Серебряный змей в корнях сосны – 4 (страница 12)
– Боги являются, когда люди больше не в состоянии сами себе помочь. Только самые искренние и отчаянные молитвы достигают ворот Такамагахары.
– Разве твоя жизнь не ужасна? Почему ты не молишься, чтобы тебя спасли?
В ответ Кендзи негромко, по-доброму рассмеялся.
– Я жив, у меня есть ноги, чтобы идти, и руки, чтобы перебирать струны моей бивы. Люди добры к одинокому путнику, благодаря им мне есть, чем набить живот. Моя судьба не так уж печальна, ведь вокруг полным-полно тех, кому повезло меньше.
Хизаши не понимал его. Что хорошего – зависеть от чьей-то ветреной благосклонности, не имея даже возможности видеть мир своими глазами? Должно быть, этот человек давно рехнулся.
– Скажи мне наконец свое имя, – попросил Кендзи.
– Хизаши.
– Из какого ты рода, Хизаши-кун?
– Рода?
Хизаши задумался. Они делили дорогу с Кендзи много дней, все больше удаляясь от привычных Хизаши мест. Несколько раз они останавливались в крупных деревнях, где бива хоши развлекал людей своими песнями и музыкой. И пусть те жители не были богачами, не отпускали их в путь голодными и не обогретыми. И когда Хизаши подумал обо всех этих смертных, понял, о чем спрашивал его Кендзи.
Из какого рода – значит, к какой семье Хизаши принадлежал. Но правда была в том, что ёкаи не знают, что такое семья.
Кендзи понял его молчание по-своему и грустно улыбнулся.
– Тогда у нас с тобой больше общего, чем мне казалось. Я рад, что нам по пути.
Но Хизаши уже думал о другом. За это путешествие в компании человека у него скопилось много разных мыслей, начавших складываться в одно.
Наутро они покинули заброшенный храм, где коротали ночь, и снова вышли на дорогу. Солнце припекало весь день, и Хизаши провел его, свернувшись в котомке Кендзи. Тот если и почувствовал лишний вес, значения этому не придал. Под вечер будто бы стало даже жарче, Хизаши беспокойно заворочался и тут ощутил приближение целой группы людей. Они двигались в том же направлении.
Кендзи заметил их, но позже, когда послышались громкие голоса.
– Моя дорогая Миё, наверное, ждет не дождется!
– Твоя Миё ждет подарка, а не тебя.
– Это твоя Рёко падка на подарки, а Миё меня любит.
– Вот дома и посмотрим, кого жена поколотит!
Мужчины расхохотались и продолжили подначивать друг друга, пока не поравнялись с бива хоши. Слепой музыкант остановился, чтобы его не сбили ненароком с ног, а Хизаши сделался невидимым на всякий случай и выглянул из котомки. Мужчины были простыми работягами, продающими свой труд в городах, чтобы прокормить семьи, и сейчас возвращались в родную деревню, полные нетерпения. Бродячего музыканта позвали с собой, а тому было все равно, куда идти. Так они оба оказались в месте, которое Хизаши не дано будет забыть никогда.
Селение оказалось совсем крошечным, просто хибары, сгрудившиеся вокруг общей площади с вырытым колодцем. Лес близко подступал к домам, будто надеялся однажды прогнать людей со своей законной территории. Но лес этот Хизаши не очень понравился, был он какой-то нездоровый, а что за хворь его поразила, неясно. Одно только он вскоре понял – лес засыхал. И люди в его тени – тоже.
– Миё!
Навстречу мужчинам из домов высыпали женщины и дети, старики покачали седыми головами в знак узнавания. Названная Миё обняла мужа, их обступили детишки: совсем еще маленький мальчик и девочка лет двенадцати с любопытными глазами-вишенками. Она-то первой и указала на чужака.
– Отец, кто это?
– Мое имя Кендзи, дитя, – представился бива хоши, – я бродячий музыкант.
– Музыкант? – девочка округлила глаза, и ее взгляд скользнул ему за плечо, туда, где торчала из котомки треугольная серебристая голова змеи.
– Мичи, – шикнула на нее мать, но Кендзи уже повернулся в ее сторону.
– Я знаю много историй, дитя, и за кров и кусок лепешки спою их тебе, хочешь?
– Хочу! Хочу послушать про столицу! – обрадовалась она, и мальчик запрыгал на одной ножке, то ли от радости, то ли со скуки.
Хизаши выполз полностью и обвил собой шею Кендзи, тот на мгновение застыл, будто почувствовал, потом расслабился и позволил увести себя в один из домов. Внутри все кричало о бедности, но на лицах людей Хизаши не нашел злобы. Это удивило его. Разве людей не злит то, в какой нищете они обитают? Почему они улыбаются друг другу, почему кормят незнакомца, когда у самих на столе даже риса нет?
Хотя не только риса. Хизаши сполз на пол и выскользнул на улицу, чтобы убедиться – ками в деревне нет. Ее никто не оберегает.
Вечером бива хоши сдержал обещание и пел, пока люди не разошлись отдыхать перед новым тяжелым, полным лишений и надежд днем. Хизаши принял форму человека и сел рядом с Кендзи в пустом амбаре. Слепец выглядел довольным, хоть и поел всего ничего и не заработал своими пением и игрой ни мона.
– Хизаши? – спросил он, ощутив его присутствие. – Ты снова здесь?
– Ты точно слеп? – хмыкнул Хизаши.
– Как червяк. Но знаю, что ты покинул меня, едва мы повстречали тех добрых людей.
– У тебя все люди добрые.
– Но ведь так и есть. Иначе как бы я дожил до своих лет, – ответил Кендзи убежденно. – Я не знаю, кто ты и из каких краев, какой жизнью жил и живешь, но едва ли ты был на моем месте. Калекам не позволено работать наравне со всеми, моя бива – единственное, что ограждает меня от голодной смерти. Но быть бива хоши – не только мой шанс выжить, но и убедиться в доброте человеческой природы.
– Ты рассуждаешь наивно, – заметил Хизаши и впервые задал личный вопрос: – Для калеки, зависящего от чьей-то милости, ты слишком умен. Не только ты не знаешь, кто я и откуда, но я не знаю, кто ты.
– Справедливо. – Кендзи сел и похлопал ладонью рядом с собой, ища Хизаши. Тот протянул руку, чтобы он мог ее коснуться и понять, где собеседник. В закрытом амбаре было темно, лишь сквозь щели пробивался лунный свет, но ни ёкаю, ни слепцу мрак ничуть не мешал.
– Как же так вышло, что ты оказался на улице?
– Это длинная история, которую я никогда не превращу в песню, – грустно улыбнулся Кендзи и стянул с глаз повязку. Хизаши не обращал внимания прежде, но если бы не отталкивающая верхняя часть, его лицо могло бы казаться весьма приятным и уж точно не было похоже на лица простых крестьян. Кендзи поднял веки, и Хизаши удивленно охнул.
– Тебя ослепили!
– Это было давно, уже и не вспомнить когда.
– Как можно такое забыть?
– Все забывается, Хизаши. Ты, видно, еще слишком юн и напрасно тратишь время на путешествие со мной.
И все же Хизаши хотелось узнать, и Кендзи поделился с ним своей историей.
Он был младшим сыном богатого человека, но к их дому подступала война, и семья раскололась на две части: одна собиралась бороться с захватчиком до последней капли крови, вторая уже искала выгоду в сделке с ним. Даймё постоянно шли войной на соседей, этим никого не удивить, и тот, чьи земли и богатства были желанны другими, захлебывался в крови. Так случилось и с семьей Кендзи. Пока отец пытался защитить дом, его родичи продались врагу. Всех несогласных убили, даже старших детей, а Кендзи ослепили и выбросили на улицу. Он повстречал людей, которые отвели его в храм и оставили на пороге, иначе ребенку без глаз не выжить бы.
– Надо было вернуться и наказать всех, – прошипел Хизаши.
– Я не самурай, умею лишь играть на биве, чтобы развлекать людей.
– Хочешь, я их накажу?
– Ты? – Кендзи тихо рассмеялся. – Ни к чему это. Я ведь жив.
– А толку? – фыркнул Хизаши. – Вот ты говоришь мне о доброте человеческой. Но разве твоя судьба не доказательство обратного? Или ты совсем дурак?
На что Кендзи только улыбнулся и снова напялил повязку на глаза.
– Спи, Хизаши. Завтра мы продолжим наш путь.
Хизаши и впрямь лег поодаль, оставшись в человеческой форме, но, так и не найдя этому неудобному телу положения, принял истинный облик, и эту ночь провел вместе со странным, непонятным человеком по имени Кендзи, а утром тот ушел дальше, искать в людях доброту.
А Хизаши остался. И вовсе не потому, что уже ее нашел.
«Я стану ками», – сказал он однажды на Параде во всеуслышание, но тогда это было лишь дерзкой мечтой, желанием, которое грело внутри, но оставалось далеким, как солнце, и притягательным, как луна. Теперь же все изменилось – бродячий музыкант, сам не ведая, подарил Хизаши ключик к тому, чтобы достать свою луну в отражении на воде.
Что дальше будет с одиноким бива хоши, его уже не занимало. Он нашел себе новый дом в корнях старой сосны неподалеку от деревни и каждый день приходил к ней, чтобы наблюдать за людьми. Их быт не отличался разнообразием, но Хизаши смотрел и подмечал детали, ему очень хотелось найти то, что станет его возможностью возвыситься. Мужчины часто уходили на несколько дней и дольше, чтобы заработать на ту жалкую еду, что они потребляли. Женщины воспитывали детей, ухаживали за старыми и больными, следили за хозяйством. И так изо дня в день, изо дня в день… Хизаши уже почти решил, что нужно было уходить вместе с бива хоши, но со временем он все же заметил кое-что.
В деревне не хватало воды, колодец в ее центре обмелел, земля страдала, и вместе с ней страдал лес в округе. Дождей в этих краях давно не было, и самые слабые начали хворать. Тогда-то Хизаши впервые и вышел из леса, пока невидимым, но человеком. Был жаркий полдень, Хизаши подошел к колодцу и сразу почувствовал, что он почти пуст.
– Вы кто такой? – услышал он звенящий от напряжения голос за спиной. Так расслабился, прикрытый невидимостью, что даже на мгновение испугался.
За ним с безопасного расстояния наблюдала знакомая девочка. Как там ее звали?
– Мичи? Мичи, с кем ты разговариваешь? – из дома вышла ее утомленная мать.
Когда девочка снова посмотрела на Хизаши, тот уже исчез.
В следующий раз они с Мичи встретились в лесу, куда она пришла за травами, а он прятался в кустах, зыркая оттуда золотыми змеиными глазами. Девочка наклонилась и вдруг повалилась наземь, не издав ни звука. Хизаши обернулся человеком и проверил ее пульс. Кажется, она была сильно утомлена и слишком мало пила в последнее время. Хизаши не умел лечить людей, но побыл с Мичи, пока она не пришла в чувство, и оставил одну.
И когда на следующий день он вышел из леса открыто, его не прогнали, отнеслись с теплотой, и пусть сами голодали, они накормили его, налили вина и предложили ночлег. С запада наползали сумерки, и Хизаши решил задержаться – ему было любопытно. Чумазые дети тянули его за полы кимоно, слишком вычурного для места, подобного этому, из дорогой ткани с рисунком в виде облаков. Им было интересно потрогать ее, а то и послюнявить щербатыми ртами. Изможденные женщины, улыбаясь и то и дело затягивая незамысловатые песни, закончили работу по хозяйству и принесли в комнату Хизаши матрас, пахнущий свежей соломой.
– Это вы помогли мне вчера в лесу? – спросила Мичи, появившись в дверях. Ее взгляд был не по-детски серьезен, даже печален, глаза на худом лице казались огромными и цветом напоминали спелую вишню.