Убийство на Острове-тюрьме (страница 6)

Страница 6

– Кто это? – спросил я, стараясь сделать вид, что мне все равно.

– Один мой старший коллега.

Чэнь Цзюэ снова плюхнулся на диван, а потом, словно кое-что вспомнив, сказал:

– Он вскоре навестит нас. Я ему нужен, чтобы обсудить несколько вещей.

– Ци Боюй. Имя звучит знакомо. – Я провел рукой по волосам, будучи не в силах вспомнить, где я мог слышать его раньше.

– Он декан факультета математических наук Восточно-Китайского педагогического университета. Хань Цзинь, откуда ты можешь его знать? Неужели ты листал мои журналы? Профессор Ци – передовой исследователь Китая по части изучения дифференциальной геометрии и нелинейных уравнений, коллега, которого я очень уважаю.

Редко можно услышать, как Чэнь Цзюэ кого-то хвалит. В тот день солнце определенно взошло на западе, а не на востоке[8]. Когда он рассказал о профессоре, я вспомнил, что действительно видел его имя в научном журнале, который выписывал Чэнь Цзюэ.

– Когда он придет? Мне тут не маячить? – спросил я.

– Через двадцать минут. Поднимись к себе и не беспокой нас по пустякам. – Чэнь Цзюэ валялся на диване, и его слова не были похожи на шутку. – Пока я тебя не позову, не спускайся вниз, ясно?

– Даже если ты меня позовешь, я не спущусь. Доволен?

Хоть я и ответил шутливым тоном, на душе у меня скребли кошки. Даже не знаю, почему я ему так ответил. Конечно, нет никакого смысла спорить с человеком с нулевым уровнем эмпатии. Захватив с собой чашку кофе и роман, я вернулся в свою комнату. Вообще я бы лучше погулял, но в последнее время погода в Шанхае стояла скверная: было холодно и сыро.

Включить обогреватель, удобно устроиться в теплой кровати, почитать любимый детектив, выпить чашечку горячего кофе с молоком – что может быть лучше в студеную зимнюю ночь! В руках я держал очередное творение Юкито Аяцудзи[9] «Убийства в доме с черной кошкой». Я уже прочитал все предыдущие книги этой серии. Возможно, потому что я сам пережил схожий опыт, такие истории находят отклик внутри меня.

Время пролетело незаметно, когда я понял, что прошло уже два часа. Захлопнув книгу, я вышел из комнаты, попутно размышляя о потрясающем сюжете, и пошагал вниз по лестнице, чтобы выпить чего-нибудь горячего. Спустившись на первый этаж, я обнаружил, что в гостиной никого нет, кроме Чэнь Цзюэ.

– Профессор Ци уже ушел?

– Ага, ушел.

Чэнь Цзюэ был так сосредоточен на чтении какой-то книги, что даже не поднял головы.

Я тихо подкрался к нему из-за спины и заглянул в текст. Меня ждало разочарование: хоть мне был знаком каждый знак, вместе они складывались в абсолютно непонятные для меня слова. На чайном столике лежало несколько толстенных книг по математике, от одного взгляда на названия которых брала тоска. Видимо, все эти сочинения принес профессор Ци для Чэнь Цзюэ.

– Про что это? – протянув руку, я небрежно указал на одну из книг.

– Про зеркальную симметрию.

– Не понял, – пожаловался я. – Ты не мог бы объяснить подробнее?

– Между многообразиями Калаби-Яу существует особая связь. Слышал о гипотезе Калаби[10]? – Чэнь Цзюэ перевел взгляд с книги на меня.

– Еще одна сложная тема из математики? – наугад ляпнул я.

Чэнь Цзюэ кивнул и продолжил:

– Может ли в замкнутом пространстве существовать гравитационное поле без распределения материи? Этим вопросом задался итальянский математик Эудженио Калаби. Лично он считал, что такое возможно, но никто не мог это доказать. Гипотезу Калаби можно считать невероятно смелой попыткой популяризации теоремы об униформизации. Важно понимать, что все известные тогда примеры многообразия Эйнштейна были локально однородными. И в таких условиях появляется поразительная новаторская гипотеза Калаби! Гений всегда может обнаружить…

– Неужели профессор Ци доказал гипотезу Калаби? – удивился я.

Чэнь Цзюэ состроил недовольную мину и тут же попрекнул меня:

– Хань Цзинь, ты что, не знаешь элементарных вещей? Эту гипотезу доказал профессор Яу Шинтун, это же даже трехлетний ребенок знает! Вот только Ци Боюй все же его последний ученик. И хоть его достижения не выдерживают никакого сравнения с гением профессора Яу Шинтуна, в научных кругах он далеко не безызвестная персона!

Я глубоко сомневаюсь, что трехлетние дети знают о гипотезе Калаби.

– Он же пришел к тебе не только затем, чтобы книжки отдать, верно? – спросил я.

– Ну, он пришел сюда по двум причинам.

– Каким двум причинам?

Слова Чэнь Цзюэ настолько разожгли мое любопытство, что я и думать забыл о кофе или чае, так и усевшись с пустой кружкой в руках на диван напротив него.

– Во-первых, меня официально пригласили преподавать на математическом факультете Восточно-Китайского педагогического университета.

– Правда? Как здорово! Ты ведь согласился?

– Сказал профессору Ци, что подумаю. Я не планировал так быстро возвращаться в башню из слоновой кости.

Мне вспомнился случай, который произошел, когда он преподавал в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе. По его словам, это было нечто очень серьезное, потому что он нарушил свои должностные обязанности, и из-за этого трагически погиб один из его студентов. Чэнь Цзюэ терзало ужасное чувство вины, даже несмотря на то что университет наказал его, отстранив его от занятий. Но он до сих пор так и не сказал мне, что же конкретно тогда произошло, и, вероятно, никогда не скажет.

– Ладно, а что второе? – Я намеренно сменил тему.

– Со второй вещью все немного сложнее.

Чэнь Цзюэ сел поудобнее и продолжил:

– Дочь сестры профессора Ци, его племянница, служит в уголовной полиции. У нее в работе одно дело, и она надеется, что я смогу принять участие в расследовании. Говорят, что она приняла решение взяться за него, прочитав какую-то там книгу о деле Обсидианового особняка. По большому счету, все из-за тебя! Хань Цзинь, ну вот зачем ты вылепил из меня героя в своей книжке? Вышла бы она на меня, если бы ты так не поступил? Одна морока с тобой!

– Пригласила тебя участвовать в расследовании? Клево! Разве ты не помогал капитану Суну в ведении дел? Для тебя это не было такой уж большой проблемой. Что это за дело такое, где полиция нуждается в твоей помощи?

– Это непростая работенка! Хань Цзинь, знаешь, где находится место преступления?

– Где?

– На одиноком острове в Южно-Китайском море, неподалеку от архипелага Сиша.

– Что?! – Я в шоке вскочил с дивана. – Архипелаг Сиша? Ты не ошибся? Остров в такой дали?

Чэнь Цзюэ медленно кивнул с серьезным выражением лица.

– Но, к счастью, ты отказался! А не то пришлось бы нам плыть к нему за тридевять земель! Полжизни бы тащились! – обрадовался я.

– Отказался? Я не отказался, – посмотрел на меня Чэнь Цзюэ.

– Ты… ты согласился?

– Ага.

– Чэнь Цзюэ! Ты с ума сошел?

– Не сошел.

– Ладненько, как хочешь, это не моя забота. Просто предупреждаю: ты не вынесешь тягот путешествия. А я тут безо всяких тягот обойдусь.

– Нет, мы поедем вместе.

Тон Чэнь Цзюэ был тверд и не подразумевал вариантов.

– Я тебе разве что-то обещал? Чего ради мне ехать с тобой?

– Не обещал. Только мне кажется, тебе одному нечего будет делать в Шанхае. Лучше поедем вместе, развеемся; я ж тебе добра желаю. Остров красивый очень, разве ты не хочешь посмотреть?

Я взбесился от таких слов. Ну почему ему всегда плевать на мои решения?

– Не поеду. Хоть убей меня, не поеду, – отказался я.

– Поедешь, Хань Цзинь, уж я-то знаю, – протянул Чэнь Цзюэ, лукаво щурясь.

Я разозлился пуще прежнего и повысил голос:

– Еще раз говорю, не поеду! Я отказываюсь покидать Шанхай и ехать на архипелаг! Кроме того, меня укачивает, я боюсь моря, боюсь воды, меня обсыпает от морепродуктов, я вообще никак не смогу приспособиться! Чэнь Цзюэ, брось ты эту затею! Ты взвалил себе на плечи эту ношу, так не перекладывай ее на меня. Так что никаких! И, кстати, интересно, что за магия способна заставить меня изменить мое твердое решение?

– Магией я не владею, в отличие от информации: птичка напела, что ты еще ни разу не заплатил арендную плату, – сказал Чэнь Цзюэ, растекаясь в улыбке. – Только представь, как одинокий бездомный волочится по улице. Ему так холодно, так голодно! Да у меня от этой картины сердце кровью обливается! У тебя тоже, Хань Цзинь?

– Ты… ты угрожаешь мне?! – Меня всего трясло от злости.

– Хань Цзинь, а ты стал умнее. Ладно, так или иначе я тебя просто информирую. Отдохни пока хорошенько, а завтра утром я договорился о встрече с той девушкой-полицейской, чтобы обсудить детали дела.

Сказав это, Чэнь Цзюэ поднялся наверх и скрылся за углом второго этажа, оставив обомлевшего меня в одиночестве.

Тяжело вздохнув, я навзничь упал на диван. Мне хотелось плакать.

2

На следующий день мы с Чэнь Цзюэ пришли в кофейню под названием La Mer Café на улице Цзюйлу. Чэнь Цзюэ договорился встретиться с той женщиной здесь. Зайдя внутрь, я окинул помещение взглядом. Это была кофейня в европейском стиле, главными фишками в интерьере которой были литература и кофе. Здесь можно было спокойно посидеть, атмосфера была располагающей. Чэнь Цзюэ попивал кофе и читал газету, не произнося ни слова, будто наслаждаясь короткой минутой тишины.

В какой-то момент за окном потихоньку начал накрапывать дождь. Капли дождя падали на землю, издавая тихий тикающий звук, словно заводные часы. Капли легонько гладили стекла окон, пейзаж вдали растворялся в прозрачном хрустальном мире. Пешеходы на улице ускоряли шаг. Я не мог не волноваться: не пропустит ли племянница профессора Ци встречу из-за погоды?

Как оказалось, мои опасения были совершенно напрасны.

– Здравствуйте! Извините… вы господин Чэнь Цзюэ?

Приветствие прозвучало позади меня. Я повернулся на голос и увидел красивую девушку.

На вид ей было лет двадцать, ее черные длинные волосы были собраны в конский хвост. Она пришла ненакрашенная. Девушка оказалась худощавой и высокой, на вид около ста семидесяти сантиметров. На ней была двубортная ветровка цвета хаки, синий хлопковый шарф и потасканные джинсы, в которых ее ноги смотрелись еще длиннее. Она производила впечатление профессионала. Но больше всего меня поразило ее лицо. У нее были большие и круглые задорные глаза с длинными ресницами, а высокая переносица делала ее и без того красивые черты лица еще более утонченными.

Мы с Чэнь Цзюэ тут же поднялись с мест.

– Здравствуйте!

Она с улыбкой поклонилась, крепко пожала нам руки и села за столик напротив меня. Я заметил, что, когда она улыбалась, уголки ее рта слегка приподнялись. Это выглядело очаровательно.

– Зовите меня просто Тан Вэй, – сказала она и окинула взглядом каждого из нас.

На мне ее взгляд задержался чуть дольше:

– Я предполагаю, что вы и есть профессор Чэнь?

Я спешно замахал руками, а затем указал пальцем на Чэнь Цзюэ:

– Нет, вы ошиблись. Это его зовут Чэнь Цзюэ. А я – Хань Цзинь, его друг.

– Простите-простите, я последнее время такая рассеянная! Я не ожидала, что вы так молоды, профессор Чэнь! – торопливо извинилась перед ним Тан Вэй, прикрыв руками рот.

Потом она обратилась ко мне:

– Господин Хань Цзинь, верно? Я читала «Шанхайскую головоломку», и мне очень понравилось. Так круто, что вам удалось облечь реальное дело в форму детективного романа.

Хоть это была и лесть, она ласкала мои слух и сердце. Я тут же принялся отнекиваться:

– Что вы, какое там «круто»…

– Ну, Хань Цзинь и вправду не шибко крут. Крутой здесь я, – бесцеремонно перебил меня Чэнь Цзюэ. – Позвольте поинтересоваться: госпожа Тан, вы проделали долгий путь от Хайнаня до Шанхая, чтобы встретиться с нами. Дело, должно быть, крайне серьезное? Короче говоря, можете кратко ввести нас в курс случившегося?

[8] В определенной степени соответствует русскому «медведь в лесу умер».
[9] Юкито Аяцудзи (наст. имя Наоюки Утида; р. 1960) – патриарх японского жанра неоклассического детектива, син-хонкаку, традициям которого следует Ши Чэнь; по-русски опубликован его дебютный роман «Убийство в десятиугольном доме», первый в серии «Убийства в странных домах», где упомянутая книга является шестой.
[10] Отсюда становится понятно, что имеется в виду не зеркальная симметрия в обычном понимании и вообще не любая, а та, что используется в физической теории суперструн, согласно которой все фундаментальные свойства Вселенной возникают в результате колебания особых одномерных микрообъектов бесконечной тонкости. В различных вариантах этой теории предполагается, что в многообразия (пространства) Калаби – Яу «упаковываются» все дополнительные – помимо ощущаемых нами четырех – измерения пространства-времени, где колеблются струны, порождая вещество и его взаимодействия. При этом из многообразий Калаби – Яу, имеющих разную «форму упаковки», могут выводиться одни и те же «строительные элементы» материального мира – это и есть та самая «особая связь», зеркальная симметрия.