Вот и сейчас, подходя к машине, я ясно осознал, что мне в спину кто-то смотрит. И взгляд этот был не ганинский и не осимовского «штатского». Не потому, что они не могли смотреть мне в спину, а потому, что взгляд этот давил на меня сверху. Я подумал, обернуться мне или нет – опять эта проклятая проблема выбора! – но «Хонда», к которой я подошел, сняла все вопросы.

В отражении стекла задней дверцы я увидел, как из окна четвертого этажа гостиницы из-за придерживаемой рукой портьеры мне вслед смотрит иностранец. Я специально задержался у дверцы, показывая спиной, что заинтересован отражением в стекле. Как и следовало ожидать, человек этот смотрел на меня не из праздности. Заметив мое внимание, он дернулся и скрылся за шторой.

Глава 3

«Крабов мир» находился всего в двух кварталах от гостиницы, и я не развалился бы, если бы дошел до него пешком, но протокол есть протокол. Тем более бензин казенный, чего его жалеть. Не жалеем же мы морозными днями казенный керосин и газ, врубая в офисах на полную мощность калориферы и доводя себя к концу дня до состояния закипающего чайника. Так что ничего, налогоплательщик не развалится оплатить мне сто миллилитров элементарного бензина, который сожгла полицейская «Хонда», доставившая меня в последнюю гавань капитана Грабова.

Двух минут езды мне хватило, чтобы позвонить Нисио. Как я и предполагал, несмотря на субботу, он уже торчал на работе. Я запросил бумагу с полномочиями вести следствие и попросил поторопить Аояму с досье на Грабова. Нисио не хохмил и не ерничал, говорил сухо и серьезно, но не без традиционной проницательности.

– И ты, это, телефон-то больше не отключай, а то ночью мы все передергались…

– Зато я хоть пару часов поспал.

– Дома поспишь.

Да, он прав, надо было позвонить домой, но делать этого не хотелось. Дзюнко устроит разборку и еще, чего доброго, обвинит меня в том, что я специально не сказал ей про убийство. Нет, звонить перед работой я ей не буду. Вечерком после пива будет в самый раз.

Мы подрулили к ресторану. На стоянке находилось несколько черно-белых полицейских машин, на фоне которых нагло краснел эпатирующим отщепенцем пурпурный «Бенц». «Хозяйский небось, – подумал я. – Чего себя с дармовых крабов не побаловать-то?»

В зале ресторана работали несколько экспертов, их голубые халаты синими птицами разрезали полумрак плохо освещенного пространства. Они шелестели блокнотами, щелкали затворами фотокамер, озарявших на мгновение стол с остатками вчерашнего пира, и переговаривались вполголоса между собой на плохо понятном мне языке их профессиональной премудрости.

Из кухни вышел Осима. Он был в форме, и по его осмысленному взгляду, безукоризненно белой рубашке и идеальным стрелкам на темно-синих брюках не было заметно, что человек всю ночь работал.

– Отдохнули, господин майор?

– Там все отдохнем, капитан, там…

Перед нижестоящими надо обязательно напускать на себя туман идейной возвышенности и философской отрешенности. В случае прокола, от которого никто из нас не застрахован, они помогут отчасти компенсировать промах и ослабят волну укоров и претензий.

– Чего это вы свет не включаете?

– Эксперты не исключают, что на отдельных блюдах может оставаться яд, а от света он разрушается. Вернее, отдельные его виды.

– Понятно, понятно…

Я вдруг обнаружил в глазах Осимы настороженность с подмешанным укором.

– А вы, Минамото-сан, это… Вы вот так вот к нам прибыли?

– Что значит «вот так»?

– Вы без формы приехали?

Ах вон оно что! Его смутило то, что я в штатском. Конечно, я приехал «вот так»! Зачем мне было переться сюда в толстенном кителе, от которого я издыхаю в саппоровском пекле, если я собирался провести тут одну-единственную воспитательную беседу с человеком, который совершенно спокойно может потерпеть мои джинсы и тенниску? Форма ждет меня в моем шкафчике в управлении, я в нее собирался в понедельник влезть.

– Да, я приехал без формы. Я вас что, шокирую?

– Меня – нет, но нам предстоят контакты с российской стороной.

– Вы связались с консульством?

Генеральное консульство находится в Саппоро. С ельцинских времен ребята там работают неплохие, но когда случаются какие-нибудь инциденты с рыбаками и прочим в дипломатическом понимании люмпеном, вытащить их на место преступления – целая проблема. Кроме того, не только дипломаты, но и сами морячки не особо стремятся к этим встречам. Но это когда дело касается выбитых по пьянке какому-нибудь японцу передних зубов или кражи в универмаге пачки колготок. Сейчас же вариантов не было, об убийстве российского подданного информировать консульство мы обязаны.

– Еще нет. Сегодня суббота, я думаю, там только дежурный. Во всяком случае, раньше понедельника здесь никто не появится. Но есть, правда, Игнатьев…

– Ладно-ладно, капитан. Прикажите связаться с управлением – пусть вышлют мне мой мундир, если уж вам так приспичило.

– Мне не приспичило, я о вас забочусь.

– Угу, обо мне, обо мне…

Я вдруг вспомнил таинственного наблюдателя в окне гостиницы.

– Кстати, об Игнатьеве. Он ведь тоже в «Минато» живет?

– Да, номер четыреста пятнадцать. У его переводчика Нариты – четыреста шестнадатый. Мы должны определиться, где проводить опрос.

– Этот Игнатьев – шишка большая?

– Начальник какого-то управления их госкомитета по рыбе. Я думаю, что в управление его пока вызывать не надо.

– Согласен. Я даже готов с ним переговорить в отеле. С Наритой тоже. Может, даже с ними обоими сразу.

– Остальных будем вызывать в управление?

– Ресторанных товарищей и местных жителей – думаю, да. А с рыбачками поедем разговаривать на судно, так будет лучше.

– Как скажете.

– Начнем после обеда – пускай они поспят. Сейчас все равно от них толку не будет. А пока давайте показывайте, что здесь к чему. Я покручусь здесь до десяти, а потом поеду разбираться с этим, как его… вы утром сказали…

– С Елизаровым. Он у нас на предварительном содержании. Его надо еще раз допросить и отвезти в иммиграцию – пускай они потеют. Я полагаю, что нам сейчас заниматься им не с руки.

– Я сам посмотрю, с руки или не с руки, хорошо? Если вы, капитан, не возражаете, конечно.

Не люблю я этих инициативных местных. Конечно, я сам прекрасно понимаю, что усложнять сейчас свою жизнь лишними разбирательствами с морячком, сошедшим на берег без бумаги, совершенно ни к чему. Но Осима не должен – как там Ганин учил? Лезть раньше папаши в огонь, так, что ли?

Пока мы кружили вокруг гигантского стола, эксперты продолжали фотографировать остатки вчерашнего пиршества и упаковывать каждую тарелку с объедками в отдельный пакет. Недоеденного осталось прилично.

На месте, где сидел Грабов, тарелок уже не было. Я сел на его стул. Значит, слева был Игнатьев, справа – Мацумото. Вот Грабов берет – чем, кстати, берет, вилкой или палочками? – ломтик фугу, который неведомый пока доброхот присыпал чем-то вроде цианистого калия. Вот он запихивает его в рот, жует, глотает. Вот его поражает исключительной силы спазм. Боли пока никакой нет, просто каменеют мышцы сначала горла, следом – нижней части лица. Затем холодные металлические клещи зажимают грудную клетку, ноги становятся ватными, руки – бумажными, глаза начинают вылезать из орбит. И только в самом конце этого экзотического шоу в поэтике немецкого экспрессионизма жертву пронзает неимоверной остроты боль, но испытать ее ей суждено лишь на мгновение.

Подошел Осима.

– Вот именно здесь он и сидел.

– Чем он брал фугу, вилкой или палочками?

– Палочками Грабов пользоваться умел – в Японии он давно стал своим человеком. Вчера ел как палочками, так и вилкой. И то и другое сейчас в лаборатории. Конкретно фугу, по показаниям свидетелей, он брал палочками.

– Пойдемте в кухню.

Кухня была самой обычной и ничем не примечательной. Стандартные металлические столы для разделки продуктов и приготовления блюд, две восьмиконфорочные плиты, три огромных холодильника, шкафы с утварью. С ночи все пищевые запахи уже растворились, сейчас в кухне пахло только прогорклым растительным маслом из двух огромных сковородок.

– Что здесь жарили?

– Вчера подавали темпуру и карааге, – отрапортовал Осима, захлебываясь слюной.

Упоминание обжаренных в тесте кусочков рыбы, овощей и курицы, очевидно, напомнило Осиме о том, что он толком не завтракал. Я же вспомнил о вчерашних спагетти с лососем и гребешком и тоже с трудом подавил прилив слюны во рту.

– Вы завтракали, капитан?

– Да так, если это можно назвать завтраком…

– Давайте пойдем поедим чего-нибудь. Не будем мешать вашим ребятам, они без нас лучше справятся.

– Я думал, может, сейчас опросить Осаку… – замялся Осима.

– Он спит?

– Да. У него здесь что-то типа квартирки.

– Вот и пускай спит. Время пока терпит. Единственное, что нужно сделать немедленно – это позвонить в порт и приказать пограничникам не выпускать «Пионера» ни под каким видом.

– Я это сделал еще ночью, господин майор.

Вот такие вот инициативные ребята работают у нас на местах!

Мы с Осимой вышли из темного ресторана на свет божий, дошли до «Северо-Тихоокеанского» банка и расположились по соседству, в «Макдоналдсе». Жидковатый, но горячий кофе и вчерашний, но еще вполне сносный яблочный пирожок освежили мои зачахшие за последние часы внутренности. Осима уплетал двойной чизбургер под холодный «Спрайт» и вводил меня в курс дела, не дожидаясь файла от Аоямы.

По словам Осимы, главным оппонентом Грабова в Немуро был Игнатьев. Конфликты между ними начались два года назад, когда Игнатьев сменил отработавшего на этом месте некоего Леонтьева, который, как сказал Осима, вернулся в Москву и тут же был посажен на пять лет за какие-то махинации с выделением квот на добычу лосося какому-то рыбацкому кооперативу из Приморского края. У Леонтьева никаких проблем с Грабовым не было, и Осима считает, что покойный капитан щедро оплачивал наивное неведение московского инспектора.

Игнатьев повел себя иначе. Он сразу же вступил в конфликт с Грабовым, начал требовать от него разрешение на вылов, экспортную документацию и разные финансовые декларации, необходимые в таких случаях. Его предшественник никогда этих документов с Грабова не требовал, и первые месяцы на судне Грабова, а также еще на нескольких судах, которые он фактически содержал, стояла легкая паника. Игнатьев приезжал в порт к приходу «Пионера Сахалина», запрещал портовым службам выгружать краба и добился-таки того, что Грабов стал предъявлять ему бумаги. Осима уверен, что бумаги эти настоящие, ибо Игнатьев кривился, но принимал их и давал разрешение на разгрузку.

Из слов Осимы следовало, что, кроме Игнатьева, напрямую заинтересованных в устранении Грабова в ресторане вчера ночью не было. Игнатьев сидел по левую руку от капитана и без труда мог в пьяной суете посыпать рыбу ядом.

Осима покончил с чизбургером и негромко заявил:

– В общем, если это Игнатьев, то он, с рациональной точки зрения, поступил правильно. В России у Грабова было все куплено. И бумаги на подлинных бланках и с настоящими печатями он явно покупал, и никаких проблем с пограничниками и таможенниками у него не было. Остановить его можно было только так. Никакие законные меры к нему применить было невозможно.

– Хорошо. А этот его местный партнер Мацумото?

– Партнер Грабова? По нашим сведениям, он уже более десяти лет состоит в верхушке якудзовской группировки «Син-Сэй». Лидеры ее сидят – точнее, пока не сидят, а благополучно проживают – у вас в Саппоро, а он имеет свой кусок в рыбном бизнесе здесь. Платят ему и русские, и наши. Русские делятся наваром с продаж, немуровские и кусировские покупатели оплачивают возможность закупать рыбу по демпинговым ценам.

– Короче, убирать Грабова ему было невыгодно.