Я вгляделась в лицо Рэма. Когда он вел себя как подросток, действия верианца нередко ставили в тупик. Теперь же, принц все больше походил на взрослого мужчину, и я терялась рядом с ним еще чаще. Не мудрено! Прежде лицо Рэма было открытой книгой – читай не хочу, сейчас оно выглядело непроницаемым, хотя и очень напряженным.

– Договаривай уж, – предложила верианцу.

Раньше я инстинктивно вела с ним себя как преподаватель со студентом. Сейчас такое не пришло бы и в голову. Зато Рэм и его реакции оставались за семью печатями, и складывалось впечатление, что знаю принца еще меньше прежнего.

– Возможно, мое общество тебе порядком надоело или наскучило, – выпалил верианец – глаза странно сверкнули, губы чуть поджались и тут же снова вытянулись в жесткую полоску. – Тебе стоит сказать об этом в лицо.

Ах вот он о чем! На губы сама собой просилась улыбка.

– Нет, пока твое общество не надоело и не наскучило, – призналась откровенно. – Напротив, вчерашняя беседа в оранжерее была крайне познавательной. Ты весьма интересный собеседник…

Он кивнул так, словно отдавал честь.

– Но я, правда, теряюсь при мысли о встрече с вашим Меем. С одной стороны, совершенно не хочу его видеть.

Рэм снова кивнул в прежней манере, сродни тому, как воин принимает приказы главнокомандующего.

– С другой… ужасно боюсь очередной…

– Драки, – закончил за меня принц. Некоторое время помедлил, покрутил ручку двери и переступил с ноги на ногу. Наконец, выдавил, отчеканивая каждое слово: – Милена. Я не посмел бы смотреть тебе в глаза и перестал бы уважать себя, если бы пообещал, будто драка не грозит в любом случае. Если Мей снова к тебе прикоснется… – лицо Рэма резко ожесточилось, скулы проступили, но прежнего выражения подростковой злости, как в момент, когда он кинулся на сородича возле столовой, не было. Скорее эдакая сухая мужская ярость: – В общем… я не могу позволить ему делать то, что тебе не приятно. Это неприемлемо в принципе…И особенно, учитывая, – он осекся, чуть помолчал и все же закончил. – Учитывая то, что ты моя единственная. Я могу попытаться договориться с Меем, если он появится. Но не вправе ручаться за соседского принца. Готов поклясться из кожи вон лезть, дабы избежать ситуации, подобной вчерашней. К несчастью, не все зависит от меня, – в голосе Рэма слышался металл. Впервые за наше знакомство.

И опять же впервые мне не хотелось погладить его по голове, словно расстроенного ребенка.

– Сам что думаешь? – спросила я принца. Возникла острая потребность услышать его мнение, как разумного и серьезного существа. Мое отношение к Рэму менялось с каждой минутой.

– Честно? – он приподнял одну бровь.

– Угу, – кивнула я.

– Милена, если ты будешь всякий раз бояться выйти из каюты из-за какого-нибудь… эм-м-м… субъекта, который тебя не достоин… А если и достоин, все равно… Как по мне это нечестно, – Рэм расправил плечи: – Я буду рядом, сделаю все, чтобы он к тебе даже не подошел… В смысле все, чтобы он не подошел, стараясь не драться, – поправился верианин, похоже, заметив мою реакцию на фразу «сделаю все»…

Что ж… разумно и достойно. Я опять вгляделась в лицо Рэма… Он все еще держался за ручку двери, предельно выпрямив спину. На открытом лице принца застыло выражение решимости. Как раз того, чего не хватало мужчинам, с которыми я в последнее время строила отношения.

– Ладно, жди меня через час возле номера, – кажется, решительность верианца заразила и меня. Внутри зрело странное, незнакомое чувство защищенности, убежденности, что он разрулит ситуацию.

– Я буду у каюты через час, – Рэм еще раз качнул головой, отворил дверь, двинулся вперед… Секунду помедлил, зависнув на полушаге, но вдруг повернулся, на лице мелькнула улыбка.

– Спасибо, что доверила решать твои проблемы. Это многого для меня стоит, – выпалил и поспешно выскочил наружу.

Глава 9

(Рэм)

Кажется, ко мне потихоньку возвращалась былая личность.

Малейшая ласка Милены, упоительные секунды ее близости – и гормоны ударяли в голову сладким туманом. Стоило нашим телам, пусть даже недолго, соприкоснуться, мое мгновенно напоминало о том, что единственная – самая желанная женщина во Вселенной. Желанная до боли, до исступления.

Однако в остальное время я наконец-то рассуждал здраво, спокойно, как до встречи с землянкой. С той лишь разницей, что на передний план неизменно выходила потребность видеться с ней, помогать, оберегать.

Даже проигрывая в голове переговоры с Меем, я обязательно акцентировался на том – какое место займет в делегации Милена. В каком качестве, виде поприсутствует на встрече, если послы Исканды вздумают опередить нас.

Планируя действия по прибытию, держал в уме – куда поселю землянку, получится ли убедить остаться в гостевых покоях дворца, какую гостиницу предложу, если она наотрез откажется.

Направляясь к себе в каюту, чтобы освежиться и переодеться, мысленно прокручивал возможные маневры, на случай столкновения с Меем в столовой. Даже в этой ситуации главной для меня оставалась Милена. Ее пожелание не общаться с соперником, от которого внутри разливалось предательское тепло. И ее безумно трудно выполнимая просьба не драться.

Тем не менее, я не забывал и о том, что будоражить правящую династию соседей новыми петушиными боями – не самый удачный метод добиться процветания Нийлансы – нашей державы.

Я не уставал радоваться, что наконец-то веду себя более-менее подобающе. Не как глупый мальчишка, которого Милене останется лишь сторониться, а то и вовсе устыдиться в приличном обществе.

Закончив с моционом, переоделся в свежее, сунул в сапог джи – землянка назвала его планшетником-раскладушкой – и отправился к единственной.

Ходики, на стене искомого этажа, напоминавшие старинные часы с кукушкой – гордость одного из крупнейших земных музеев – беспардонно расстраивали. Подсказывали, что до назначенной встречи около пятнадцати минут.

Сердца ускорили ритм. В голове опять стаей ворон кружились дурацкие мысли. Вдруг она передумает? Вдруг вообще не выйдет? Я обещал не преследовать и не ломиться в каюту. И… значит… значит, не увижу единственную бог знает сколько времени! Но самым страшным казалось не это. Лишала почвы под ногами шальная мысль о том, что с землянкой в мое отсутствие могло стрястись неладное. Вроде бы не должно. К ее силовому полю подключились во сне и, логично предположить, что пока Милена бодрствует, опасаться нечего. Однако сомнения глодали душу почище каких-нибудь диких кошек с миорилльских равнин, с упоением срывавших мясо с еще теплой тушки копытного.

Пытаясь унять беспокойство, выудить хоть немного трезвости мысли из густого тумана волнения, обычного для предвкушения скорой встречи с единственной, я сбрасывал эмоции в мерные шаги по коридору. Взад-вперед, взад-вперед, взад-вперед. Стража у королевской резиденции обзавидовалась бы нарочитой отточенности движений.

Окружающий мир снова обретал очертания. В последние два дня Вселенная сузилась до Милены, ее каюты, шансов встретиться и собственных переживаний. Они напоминали взрывы, которые ослепляют вспышкой, оглушают грохотом, выбивают почву из-под ног.

Но если с землянкой что-то происходило или нашим рандеву грозил срыв, окружающее пространство мгновенно сжималось до этой, одной-единственной проблемы.

Кажется, я достиг последнего этапа зрелости, как его описывали в учебниках. Следом обычно предполагаются два варианта. Либо полностью соединиться с единственной, и тогда к чувствам добавится шестое – слабое, но отчетливое ощущение ее состояния здоровья, ее эмоций. Либо заработать от ворот поворот и навсегда утратить добрую половину красок мира и радости жизни. С упорством земного осла столетьями выковыривать осколки былой личности из-под глухой депрессии.

Мимо засеменила горничная-креанка – высокая, лысая, нескладная, как и вся ее раса. Хотя, возможно, они считают непропорциональными большинство остальных гуманоидов. Девушка склонила голову в знак приветствия.

Год назад я возглавлял делегацию на Крийю, так что аборигены частенько узнавали в лицо. Пребывание на упомянутой планете поразило до глубины души.

Аборигены селились только на очень жарких материковых участках, потому что тамошнее оборудование для отопления жилищ безумно дорого и малоэффективно. Использование инопланетных аналогов тоже обошлось бы в копеечку. Крийя не богата железной рудой, да и вообще металлами, так что все запчасти пришлось бы закупать на других концах Галактики.

Расслоение общества скорее напоминало его раздвоение. Наверху, где-то там, в облаках – в роскошных замках, с множеством этажей, оснащенных по последнему слову технологии, обитали сливки общества. Главы государств, чиновники, полиция и другие силовики.

Внизу, в грязных коморках, по шесть-семь существ на четыре-пять квадратных метров – после знакомства с Миленой земное счисление прочно поселилось в мыслях – ютилась беднота. Антисанитария, ужасные условия, невозможность даже нормально помыться – во многих районах влагу привозили не чаще раза в сутки – провоцировали масштабные эпидемии. Они то и дело победоносно шествовали по планете, сея панику и смерть.

«Небожители», оккупировавшие жилища на естественных возвышенностях, ежедневно по нескольку раз летали на соседние обитаемые планеты. Искупаться в диковинных морях, побродить по цветущим лесам-долам. Три соседствующих с Крией небесных тела укутывал ворс роскошных лесов. Синь океанов и морей из космоса напоминала о драгоценных кристаллах, голубизна рек – о лазурных лентах, вплетенных в косы материковой зелени.

Разумной жизни там не обнаружили, так что «небожители» распоряжались щедротами природы, как заблагорассудится.

Беднота же едва наскребывала гроши, чтобы добраться до работы и назад, прокормить детей, оплатить дорогущие коммунальные услуги.

Потрясенный увиденным, я организовал фонд помощи малоимущим Крийи. Средства перечислялись строго по прошению семей из самых неблагополучных районов.

Покидая Крийю, я наконец-то в полной мере понимал детский восторг аборигенов, получивших приглашение работать на содружество. В обслуге кораблей, телепортов, гостиниц для инопланетников, посольствах кормили на убой. Вода в служебном жилье – хоть залейся, отношение туристов или послов – уважительное. Так самые бедные крианцы могли испытать радости жизни, вдосталь попользоваться благами цивилизации.

Мало того! На Крийе гравитация чуть больше земной, в портале – ближе к миориллевской. Физический труд на кораблях для расы, привыкшей в поте лица работать при заметно большем давлении атмосферы, оказывался легким и неутомительным.

Я боролся с желанием постучаться в каюту Милены, пренебрегая тем, что до назначенного времени еще несколько минут. Сказать по правде, давно не испытывал таких душевных метаний. Скорее даже – никогда.

Секунды неторопливо, лениво стекались в минуты, сродни прозрачной смоле. Наблюдаешь за ней и вроде бы ждешь, что капелька упадет столь же стремительно как вода… Но вместо этого она тяжелым шаром неспешно сползает вниз. Трепещет на тонкой вязкой нитке и лишь потом, когда та обрывается, начинает свободный полет.

Наконец, дверь каюты отворилась, и на пороге появилась бодрая Милена. Я понимал – слишком уж любоваться ею неразумно. Изысканное удовольствие посмаковать красоту единственной чревато новой потерей ясности мысли. Но удержаться не сумел.

Землянка одевалась не так, чтобы выставить все напоказ, скорее умело драпируя соблазнительную фигурку. Свободные брюки, вроде женских восточных шаровар, висели на бедрах Милены. Блузка облегала высокую грудь и тонкую талию. Темно-синий цвет наряда удивительным образом оттенял рыжие волосы землянки. Кончики самых длинных прядей нескромно касались того места, где еле угадывалась ложбинка между ягодицами.

Мне нравилось, что, в отличие от многих соплеменниц, Милена не носила обувь на каблуках, обходясь либо туфельками на невысокой подошве, либо кедами, либо балетками.

На Миориллии большинство женщин предпочитали сандалии, мужчины, впрочем, тоже. Наши сапоги – дань официальному костюму монархических династий.