– Ого! Ничего себе, – с восторгом стала осматриваться я.

Квартира в стиле минимализма и хай-тека! Я такие только в журналах видела и в Интернете! У Нинки, конечно, квартира тоже не бедная, но обстановка в ней иная: классическая и тяжеловесно-торжественная. А тут все иначе: современно и легко.

Вокруг много свободного пространства, прямые линии, холодные и блестящие металлические или белые тона, изредка разбавленные чем-нибудь сапфировым или изумрудным, зеркала, витражи, создающие изумительную техно-сказочную воздушность, сложные потолки со встроенными светильниками.

– А мне у тебя безумно нравится, – вертела головой я. Взгляд мой наткнулся на абстрактную сине-зеленую картину в прозрачно-голубой раме. Где-то я такую видела… Точно видела. И кажется, рама должна быть полой, и в ней должна находиться подкрашенная вода с пузырьками.

– Да, ты правильно поняла, ее написал твой отец, – проследил за моим взглядом Тропинин. – Я в прошлом году приобрел ее. Картина называется «Вода играет».

– Я вспомнила. Ты действительно любишь его работы… Эта картина подходит интерьеру твоей квартиры. Тут как в музее современного искусства. Мне нравится!

– Да?

– Да.

Я не лгала. «Сплетение пространства и света», как называет хай-тек-интерьер Томас, мне очень и очень нравилось, как и простые геометрические формы мебели и изящная простота цветовой гаммы.

А еще здесь пахло свежестью и сандалом. Аромат едва уловим, но около дверей чувствовался более всего. Ого, неужели у Антона в квартире те самые навороченные двери с запахом? Надо же, а по Антоше все же не скажешь, что он такой … богатый.

– Ты ведь здесь не один живешь?

– Нет. С отцом. Но сейчас он в отъезде. Очень долгом отъезде.

– Наверное, поэтому ты так часто и прогуливаешь, – не удержалась я от маленького подкола. – Это потому, что твой папа тебя не контролирует.

– Нет, не поэтому, – улыбнулся Антон, – он никогда меня не контролирует. Меня вообще не нужно контролировать.

– Ты уже большой мальчик? Поэтому не нужно? – лукаво взглянула я на парня, прислонившегося к стене и с полуулыбкой наблюдавшего за восторженной мной.

– Ты права, Катя, – усмехнулся он.

– Нет, тебя нужно контролировать. Потому что тебе только кажется, что ты большой мальчик. Ух ты, – ткнула я пальцем в нечто, похожее на белую гигантскую виноградную гроздь, свисающую с потолка. – Это что, Антош?

– Светильник.

– Оригинально. Папа помер бы от зависти! – восхищенно произнесла я, рукой проводя по светло-серой стене, в которую был вмонтирован еще один идеально круглый синий осветительный прибор, больше похожий на нарисованную в стене окружность, нежели на источник света. – А какие потолки интересные! Как будто ступенчатые!

– Проходи дальше.

Чудной холл плавно перетекал в гостиную, и я поспешила оказаться в ней, осторожно ступая по мягкому однотонному синему ковру с большим ворсом. Надо же, стены, потолок, полы – все одного серого оттенка, и граница между ними от этого почему-то словно стирается, и кажется, что ты оказался в слегка сюрреалистичном помещении без углов. Зато вся мебель тут черно-белая. Из ярких пятен – только этот удивительно мягкий ковер, тонкие полочки длинного и изогнутого стеллажа с металлическими креплениями и высокие спинки простых с виду стульев около бара и обеденного стола в противоположном конце комнаты, который явно служит неким «обеденным уголком».

– В одной комнате сразу две зоны, – пояснил тут же Антон, – одна – для отдыха, вторая – что-то вроде столовой. Видишь вон тот желтый проем?

– Да, – пригляделась я. – А что это?

– Все думают, что это просто элемент декора, но на самом деле это вход на кухню. Нужно коснуться этой импровизированной двери в любом месте, и она сама отползет вверх.

– Я в шоке, Антош. Чего только архитекторы и дизайнеры не напридумывают! А сколько у вас комнат?

– Пять.

– И все в таком стиле? – не поверила я, продолжая медленно осматривать помещение.

– Да, к сожалению. Отец так захотел, потому что модно.

– И тебе совсем не нравится, что ли?

– Нравится, но не совсем, – туманно ответил он и повел меня дальше.

Мы сели на прямоугольный черно-белый диван с металлическими ножками и подлокотниками, стоящий посередине огромной комнаты напротив серебряного домашнего кинотеатра. Его огромный экран был виден, кажется, из всех точек комнаты. Антон сказал, что любит смотреть фильмы, находясь за баром – полукруглым, стеклянным, отделанным хромированным металлом. На стойке стоял низкий пустой стакан – возможно, из него совсем недавно пили алкоголь, и я надеялась, что это был не Антон. Над баром виднелись черно-белые фотографии в легких серебристо-фиолетовых рамках, развешанные в строгом порядке. Видимо, снимки были сделаны Антоном.

– Сейчас я попытаюсь тебя удивить.

– Как?

– Увидишь.

Антон протянул руку к стеклянному столику впереди, на котором высилась хрупкая белая вазочка, из которой одиноко и гордо торчал сапфирово-синий искусственный цветок, и взял со стола большой пульт. Затем нажал на пару кнопок, и серые строгие жалюзи принялись закрываться, и одновременно в определенном порядке включились все источники света в комнате: верхнее освещение, галогенные лампы в стенах и струнные светильники.

Да, ему удалось удивить меня.

Пара мгновений – и мы с ним оказались словно в другом помещении: залитом нежно сиреневым плотным светом, который сгущался вокруг дивана, освещая его. Кое-где в комнате фиолетовый перемежался с темно-синим и нежно-салатовым, создавая причудливые узоры.

– Антон, мы как будто бы в клубе! – с восторгом огляделась я. – Как тут красиво! Я никогда не думала, что такой стиль в интерьере может быть уютным.

– А я не чувствую в этом доме уюта, – вздохнул почему-то он. – Стараюсь бывать здесь не слишком часто.

– Почему? – с сочувствием спросила я. Для меня дом очень многое значит. А куда еще идти человеку, как не домой? Дом – место, в котором ждут. Место, в котором нуждаются в тебе. И любят. Неужели Антона никто не ждет? Мой бедный мальчик…

– Здесь всегда пусто, – словно прочел мои мысли одногруппник. Он не жаловался, нет, его слова звучали как констатация факта.

– Если тебе будет скучно или одиноко, приходи ко мне в гости, – тут же сказала я Антону.

Он не ответил, только улыбнулся краешком губ. Это значит, он придет? Ты же придешь ко мне, правда?

– Почему мне иногда хочется тебя пожалеть? – спросила я вдруг тихо, повернувшись к нему. Рядом с ним я иногда чувствую себя матерью Терезой. И хочу дарить тепло.

– Не знаю, Катя. – Его улыбка была печальной и усталой.

Мне вдруг показалось, что он едва себя сдерживает от какого-то необдуманного поступка, и это дается ему тяжело.

– Ты делаешь со мной что-то странное.

– Что же?

– Делаешь уверенным в себе. И я постоянно думаю о тебе.

– Я тоже о тебе часто думаю, – призналась я, глядя в его серые глаза. – Ты один из самых необычных людей, которых я встречала. – Но приглядевшись к нему, я вдруг рассмеялась.

– Почему тебе смешно? – не понял причину моего смеха хозяин квартиры.

– Твой дом напоминает мне космический корабль, а ты сам – инопланетянина! – обрадовала я его забавным сравнением. – Из-за освещения у тебя фиолетовое лицо. У меня, наверное, тоже, но все равно смешно.

Антон нажал еще на какую-то кнопку на пульте, и по комнате медленно закружились светлые снежинки и звездочки.

– Боже, какое чудо! – восхитилась я. – Тоже такую штуку себе домой хочу.

Он ничего не ответил, просто продолжал смотреть на меня, подтянув одно колено к себе и положив на него подбородок. Я улыбнулась ему. Почему он такой милый? И почему я хочу его обнять?

Ответы на эти вопросы я не знала.

Он взял меня за руку и легонько коснулся губами тыльной стороны ладони. Пару минут мы просто молчали. Я уж хотела напомнить Антону о том, зачем мы пришли к нему домой, но почему-то у меня вырвалось совершенно другое.

– С тобой что-то не то.

– Что? – его плечи едва заметно вздрогнули.

– Ты расстроен. Или переживаешь из-за чего-то. Может, чувствуешь себя плохо?

– Нет. Вернее… Не думай об этом, Катя. – Антон что-то хотел сказать, но не стал продолжать, и опять повисла тягучая тишина.

– Ты сегодня чудовищно напряженный, – сказала я, почему-то чувствуя за него ответственность. – Что-то плохое случилось?

– Нет, – покачал он головой.

– Точно? После того, как мы вышли из "Лапландии", ты стал немного странным.

– Катя, тебе кажется.

– Ты от меня так просто не отвяжешься! – погрозила я ему кулаком, решив взбодрить. Мне захотелось подурачиться, пока волшебство современных световых эффектов не пропало, и я, чуть подумав, какой бы фортель выкинуть, на коленях переползла весь широченный диван, остановилась около Антона и, взяв его лицо в ладони, поцеловала в щеку и неожиданно, от чего он вздрогнул, слегка укусила за нос. Когда я была маленькой, я частенько так делала – кусала всех за носы.

Такое бесцеремонное поведение, как я и рассчитывала, взбодрило Антона.

– Что с тобой? – он удивленно потер нос, но не растерялся и обнял меня за плечи. Я замерла – так приятно мне было ощущать его руки.

– Что с тобой? – повторил он мне на ухо.

– Я тебя так веселю, – обиделась я, вырвавшись из его объятий, и отползла подальше. Обычно я не веду себя так в гостях, но сейчас на меня напало какое-то игривое настроение. – Ты скучный и грустный, как дерево.

– Как дерево? А оно может скучать? – потер лоб он. Чесотка у него, что ли, началась?

– Может, ты же скучаешь. Хочешь, я тебе песенку спою?

– Хочу.

– Ну вообще-то я не умею петь. У меня есть слух, но голоса нет. Может, ты споешь? – лукаво предложила я.

Он рассмеялся:

– Нет, я тоже… петь не умею. Хотя слух есть.

– Обидно, правда?

Парень кивнул. Ну как его расшевелить? Почему он печальный?

Почему глядит на меня, как нагадивший в тапок унылый кошак?

– Предлагаю тебе спарринг, – придумала я еще одно развлечение. – Давай руку, выясним, кто круче?

– Ну если ты хочешь…

– Хочу!

Мы сползли на пол, поставив сцепленные руки на диван. Антон держал мои пальцы нежно, будто пытался даже случайно сделать больно.

– Начинаем? – лукаво взглянула на него я. Тропинин кивнул.

Естественно, я выиграла, потому что кто-то поддавался мне крайне бессовестно.

– Ты должен со всей силы играть! Какой это тогда спарринг? – возмущалась я. – Антон, надо по-честному.

– Все и так по-честному, – отвечал он мне с такой искренностью, словно говорил правду. – Ты сильнее меня.

– Нет. Ты парень! Ты должен быть сильнее! – не оставалось мне ничего другого, как кинуть в него подушкой. Я-то думала, что он бросит ее в меня в ответ, но Антон не стал этого делать. Он поймал подушку, положил ее под голову и стал смотреть на меня с едва заметной мечтательной улыбкой. На мой вопрос: «Почему?» сказал, что не может кидаться в девушек даже подушками. Как же мне его взбодрить-то?

Я не понимала, что происходит с Антоном. А потом, подчиняясь какому-то порыву, близко приблизилась к нему, чувствуя, как колотиться сердце.

А ты пни его, мальчик и взбодрится. Лучше всего пинай по голове и много раз подряд, глядишь, и разбудишь в нем первобытную агрессию. Обоим весело будет.

– Антон, – нежно произнесла я.

– Что? – прошептал он. Его глаза блестели.

Мое лицо было так близко от его лица, что я чувствовала его дыхание – чуть учащенное и теплое. Но не смогла себя заставить поцеловать его первой. Кажется, я все-таки еще стеснялась его.