начальство приказало, будем окапываться здесь.

Пришлось солдатам продолжать копать. А я следил за работами, проверял Печати на орудиях и «близнятах».

Через три часа в пехотных частях, стоявших рядом, возникла какая-то нездоровая суета и движение. Я уж было решил, что Салтыков дал распоряжение отступать, но ошибся. На батарею прискакал один из адъютантов Фермора и передал приказ – оставить северный склон и занять оборону на южной части холма. Как он добавил от себя, разъезды казаков заметили пруссаков, обходящих русскую армию с востока.

– Как я и говорил, – поморщился Корсаков, – опять готовить позиции. Только людей перед боем зря гоняем.

Я с ним согласился, но делать было нечего. Придётся солдатам копать заново.

* * *

Почти до заката батарея готовила новые позиции. Впрочем, Корсакову и здесь не понравилось.

– Плохо, очень плохо, – ворчал он. – Если пруссаки со стороны Кунерсдорфа будут наступать, мы их отсюда не достанем. Что мы тут прикрываем? Фридрих тоже не дурак, не полезет через овраги.

Я только пожимал плечами. Думаю, ему стоило рассказывать не мне, а попытаться убедить Фермора. А возможно, Корсаков просто был не в духе.

– В штаб поеду, – будто услышал мои мысли он, – выскажу всё, что думаю. Константин Платонович, остаётесь за старшего.

Проследив за ходом работ, я сходил на соседние позиции, где ставили свои лёгкие пушечки артиллеристы пехотных частей. Подновил им Печати на орудиях, а заодно узнал свежие новости. Говорят, авангард Фридриха видели уже в пяти верстах. А значит, завтра точно дадим ему сражение. Офицеры на этих словах крутили усы, выпячивали грудь и рвались в бой.

Вернувшись на батарею, я отошёл в сторонку и подозвал Кижа.

– Значит так, Дмитрий Иванович, у нас с тобой будет отдельная задача, личная.

Он вытянулся по стойке смирно.

– Слушаюсь! Жажду воевать, Константин Платонович!

– Вижу, – махнул я рукой, – завтра навоюешься. План такой: мы должны захватить в плен Фридриха.

Киж изумлённо поднял брови, но промолчал, ожидая дальнейших инструкций.

– Фридрих обожает лично командовать войсками. Стало быть, завтра он будет во второй линии. Вероятно, на какой-нибудь высоте, чтобы видеть поле боя.

Мертвец согласно кивнул.

– Как только я обнаружу его местоположение и дам тебе наводку, возьмёшь лошадей и отправишься туда. Подкрадёшься, как ты умеешь, незаметно и постараешься взять его. Справишься?

– Так точно! – гаркнул Киж. – Он меня не увидит, пока его вязать не начну. Охрану разрешаете перебить?

– Разрешаю. А я тебе окажу снайперскую поддержку. Постараюсь и с охраной помочь, и Фридриха, если будет убегать, остановлю.

Ну а что? Коли Киж способен скрывать своё присутствие от живых, почему бы не воспользоваться?

– А может, – Киж хищно прищурился, – решить вопрос кардинально? Убить его и все дела. Я смогу, не сомневайтесь!

– Нет, Дмитрий Иванович, такой вариант оставим на крайний случай. Нам Фридрих нужен живой и более-менее целый.

Я не собирался убивать короля Пруссии. Ранить, чтобы обездвижить, но не убивать. Если он умрёт, у пруссаков начнётся страшный бардак. Кого брать за жабры, чтобы подписывал с нами мир? Пока они разберутся, кто там наследник, упустим время. Австрияки интриговать начнут, переговоры затянутся. Может случиться, что во власть вылезет кто-то похлеще Фридриха и тогда война разгорится по новой. Да и непонятно, какое отношение ко мне будет после убийства короля. Не уверен, что общество не объявит Урусова Константина Платоновича презренным цареубийцей. Всё же дворяне в таких делах очень чувствительны и щепетильны.

– В общем, Дмитрий Иванович, проверь оружие, лошадей и будь наготове.

Киж щёлкнул каблуками и пошёл готовиться к нашей маленькой авантюре.

* * *

Уже в сумерках вернулся крайне недовольный Корсаков.

– Как я и говорил, – кривя губы, выплюнул он, – пруссаки подходят со стороны Кунерсдорфа. Нашу батарею приказано разделить: половину орудий с расчётами отдают в помощь Обсервационному корпусу. Придётся вам, Константин Платонович, остаться здесь и командовать самостоятельно. Ну да ничего, вам не привыкать, справитесь.

– Иван Герасимович, помилуйте! Куда вам ехать с ранением?

Он и правда выглядел бледновато и каждый раз, наступая на правую ногу, непроизвольно морщился.

– Тем более вы с шуваловцами не слишком ладите, а я человек никому не известный, как-нибудь мирно договорюсь.

Корсаков посмотрел на меня с облегчением и чуть-чуть виновато.

– Нехорошо так, – отвёл он взгляд, – вас в самую гущу посылать. Я старший офицер, должен…

– Иван Герасимович, если по совести, вы сейчас должны лежать в госпитале, а не командовать батареей. Поберегите ногу, я вас очень прошу.

– Ваша правда, – нехотя признал он, – я сейчас не в лучшем состоянии.

– Вот и оставайтесь здесь, а я поеду на Мюльберг. Только дайте мне Сидорова и прапорщиков Саблина с Клевцовым.

– Ограбить меня хотите, – усмехнулся Корсаков. – Забирайте, вам нужнее будут. Ни пуха ни пера, Константин Платонович!

Майор пожал мне руку, а в его глазах читалась признательность. Нет, вовсе не за то, что я избавил его от опасности, а скорее наоборот. Он боялся со своим ранением не справиться во время боя и уронить честь, свою и батареи.

– К чёрту, Иван Герасимович.

Через четверть часа я выдвинулся во главе колонны. Четыре пушки с расчётами, мои «близнята», телега с «сюрпризом», прапорщики, слегка напуганные, но не подающие вида, и Киж с денщиком Васькой. Последним членом нашей команды был Мурзилка – сытый кот мирно дремал за пазухой денщика и считал, что война его не касается.

* * *

К счастью, на этот раз копать ничего не пришлось. Даже на лицах солдат появились счастливые улыбки, когда они увидели подготовленные для нас позиции. А вот мне они совершенно не понравились.

Холм Мюльберг шуваловцы превратили в звездообразный редут. Нашу полубатарею разместили в одном из «лучей». Причём мы оказались будто на островке – с трёх сторон был невысокий обрыв, а с «большой землёй» нас связывал узкий проход. Только вот позиция находилась на северо-западе, ближе других к прусским войскам. Когда начнётся сражение, мы окажемся на острие обороны и самом опасном направлении. Ясное дело, мы же не свои, чего нас жалеть.

По первости хотелось выругаться, но потом я махнул рукой. Прорвёмся! Ещё посмотрим, кто кого. В этом даже есть положительная сторона: отсюда я точно засеку свиту Фридриха и смогу натравить на него Кижа.

Устанавливали орудия уже в темноте, при свете костров и факелов. До утра ждать было никак нельзя – возле чёрной громады недалёкого леса мелькали огоньки подошедшей прусской армии. Не удивлюсь, если они пойдут в атаку ещё до рассвета. У Фридриха хватит полководческого таланта на всякие неожиданные решения.

Пока ставили пушки, к нам на позиции приехал капитан из Обсервационного корпуса. А следом за ним большой обоз с боеприпасами и провиантом. Может, у Обсервационного корпуса есть проблемы со стойкостью и дисциплиной, зато со снабжением там полный порядок, даже с нами поделились не скупясь. К счастью, капитан оказался вполне адекватным и приятным дядькой, тоже артиллеристом и деланным магом. Без настоящего образования, но с горящими глазами и желанием научиться новым трюкам. Мы с ним мило поболтали, а я между делом научил его одной простой защитной Печати. Буду рад, если в завтрашней мясорубке она поможет ему выжить.

Уже за полночь я расставил караулы и отпустил солдат отдыхать. А сам отошёл на бруствер и позвал Кижа.

– Дмитрий Иванович, тебе надо ехать сейчас же. Найдёшь в лесу место, где тебя не заметят, а ты сможешь видеть батарею.

– Сделаю, Константин Платонович.

– Я подам тебе сигнал: запущу в сторону Фридриха два зелёных знака. Видел, как я фейерверк пускаю? Вроде него будет, не пропусти.

– Не беспокойтесь, увижу и всё сделаю.

– Уверен, что сможешь остаться незамеченным?

– Обижаете, Константин Платонович. Я с вами постоянно хожу, а никто даже не посмотрел в мою сторону.

– А лошадь?

– Прикрою, невелика сложность.

Прежде чем уехать, Киж сказал мне:

– Вы уж поберегите себя, Константин Платонович. Мне бы не хотелось остаться в одиночестве: покачусь по наклонной, озверею от безнаказанности и в конце концов нарвусь. Таких, как я, если рядом нет некроманта, принято сжигать на костре. Я видел дважды, как это делают, и не хотел бы испытывать на собственном опыте.

Не дожидаясь, что я отвечу, он вскочил на коня и умчался в ночь.

* * *

Спать не хотелось совершенно. То ли я нервничал перед боем, то ли вся эта канитель с перемещением батареи взвинтила нервы, то ли наглый план взять в плен целого короля будоражил, но сна не было ни в одном глазу.

Так что я занялся некоторыми приготовлениями на завтрашний день. Предупредив часовых, я нашёл тропинку и спустился под обрывчик, на котором стояла батарея. Прямо на склонах нарисовал защитные Знаки и влил в них столько энергии, сколько смог выдать Анубис. Талант недовольно ворчал, что его грубо растормошили, но выдавал эфир как положено. После я раскидал ниже по склону холма «мины» – связки Знаков, отлично работающие против пехоты. Ну и добавил «чеснока» из небольших Печатей против кавалерии, на всякий случай.

Вернувшись на батарею, я стал прикидывать, как обезопасить пушки. Пожалуй, поставлю прапорщиков парами, прикрывать по одному орудию, а сам закрою щитом сразу два.

Кстати, при всей защите, что давали «талантливые» щиты, мне они совершенно не нравились из-за крайней хрупкости. Стоило давлению на такой щит достичь некоторого предела, тот рассыпался, будто стеклянный. А деланные щиты, наоборот, могли прогибаться, пропускать часть атак, но не разрушались полностью.