9

Эндрю входит в спальню Пула – самую большую из всех комнат священников – и чуть не отшатывается от ужаса.

Я очутился в аду.

Он не может отделаться от этой непрошенной мысли. Зажжены несколько ламп, включая два настенных бра, и комнату заливает оранжевое сияние танцующего огня, как будто это заполненное людьми пространство отделено от мира и погружено в горящее озеро. Пол Бейкер лежит плашмя на узкой кровати Пула. Помощники шерифа сняли веревки с его рук и ног и снова привязывают их – к его запястьям и лодыжкам, туго стягивая конечности и фиксируя мужчину к заостренным стойкам кровати.

Связанный человек не сопротивляется, а просто продолжает смеяться – тяжелым, глубоким горловым смехом, гортанным и звучным, который доносится из-под грязного мешка, закрывающего его лицо. Эндрю интересно, хочет ли он этим показать всем, что не боится; или, возможно, заявляет, что он главный в этой драме, он единственный автор этой жуткой пьесы, разыгрываемой на глазах Эндрю.

Как только узлы затянуты, потрясенный Пул, не теряющий однако решительности, замечает Эндрю и указывает на дверь.

– Идите в часовню. Принесите «Римский обряд» и святой воды. Наберете в мой флакон, если сможете найти, в противном случае возьмите чашу и наполните ее до краев.

– Отец Пул…

– Идите! Этот человек болен, и дело не только в телесных ранах, – говорит Пул и поворачивается к шерифу. – Снимите мешок.

– Отец, он уже укусил одного из нас. Не думаю, что это хорошая идея.

Пул ждет с каменным лицом.

– Мешок.

Эндрю останавливается в дверях, любопытство берет верх. Я должен увидеть его лицо, думает он, наблюдая, как шериф Бейкер берется за край грязного мешка.

Бейкер застывает в нерешительности. Ему страшно.

Смех замолкает.

В комнате воцаряется тишина.

– Давайте, – говорит Пул.

Одним быстрым рывком Бейкер срывает мешок с головы брата и отбрасывает его в сторону.

Мешок, на который никто не обращает внимания, падает в угол и застывает в тени под деревянным стулом.

Глаза всех присутствующих, включая Эндрю, прикованы к лицу Пола Бейкера.

Эндрю невольно вскрикивает.

Кошмарное зрелище.

Это не человек. Внезапное понимание того, что он видит, ошеломило его. Никогда прежде он не был так уверен в чем-то, как сейчас. Это демон.

Бледная кожа Пола Бейкера покрыта глубокими морщинами, как у сушеного фрукта, и окрашена в неестественно темный, пепельно-серый цвет. Глаза желтушные, дикие и свирепые, словно у шакала. Уродливый плешивый череп покрывают, словно пятна, клочья светлых волос, жестких и ломких. Зубы гнилые и черные – и Пол Бейкер полностью обнажает их, растягивая бледные, похожие на червей губы в злобной гримасе. Дьявольская ухмылка. Зрачки желтых мутных глаз – черные и бесформенные, как капли чернил на мокром пергаменте. Глаза мечутся между братом и другими помощниками шерифа. Затем останавливаются на Пуле.

Ухмылка исчезает, глаза смотрят умоляюще, но без капли искренности, и кажется, что он издевается.

– Отец, – хрипит он, его тихий, измученный голос наполняет комнату. – Ты спасешь меня?

Едва Пул начинает отвечать, как этот мерзкий тип откидывает голову назад, обнажая костлявую глотку, и кричит с такой силой, что помощник шерифа затыкает уши. Его позвоночник выгибается, и Эндрю слышит, как его кости отбивают чечетку. Стойки кровати натужно скрипят.

Пул поворачивается, сверкая глазами.

– Эндрю! – кричит он. – Идите же, черт вас побери!

* * *

Дэвид первым выскальзывает в коридор.

Услышав крик, они с Питером переглянулись и молча согласились, что будут делать дальше. Питер повернулся к другим проснувшимся мальчикам и велел им оставаться на месте.

И вот, пройдя половину темного коридора, они слышат громкие голоса. И звуки борьбы? Раздается треск, и какой-то человек кричит от боли. Дэвид вспотел от страха, но ему легче от того, что Питер рядом. Он часто насмехается над Питером, поддевает его, мол, у него на лбу написано, что он ходит в любимчиках, но правда в том, что Дэвид уважает Питера, даже если тот ему не так уж сильно нравится. Наверное, такое чувство можно испытывать к родному брату. Когда тебе противно находиться в одной комнате с парнем больше десяти минут, но, если бы дело дошло до драки, ты бы отдал за него жизнь.

Они приближаются к лестнице, и Питер дергает его за рукав.

– Пригнись, – шепчет он, и Дэвид кивает.

Когда они доберутся до перил, их будет легко заметить из вестибюля.

Бок о бок они пробираются на балкон и замирают возле дубовых опор, похожих на прутья тюремной решетки, отбрасывающих слабые косые тени в тусклом свете луны, который льется сквозь одинокое круглое окно вестибюля. Они осторожно выглядывают вниз в надежде увидеть, чем вызвана эта необычная ночная суматоха.

Вестибюль плохо освещен. Все плавает в полутьме. Из коридора, ведущего в комнаты священников, сочится и расползается по полу оранжевый свет, похожий на пролитую краску. Оттуда же доносится множество голосов, и Дэвид предполагает, что тот, кто смеялся, а затем кричал, находится где-то там, дальше по коридору.

– Смотри, – шепчет Питер.

Дэвид наклоняется вперед и видит, как открывается дверь часовни. Из нее поспешно выходит темная фигура, входит в столп оранжевого света и исчезает в коридоре.

– Эндрю, – бормочет Питер, и Дэвид кивает.

– Что думаешь? – тихо спрашивает Дэвид.

Питер открывает рот, но не успевает ответить, как еще один крик сотрясает воздух.

Этот крик звучит совсем по-другому. От него у Дэвида сводит живот. И он понимает, что кричит какой-то другой человек.

10

– Успокойся!

Эндрю возвращается в комнату и видит связанного мужчину, извивающегося на кровати, как разъяренный угорь. Нечеловеческие страдания заставляют его ненормально широко разевать рот, так широко, что Эндрю видно: у него почернели не только зубы, но и язык и все ворту.

Словно он выпил чернила.

Пул разрывает рубашку на окровавленном теле. Матрас уже пропитан кровью. Красные щупальца сползают на пол, словно плющ.

– Держите его! – кричит Пул, и два помощника шерифа хватают Пола Бейкера за руки, стараясь держаться подальше от его щелкающих челюстей. Он неустанно смеется, плачет или причитает, подчиняясь кипящей внутри него тьме.

Эндрю подбегает и встает позади Пула, кладя хирургический набор, книгу и флакон со святой водой на комод.

– Отец, как я могу помочь?

– Передайте мне ножницы. Большие.

Эндрю открывает футляр, видит аккуратно разложенный набор инструментов для полевой хирургии и достает из кожаной петли ножницы размером с ладонь.

– Держите!

Пул хватает ножницы и начинает срезать рубашку с бьющегося в конвульсиях тела Бейкера.

– Держите его крепче, прошу вас! Я не хочу его поранить.

Шериф Бейкер наваливается на тощие ноги брата; Пул продолжает резать.

Эндрю заглядывает через плечо Пула, видит плоть без кожи и отшатывается.

– О боже, – с отвращением говорит он и зажимает рот рукой.

Грудь мужчины разодрана, под скользкой от крови кожей виднеется красное мясо и белые ребра. Оставшаяся на туловище кожа, от шеи до пояса, покрыта символами. Оккультными и богохульными. Некоторые из них кажутся грубо вытатуированными, другие словно выжжены раскаленным клеймом.

– Что с ним произошло? – потрясенный характером ран Пул спрашивает у шерифа.

Шериф отпускает брата и смотрит на его перекошенное серое лицо с такой глубокой болью, что у Эндрю разрывается сердце.

– Он бежал ко мне, что-то кричал, весь в крови… Я наставил на него ружье, приказал остановиться. Он выхватил нож и продолжил бежать на меня. Я выстрелил. – Шериф вытирает пот и слезы с лица и переводит дух. – Сначала я подумал, что промахнулся. Он даже не замедлился. Потом я увидел кровь, и мои люди начали палить по остальным, валить их одного за другим. Я не хотел видеть, как умирает мой брат, поэтому сбил его с ног, прижал к земле. Я понятия не имел, что он так серьезно ранен, пока мы его не связали. Боже, отец… почему он все еще жив?

– Нам нужно извлечь пулю… – неуверенно бормочет Пул, игнорируя вопрос шерифа.

Пула перебивает голос, доносящийся с кровати. Это новый голос, отличный от того, что они слышали по прибытии шерифа. Наверное, так и звучал истинный голос Пола Бейкера, и его невинный тон холодит душу.

– Мне страшно, отец, – еле слышно произносит Пол. – Не дайте мне умереть. Мне так жаль…

Он поворачивается к брату, который делает шаг назад; его лицо посерело и блестит от пота.

– Прости меня за то, что я сделал с той девочкой, Тедди. Я не знаю, что на меня нашло… – Пол начинает плакать, но продолжает говорить сквозь сдавленные рыдания. – Прости, что я выпил ее кровь…

Он облизывает черным языком верхнюю губу, словно заново проживая воспоминание об этом. И начинает рыдать, мотая головой из стороны в сторону, глубоко и влажно всхлипывая.

Эндрю становится жалко этого несчастного грешника, и он делает шаг вперед, чтобы утешить его.

Но вдруг рыдания становятся громче… и превращаются в нечто другое – в отрывистый, жуткий смех. Он снова начинает говорить, но теперь уже глубоким, скрежещущим голосом. Нечеловеческим.

– Но она была дьявольски вкусной.

– Господи Иисусе, – шепчет один из помощников шерифа и крестится, ослабляя хватку связанного, которого держал за руку.

Пол Бейкер начинает реветь, жутко подвывая и смеясь на разные голоса глухим грудным смехом, так что Эндрю отшатывается назад. Звук наполняет комнату, отравляя все вокруг. Мужчины делают шаг назад, подальше от кровати. Вслед за своим помощником шериф тоже крестится. Эндрю поступает так же и на всякий случай начинает шептать «Аве Мария».

Пул оборачивается к Эндрю, но смотрит куда-то мимо него. Старый священник выглядит растерянным. Он в замешательстве. Он обращается к Эндрю с просьбой, но замолкает и качает головой. Оглядывается на мужчину на кровати, тот тяжело дышит, наполняя и опустошая легкие быстрыми икающими глотками. Его испещренные черными точками невидящие глаза широко раскрыты; белки, еще недавно цвета простокваши, сейчас испещрены лопнувшими сосудами и темными сгустками крови.

Он чудовище, думает Эндрю. Ему стыдно за эти мысли, за то, что позволил страху взять над собой верх, но другого слова он придумать не может. Чудовище.

– Эндрю, мне нужна… – начинает Пул, но обрывается на полуслове.

Он закрывает глаза и бормочет молитву одними губами. Спустя какое-то время, помолившись, открывает глаза. Когда он снова смотрит на Эндрю, он уже полон решимости. Готов сделать то, что должно.

– Святая вода. Да, подайте мне святую воду, – уверенно говорит он. – И откройте «Обряд». Начните читать обряд экзорцизма. Вы знаете, в какой он главе?

Эндрю механически кивает, внутренне содрогаясь.

Пул одаривает его едва заметной ободряющей улыбкой.

– Все будет хорошо, отец. Просто читайте, пожалуйста.

Эндрю снова кивает, открывает книгу, находит абзац ближе к концу и начинает читать.

– Изгоняю всяких нечистых духов, всякое дьявольское отродье, всякую силу сатанинскую…

В то время как Эндрю читает, монотонно и размеренно, Пул тоже приступает к молитве. Сначала тихо, а потом с нарастающей силой.

Он вынимает пробку из флакона со святой водой и наклоняет его над телом Пола.

11

– Какого черта вы здесь делаете?

Оба мальчика поворачиваются на голос.

Джонсон свирепо смотрит на них, стоя у подножия лестницы, его глаза кажутся темными впадинами в тусклом серебристом лунном свете, заливающем вестибюль. Его лицо – смутное пятно над воротником черной сутаны, длинные растрепанные волосы серпом разрезают призрачное лицо.

Он делает два решительных шага вверх по лестнице, и оба мальчика застывают на месте. Они попались.