– Ага. Они. – Он ткнул длинным пальцем в лица Востряковой, Абдуловой и Шелкунова.

– А они что ответили?

– Симпатяжка назвала его… – Павлов беззвучно произнес губами слово, – и велела пойти на три буквы.

Прежде чем заговорить со следующим свидетелем, сверлившим майора хладнокровным взглядом, Грановский внутренне собрался.

– Итак, полковник.

– Слушай, майор, – прервал его волевым голосом Куницын. – Перейдем сразу к делу. Юля тебе соврала. Не любит выносить сор из избы. Но я решил сказать. Она живет у меня. Разладилось с ее придурком. Это семейное, но коль скоро такие дела, тебе лучше знать. Развод оформляют.

– А это значит…

– Дидикин в пятницу был один. Жену не дожидался. Дальше – ты сам.

– Вы в курсе, что он продает детям травку?

– Главное, Юлька в курсе. Поэтому и разошлись. Как и мы с моей Любой. Но там другое. Патологическая ревность. Прохода не давала. Даже посудой бросалась. Возраст, видимо, дает о себе знать. Это между нами, как ты понимаешь. По-мужски.

– Само собой. А по поводу дочери и зятя я заметил. Дидикин давеча сказал «заехал», а не «заехали». И зачем Юлии ездить в аптеку через весь город.

– Наблюдательный ты, – горько усмехнулся Куницын.

– Она вчера была с вами?

– Да, рано легла. Бессонница. Приняла таблетки и ушла к себе. Тиму не загнать. С этими своими сидел до полпервого.

– А Валентин, значит, ушел раньше?

– Точно не помню. Этих троих видел поздно, Тимку, Польку и Камиллу. Насчет него не знаю. После полуночи его уже не было. Юля спала.

Перебрав одну возрастную категорию, Грановский приступил к другой.

– Я немного напилась. Сигареты, виски. Смотрели «Секс в большом городе». К десяти уже разморило. Под утро проснулась, пипец, – стыдливо поведала Камилла Абдулова.

– Почему домой не пошли? Друзья бы проводили.

– Отец меня убил бы за курево и спиртное. Очень строгий. Тимка предложил остаться.

– Что курили?

– «Парламент Найт Блю».

Грановский сделал предупредительный жест Звереву, явно желавшему что-то спросить.

– Полина и Валентин когда ушли? – спросил майор девушку.

– Не помню. Перед глазами все плыло. Тима спасал, заваривал кофе.

– Ничего странного не видела в эти два дня?

– Не-а. В пятницу сестра Тимки заходила к Наталье Ильиничне. В субботу утром приехал муж Юлии Павловны. Не люблю его.

– За что?

– Он курит всякую дрянь. И Польке давал попробовать. Она еще летом хвасталась.

– Имя Александр Паршин что-то говорит тебе?

– Конечно. Я знаю, что он утонул. Летом видела ВКонтакте репост о том, что его ищут.

– Евгений Ивченков?

– Наш учитель в «Терцо». Очень мерзкий. Кричал, ногами топал. Неадекват. Ко мне докапывался как-то. Я опоздала на пять минут.

Тимофей Куницын то и дело боязливо поглядывал на лестницу, по которой поднялся в кабинет его отец.

– Ну, я налил немного. У папы большой бар. Подарки разные. А он не пьет. Юля за рулем. Чего зря прокисать будет. Хотите коньяка?

– Паршина и Ивченкова помнишь?

– Конечно. Уроды, особенно Сашка. И учитель был дерганый. На Польку гнал на улице, орал на Валика. Каля плакала. Корчил из себя хрен знает кого, блин.

– А Миронова? – спросил Грановский.

– Наталья Ильинична с виду хорошая. Милая такая, приветливая. Она на дому уроки давала. Наверное, чтобы не платить налоги. Папа так сказал. Дирижер приходил к ней, я видел из окна. И вчера тоже.

– А другого, кто стоял с вами, высокий, не видел возле ее дома? – уточнил Зверев.

– Вроде нет. Только вчера, он подошел вскоре после нас.

– В вечер убийства ничего странного не заметил?

– Нет, ничего такого не помню.

– Не знаешь, твой родственник Дидикин контактировал с кем-то из погибших?

– Сам не видел, но ходят слухи, что с Паршиным.

– Где был с десяти до полуночи?

– С Полькой и Калей смотрели «Секс…»

– С Полиной в главной роли? – послышался голос Павла Куницына.

– Сериал такой. – Тимофей опустил голову. – Потом Полька ушла, где-то полпервого, а Калю я уложил спать.

– А Валентин?

– Он ушел намного раньше. Отец его доставал по телефону, мол, где болтается. С нами еще Юлька теперь живет, кстати. Но она спать рано легла.

– Где эта красотка Поля? – Майор посмотрел на часы.

Тимофей стыдливо поджал губы.

– В больничке. Обкурилась, похоже. Недавно увезли.

Грановский вздохнул, обрадовавшись, что Марьяша после его звонка жене сидит под домашним арестом. Он уже допросил дочь, но узнал лишь то, что слышал от остальных.

– Евгения Юрьевича все ненавидели. Паршина этого, я слышала, тоже, – сообщила Марианна.

– А твои друзья? Что о них скажешь?

– Полю ты знаешь. Камилла хорошая, спокойная. Голос отличный, будет поступать в Римского-Корсакова. Тима добрый, отзывчивый, но немного ватный. Только за спиной отца огонь. А так-то дико боится Павла Сергеевича. Валя замечательный. Пишет стихи. Люблю его. Помню, как храбро он за Камиллу заступился, когда Ивченков набросился на нее за опоздание.

Майор смерил Шелкунова долгим взглядом.

– Валя, я знаю, у тебя произошла трагедия. Но как ты объяснишь, что два человека были убиты в день, когда умерла твоя мать? Паршин, предположительно, утонул в то же число.

Зверев слегка дернулся и остановил взгляд на лице Шелкунова.

– Я знаю. Это какое-то дикое совпадение, – ответил Валентин.

– Когда ты ушел из дома Куницыных?

– Около десяти или чуть раньше. Остальные задержались. После полуночи с Тимкой ВКонтакте немного переписывались. Он сказал, девчонки еще там.

– Про Ивченкова и Паршина что-то можешь рассказать?

– Они были гнидами. Мне их не жалко. – Валентин посмотрел Грановскому в глаза.

– Не в курсе, какие отношения с Мироновой были у Монахова и Павлова?

– Наталья Ильинична нравилась Юрию Анатольевичу, я видел по его глазам. С Павловым они не обращали друг на друга внимания.

– Валентин, я задам этот вопрос только тебе. Пожалуйста, ни с кем не обсуждать. Как ты думаешь, кто убийца?

Шелкунов ответил после долгого молчания.

– Весной я думал, что Каля. Паршин ее троллил, а она чувствительная, Ивченков накричал на нее ни за что ни про что.

– И ты молчал?

– Мы друзья. И у нее алиби на вчерашний вечер, как я понимаю. Я был с ними, видел, что она уже никакая. Сидеть не могла.

Проводив парня глазами, Грановский и Зверев переглянулись, ища, в чьих глазах больше недоверия к его словам.

– Специально спросили про подозрения? – поинтересовался Зверев.

– Совпадение дат. Ткнул на Абдулову. Алиби конкретного нет. С учителем конфликтовал. Паршина не любил. У него был час времени на убийство до возвращения домой, – заключил майор. – Смерть матери могла подтолкнуть его.

– Полина, Тимофей, Камилла и полковник были в доме Куницыных. Не все же они разом лгут. И там еще ночевала Юлия, но она утверждает, что после половины девятого вниз не спускалась и в кабинет отца не заходила, – добавил Зверев. – В общем, остались Шелкунов, Дидикин, Монахов и Павлов. Алиби от жены, сами знаете… Проблема в том, что там слепая зона как раз около дома Мироновой. Но она, соседи сказали, постороннего ночью не впустила бы.

– В других местах камеры что-то показали?

– Ничего особенного. Шелкунов засветился, но на расстоянии. Вострякову видно на соседней улице в 00:48.

– Ясно. Надо, кстати, побеседовать с этой красавицей. Я узнавал, ее увезли на улицу Художников, во второе отделение.

– Я все хотел ее спросить…

– Ну?

– Откуда у дочери грузчика и учительницы айфон новой модели? Недешевый, мягко говоря.

Ответ на этот вопрос ждал их в палате третьего этажа, накрывшись почти с головой, иначе нездорово-бледное лицо в свете больничной лампы делалось мертвенно-белым.

– Подарили, ясно? – отозвалась Вострякова с бессильной злостью.

– Тайный любовник? – Зверев иронически улыбнулся.

– Ну типа.

– Не слишком ли щедрый подарок? – спросил Грановский.

– Для меня в самый раз, – огрызнулась Полина.

– Интимные услуги? – Зверев напрягся.

Полина долго молчала, прежде чем решилась ответить, скрипнув зубами.

– Фотографии.

– Ясно, – протянул Грановский. – А теперь – имя клиента.

– Николай Дидикин, – без запинки ответила Полина.

В дверь постучали. Женщина в форме медсестры поманила следователей пальцем. Вострякова зашуршала одеялом.

– Значит, отравление? – спросил Зверев.

– Какое еще отравление? – всполошилась Полина.

– Что ты принимала в последние сутки? Ела? Пила?

– Да то же, что и всегда.

– Шевели мозгами. Три убийства. Миронова и Ивченков, без сомнения, зарезаны одним лицом. Паршин, я уверен, туда же. Ты за себя не боишься?

– А я при чем? – взвизгнула Полина, но ее глаза полыхнули осмысленным страхом того, кто знал больше, чем говорил.

– Тебя отравили снотворным. Камилле, я уверен, стало плохо по той же причине. Ее намеренно усыпили в вечер убийства. На Валентина пытались повесить вину, убивая в день смерти его матери. Ты соврала насчет Дидикина. Я сразу понял по глазам. И я был у него дома, он явно небогат. Юлия Куницына его бросила. Да и не тот человек. Айфонами он точно разбрасываться не стал бы. Ты в курсе, что лишних свидетелей убивают?

– Господи. – Вострякова закрыла лицо руками. Ее плечи затряслись.

– Это ведь был виски, верно? Врач сказал, от тебя шел запах спиртного. В пятницу ты пила то же, что и Камилла?

– В пятницу я пила ямайский ром. И Валик тоже.

– Вот оно, – прошептал Грановский.

– Надо мной все смеялись, потому что я бедная. Паршин обзывал голытьбой и шлюхой, а я еще ни разу, ни с кем… Только фото продала и пару видосов, на которых я…

– Без подробностей, – оборвал ее Грановский.

– Он меня заставил. – Девушка разрыдалась. – Сказал, он позаботится, чтобы меня посадили за соучастие.

– Кто? – Грановский уже знал ответ.

– Полковник, – простонала Полина.

6

Грановский позвонил в дверь. Заскрежетали замки, на пороге возникла Юлия Куницына.

– Добрый вечер, Юлия Павловна. Мы с вами толком не разговаривали по поводу этих событий.

– Да я, собственно, ничего и не знаю.

– Чем можем помочь? – раздался за ее спиной голос Павла Куницына. Спокойный, но не такой ровный, как обычно.

Грановский и Зверев вошли. С кухни их приветствовал плотным голосом Тимофей.

– Два вопроса, Юлия. Вы покупаете снотворное по упаковке или про запас?

– Про запас, а что?

– Проверьте. Уверен, недосчитаетесь. И второе, вы что-то говорили о часовых поясах. Где были?

– На Майорке, проводили там каникулы. Но…

– Два месяца или чуть больше, наверное. Ездили всей семьей?

– В чем, собственно, дело, господа? – спросил Куницын с некоторым вызовом.

– Ну, мы с мамой, Тима. Маме врач посове…

– Отвечая на ваш вопрос, полковник. Три трупа. Четвертый может быть в любой момент.

– И? – Куницын смотрел не мигая.

Его лицо оставалось неподвижным, но в глазах плясали огоньки отчаяния.

– Мне показалось странным то, что вы подчеркнули, что не видели дочь в вечер убийства Мироновой. Зная, что подозревать Юлию нет оснований. И подсказали, что Дидикин был один дома. Как будто хотели навести меня на одного из них.

– Прежде чем продолжить, дождитесь юристов. – Куницын нащупывал смартфон.

– Вы думаете, папа ее убил? – стылым голосом спросила Юлия.

– Нет, конечно. Но он давно все знал.

Рука Куницына, сжимавшая смартфон, застыла в воздухе. Грановский продолжал: