Мы пылаем огнем (страница 14)
Мой ответ звучит торопливо, страх и паника сквозят в каждом слоге, и когда я губами касаюсь микрофона, зал наполняется неприятным скрипом. Толпа гримасничает, но после неловких двух секунд мои слова, кажется, доходят до них. Некоторые из них выпрямляются, а многие кричат: «Вы это серьезно?», «Почему вы так считаете?», «Мы слышали другое». Паника.
От моего заявления глаза Карла чуть не вылезают из орбит. Конечно. Все, что слышат здешние журналисты, становится достоянием гласности. Поэтому, когда я говорю, что «Сноудогс» меня не продадут, хотя, похоже, они именно это и собираются сделать, они бросят на себя тень.
Только тогда до меня начинает доходить.
«Аспен Сноудогс» хотят продать меня, que merda, меня в самом деле решили вышвырнуть. Нередко подобные новости скрывают от игроков, и они узнают о них через третьих лиц или прессу. Это хоккей, и каждый думает, что это отличный вид спорта, что игрок живет ради азарта, и все, кто стоит за командой, тоже. Но в принципе хоккейная команда – это одна большая экономическая машина. Все дело в деньгах. Как и почти везде в жизни. Сокрытие информации об игроках нельзя назвать небывалым событием, но это все равно скандал. И я никогда, ни при каких обстоятельствах в своей жизни не ожидал, что меня втянут в такой скандал.
Карл хочет что-то сказать. Он открывает рот. Я не могу этого позволить, потому что знаю, что, как только слова сорвутся с его языка, пути назад уже не будет.
«Титаник» тонет. Я – Джек. Карл – Роза. Я кидаюсь к микрофону, потому что это дверь, на которой мы плывем, и, прости, Карл, прости, Роза, но мне нужна эта дверь, потому что я хочу жить.
– Я буду играть, – повторяю я более твердым голосом.
Все уставились на меня. Каждая пара глаз в этой комнате прикована к моим губам, впитывая каждое слово, которое срывается с них, капля за каплей на раскаленном камне.
На шее выступают бусинки пота и стекают по спине.
– В следующие выходные. На домашней игре. Против Бостона. Я буду на льду.
Что бы я ни натворил, это было самое глупое, что я мог придумать. Черт, да мне и стакан с водой не поднять, не скривившись от боли.
Команда смотрит на меня так, словно я дефектный. Карл на грани нервного срыва. У него дергается веко. И только у тренера Джефферсона гордый вид. Он немного похож на меня. Такой же странноватый, как мне кажется. Вот почему он мне нравится. Его полулысая голова блестит, свет отражается в ней и ослепляет меня, а он улыбается и кивает, снова и снова, как будто я сделал что-то правильное, хотя я чувствую, что я в полном дерьме.
Тишина прекращается внезапно, как будто только что взорвалась брошенная мной бомба. Журналисты вскакивают и кричат в замешательстве, все камеры направлены на меня, щелк, щелк, щелк, тысяча вопросов, еще тысяча, и ничего, кроме страха, в моей голове. Оуэн рядом со мной в шоке. Для него это слишком: мальчик пускает газы не переставая. Он воняет, как скотина, как мощная белковая бомба, просто отвратительно. Лицо у него темно-красное, но никто этого не замечает, потому что все смотрят только на меня.
– Пакстон, – я говорю слабо и тихо, потому что не могу сейчас притворяться. – Мне надо отсюда смыться.