Внутри Домакриана что-то надломилось так же, как землетрясение раскалывает гору. Теперь он знал одну только ярость, один только гнев. Он ничего не чувствовал. Не чувствовал даже то, как сдавливавшие ему запястье цепи трещат и разламываются под влиянием его силы. Какой бы ни была его бессмертная душа, она полностью растворился, и Дом уподобился дикому зверю. Помимо собственного сердцебиения, он слышал шесть других, учащенных от ужаса. Рыцари и стражники смотрели на него, как на чудовище; их расширившиеся глаза сияли в темноте. Сердце Сигиллы тоже неистово колотилось, отражая ее гнев.

Сердце Ронина билось спокойно.

Маг не был напуган.

Дом различал еще один звук: едва слышимый стук другого сердца. Медленный, но размеренный. Упрямо отказывающийся замирать.

– Сораса, СОРАСА! – Вопли Сигиллы отражались от стен. Казалось, они раздавалась со всех сторон одновременно.

Дом потянулся свободной рукой к воротнику и ухватился пальцами за полоску металла.

– Она жива, – сказал он.

Это успокоило Сигиллу, но совсем чуть-чуть.

– Тише, тише, Домакриан, – проговорил маг, покачивая головой взад-вперед, а затем снова согнул пальцы, подавая рыцарям еще один знак.

Несмотря на страх, они подчинились и, заперев Сорасу в камере, двинулись в сторону Дома.

Послышался стон металла, когда Дом потянул за ошейник, вырывая винты из каменной стены позади него. Теперь, когда у него были свободны плечи и одна рука, он принялся за второе запястье.

Лязг ключей зазвучал громче, и дверь в его камеру раскрылась. Внутрь вошли три рыцаря. Дом схватил первого из них за латную перчатку и сжал запястье.

В коридоре раздался вскрик – четвертый рыцарь слишком близко подошел к камере Сигиллы. Она метнулась вперед со скоростью молнии и, просунув руку между прутьями, схватила того за горло.

Остальные рыцари, оставив товарища решать эту проблему самостоятельно, окружили Дома. К его удивлению, они не стали доставать из ножен мечи, лишь навалились на него всем весом, чтобы снова прижать его руку к стене.

Дом осыпал их проклятиями на родном языке, высвобождая бессмертную ярость, копившуюся в его сердце последние пятьсот лет. Он щелкнул зубами в дюйме от их брони, пытаясь найти участок незащищенной кожи. Его сердцем постепенно овладевало отчаяние, потому что с каждой секундой представившаяся ему возможность сбежать становилась все более призрачной.

Один из рыцарей схватил Дома за шею и прижал к стене. Его горло снова сдавила сталь.

– Пара новых синяков – вот и все, чего вы смогли добиться, – донесся сквозь шум голос Ронина. Он стоял перед камерой Дома и смотрел на него красными глазами, злобно ухмыляясь. Одна его рука свисала вдоль тела, а второй он по-прежнему сжимал трость. Его пальцы были шишковатыми и напоминали искривленные белые корни.

Дом попытался выдавить едкий ответ, но не смог. Лишь зашипел и в последний раз навалился на рыцарей. Ничего не получилось. Они крепко держали его, придавливая своими доспехами к каменной стене.

Ронин заговорил неспешным, сладким, как сироп, голосом. Дому показалось, что слова доносятся до него сквозь толщу темной воды. Его глаза начали закрываться, как бы он ни противился, а легкие отчаянно требовали воздуха.

– Я бы пожелал тебе сладких снов, – произнес маг. Его лицо расплывалось, пока не остались одни лишь глаза – две ярко-красные точки на фоне белой луны. – Однако отныне тебя ждут только кошмары, Домакриан.

Белые пальцы согнулись, и Дому показалось, что он падает. Тонет. Умирает.

Мрак поглотил его целиком.

* * *

Когда Дом очнулся, его шею снова сдавливал ошейник, а запястье – новая цепь. Сталь сияла в полумраке, отражая тусклые отблески мерцающего вдали факела. Он напряг шею и дернул рукой, проверяя оковы на прочность. Они не подались.

Сигилла сидела, прислонившись спиной к стене своей камеры. Ее открытые глаза блестели в слабом свете подобно цепям. Вздохнув, она показала Древнему руки, теперь связанные прочным кожаным ремешком.

Дом нахмурился.

– Сожалею.

– А я негодую, – ответила она слабым и хриплым голосом. – Тебя пригвоздили к стене, Сорасу погрузили в беспамятство. А Сигилла Темурийская всего лишь обычная узница.

– Мы обратим это в преимущество. Как только представится возможность, – сказал Дом, успокаивая не столько Сигиллу, сколько самого себя.

Он перевел взгляд на ближайшую занятую камеру: ее от места заточения Сигиллы отделяли две других, оставляя между ними пустое пространство. По крайней мере, десять футов открытого пола.

Сораса по-прежнему лежала на полу – на том же месте, где ее оставили, словно груду ненужного мусора. Ее лицо было повернуто к стене, одна рука безвольно свисала, а другая скрывалась под ее телом. Короткие взъерошенные волосы окружали голову черным нимбом. Дом знал, что все ее оружие забрали так же, как его собственное. Без полудюжины кинжалов и флаконов с ядами на поясе она выглядела непривычно. Кожаную одежду и старые, потертые сапоги тюремщики не тронули, оставив Сорасе хотя бы это.

Дом по-прежнему чувствовал запах засохшей крови, и от этого его сердце беспокойно колотилось о ребра. Сораса была ранена – возможно, еще в Джидаштерне, а может быть, гораздо позднее. Дом не мог размышлять на эту тему, зная, что Сораса здесь. Понимая, что какое-то время она находилась в руках Ронина и Таристана.

Он снова принюхался. «По крайней мере, от нее не пахнет свежей кровью».

– Раз она здесь… – начала Сигилла, но тут же осеклась.

– …значит, ее нет с Корэйн, – закончил за нее Дом. Он крепко зажмурился. Темнота, в которую он погрузился, едва ли отличалась от мрака подземелья. – Сораса не смогла выбраться из города.

«Корэйн в страшной опасности. Ее положение гораздо хуже, чем я позволял себе думать».

– Еще есть Вальтик. Трелланд. Вот неожиданность, Чарли снова избежал петли. – Сигилла завела связанные руки за голову и наклонилась вперед, всем весом опершись на прутья решетки. – Что за пронырливый маленький жрец.

Ободряющие слова застряли у Дома в горле. Как бы ему ни хотелось приободрить Сигиллу, он не собирался врать. В этом не было смысла.

«Без Сорасы все мы обречены».

В темноте раздался судорожный вздох Сигиллы.

– Ее сердце бьется?

– Да, – ответил Дом.

– Хорошо, – пробормотала Сигилла. Затем сложила руки рупором, открыла рот и принялась кричать в сторону Сорасы все, что приходило в голову. Отзвуки ее голоса отражались от стен камер громоподобным эхом и наполняли подземелье оглушительным шумом.

Однако что бы Сигилла ни делала, ей не удалось привести убийцу-амхара в чувства. Дом тоже старался изо всех сил. Он выкрикивал все проклятия и обидные прозвища, какие только знал, выкрикивал все оскорбления, которые ему когда-либо хотелось сказать в адрес ненавистной Сорасы Сарн. Это помогало ему отвлечься от гнетущего чувства в груди – будто он прикован к якорю, падающему в пучину бездонного моря.

Так прошло два дня.

В углублении возле решетки камеры Сорасы росла гора тарелок, рядом стояли нетронутые чашки с водой. Амхара лежала, не двигаясь, словно тень, оставленная гнить под землей так же, как и ее еда.

– Ее сердце еще бьется?

Сигилла зевнула, как львица, и присела, громко звякнув цепью.

Дому не пришлось даже прислушиваться. Тихий размеренный стук уже звучал в его голове – он стал частью его самого, слившись с пульсом.

– Да, – ответил он, скрипнув зубами.

Схватившись за прутья решетки и упершись спиной о стену камеры, Сигилла поднялась на ноги.

– Если она не выпьет воды, ее сердце недолго будет биться. – Впервые за то время, что Дом знал Сигиллу Темурийскую, ее голос звучал подавленно. Более того, обеспокоенно.

Дом наклонил голову.

– Что?

Фырканье Сигиллы эхом разнеслось по подземелью.

– Смертные могут умереть от жажды, Древний.

Будучи бессмертным, Дом не обращал внимания на подобные нужды, если того хотел. Он провел языком по сухим губам, пытаясь представить, каково это, когда смертное тело постепенно истончается и тает. Он снова взглянул на Сорасу. Она всегда была маленькой и стройной, но сейчас, в полумраке подземелья, казалась худой, как скелет.

Дом прищурился, чтобы получше ее разглядеть.

– Сколько времени у нее осталось?

– Кто знает, на что она способна после тренировок с амхара, но… – Сигилла запнулась, обдумывая ответ. – Несколько дней. Три, может, четыре.

Дом в очередной раз попытался сорвать с себя оковы, и ему снова показалось, будто он тонет.

Цепь стучала о кандалы Сигиллы, пока та мерила шагами тесное пространство камеры.

– Вряд ли они бы стали вытаскивать ее из Джидаштерна, чтобы позволить ей сгинуть в темном подземелье?

«Сгинуть на моих глазах, – подумал Дом. Это была пытка, явная и банальная. И предназначалась она не для Сорасы. – Вот чего добивается Таристан. Он хочет отнять у меня всех Соратников до единого – так же, как отнял у меня Кортаэля».

– Мы не знаем, что красный маг с ней сделал, – проговорила Сигилла, сплевывая на грязный пол.

Дом пытался не думать об этом, но в его ушах все равно раздавалась какофония звуков. Скрип деревянной дыбы, шипение раскаленного железа. Свист ножей, которыми проводят по точильному камню. И магия – более ужасная, чем он мог себе вообразить. Магия, рожденная из крови и расколотых миров.

– Она бы продержалась на допросе лучше большинства людей. Включая бойцов Бессчетного войска. – Сигилла ударила себя в грудь связанными руками, но без особого энтузиазма. – Что она могла рассказать этим монстрам, чего они сами не знают?

Дом снова перевел взгляд на Сорасу. Он запретил себе моргать, чтобы не пропустить хоть одно малейшее движение. Ее грудь поднималась и опускалась очень медленно – едва заметно даже для его глаз. За два дня ничего не изменилось. Ситуация не стала ни лучше, ни хуже.

– Мы выясним, что им нужно, когда они придут за нами, – прорычал он.

– Удачи им. – Сигилла снова попыталась освободиться, а потом пнула кольцо в стене, к которому крепилась ее цепь. – Но сначала им придется убить меня и тем самым развязать войну с Темуридженом. Железные кости бойцов Бессчетного войска никогда не будут сломлены!

– Ты высокого мнения о себе, Сигилла.

– Охотницы за головами могут оказаться принцессами, Древний, – отозвалась она. – Император приходится мне кузеном, и пролить мою кровь – значит пролить его собственную.

Оковы не позволяли Дому пожать плечами.

– А что, если кровь прольется в темноте и ее никто не увидит?

Сигилла замерла на месте, о чем-то глубоко задумавшись.

– Ты же принц, – наконец ответила она. – Разве твой народ не придет отомстить за тебя?

Дом зарычал и отрицательно качнул головой.

«Если смерть Рии не заставит Изибель вступить в бой, то на нее не подействует ничто другое». И Дом знал это наверняка.

– Мало что может вынудить их взяться за оружие. Уж точно не моя смерть.

– Древние могут умереть от истощения? – внезапно поинтересовалась Сигилла, а потом снова приступила к упражнениям.

Дом подумал о желудке и попытался вспомнить, когда принимал пищу в последний раз. Дней прошло столько, что не счесть, да и его воспоминания о дороге в Аскал были слишком туманными.

– Не исключено, что рано или поздно мы об этом узнаем, – выдохнул он.

Сигилла начала качать пресс, держа связанные руки на груди.

– И ты по-прежнему совсем не можешь двигаться?

Несмотря на обстоятельства, губы Дома дернулись от подступающего смеха.

– Нет, я остаюсь в таком положении по собственной воле.

– Странное ты время выбрал, чтобы наконец-то обзавестись чувством юмора, Дом, – отозвалась она.

Дом запрокинул голову назад и устремил взгляд на потолок, изучая трещины между камнями и деревянными балками. Он был готов смотреть куда угодно, только бы не видеть неподвижное тело девушки в нескольких футах от себя. Девушки, которая все еще лежала лицом к стене. Девушки, чье сердце по-прежнему билось.