– Это должно было когда-то случиться, – сказал он.

Воцарилась непринужденная тишина, которая часто наполняла их дни в темнице. Зрение Дома затуманилось, а боль притупилась, когда он погрузился в полудрему, застряв где-то между бодрствованием и сном.

– Что мы можем сделать, Дом? – наконец прошептала Сигилла.

Он тяжело вздохнул. Он жалел, что у него нет меча, а в цепи, которая его удерживала, ни одного слабого звена. Жалел, что не мог ударить Таристана кинжалом в живот, чтобы покончить со всем этим ужасом. Что угодно было лучше этого чистилища. Что угодно было лучше ощущения, что он висит над пропастью, схватившись за край скалы.

– Надеяться, Сигилла, – проговорил он. – Только и всего.

Глава 8
Лис и церковный мышонок
– Чарли —

Они быстро вернулись к прежнему темпу жизни. Все равно что ступить на проторенную тропу, на которой остались отпечатки его же собственных ног. Порой, когда в ушах Чарли шумело от жара костра и присутствия Гариона, он представлял, что они снова оказались в прошлом.

Чарли встретил Гариона в те дни, когда еще служил жрецом. В Партепаласе стояло лето, принц Орлеон только достиг совершеннолетия, и в честь этого король Мадренции приказал, чтобы на каждой столичной площади открыли бочки с вином. Люди по всему городу поднимали бокалы за наследника трона. На празднование съехались рыцари и мадрентийские лорды, многим из которых хотелось вознести почести своему богу в городском храме. Большинство из них стекалось в Монтаселан – огромный собор, посвященный Прайану. Бог искусства и музыки был покровителем Мадренции, а одним из способов поклонения, обязательных для жрецов, было распевание песен посреди улиц.

Это была одна из многочисленных причин, почему Чарли решил стать жрецом Тайбера.

Бог торговли, денег и ремесел не пользовался большой популярностью в таких городах, как Партепалас, где люди превыше всего ценили красоту. Религиозный орден, к которому относился Чарли, содержал небольшой храм рядом с портом, прямо в тени знаменитого городского маяка. Бригады рабочих сменяли друг друга, днем и ночью наблюдая за тем, чтобы пламя маяка не гасло, а хорошо смазанный механизм вращался без остановок. Ночью яркий луч заглядывал в витражные окна, освещая скамьи и алтари, подобно солнечным бликам.

Целыми днями Чарли щурился, корпя над иллюстрациями к манускрипту о деяниях Тайбера, поэтому в темноте видел плохо. Той ночью, мысленно благодаря свет маяка, он обходил храм, чтобы погасить свечи. Струйки дыма устремлялись к высокому потолку с изображением Тайбера, чей рот по традиции был наполнен драгоценностями и золотыми монетами.

Если бы луч маяка не озарил храм, Чарли бы никогда не заметил съежившегося под скамьей в темном углу Гариона. На его лице не было ни кровинки, и он выглядел белым, как кость. Если бы Чарли верил в привидения, то выбежал бы с криками из главного зала храма и бросился в свою комнату.

И тогда Гарион умер бы от ран прямо на холодном каменном полу святилища Тайбера.

Чарли же поступил иначе. Он вытащил его из-под скамьи и осмотрел при слабом свете нескольких непогашенных свечей. Конечно, Чарли был жрецом Тайбера, а не Лашрин или Сайрека, чьи последователи изучали медицину, но он вырос на ферме и рано осиротел, поэтому перевязывать раны умел.

Этого хватило, чтобы Гарион пришел в чувство и смог встать на ноги. Чарли принял его за одного из провинциальных рыцарей, прибывших в город на празднование дня рождения принца, и решил, что он просто нарвался на неприятности в какой-нибудь подворотне.

Но вскоре Чарли понял, насколько ошибался.

Раненый мужчина был не простодушным деревенщиной, а настоящим амхара – таким же хитрым и жестоким, как любой другой убийца из Гильдии. Его уязвимость длилась не больше мгновения.

Но этого мгновения было достаточно.

Они провели за разговорами всю ночь. Гарион находился на грани смерти, а Чарли – на грани паники. С каждой секундой ему все сильнее хотелось позвать старшего жреца или просто-напросто бросить амхара на произвол судьбы. Этот мужчина был опаснейшим убийцей, который, набравшись сил, мог отнять жизнь Чарли.

Тем не менее некий инстинкт, которого Чарли тогда не понимал, удерживал его на месте. Он наблюдал за тем, как лицо убийцы постепенно приобретает естественный оттенок, а щеки с каждым проходящим часом розовеют все сильнее. Все это время Гарион говорил, чтобы оставаться в сознании, а Чарли слушал с благожелательным вниманием, присущим любому жрецу.

Убийца поведал ему о большом мире за пределами Мадренции и даже Долгого моря. Он рассказывал о землях, казавшихся Чарли сказочными, и о деяниях, сколь поразительных, столь и ужасных.

– Для Церковного Мышонка ты удивительно молчалив, – сказал Гарион, когда начало светать. В его глазах отражалось пламя последней недогоревшей свечи. Он подвинул руку, слегка коснувшись руки Чарли.

– Для хитрого Лиса ты поразительно добродушен, – выпалил Чарли, удивив их обоих.

В течение следующих лет прозвища прижились.

Лис. Церковный Мышонок. Эти слова выкрикивались на улицах, смешивались с хохотом в тени садов и произносились шепотом в покоях. Они звучали среди рыданий в крипте, скрытой под одним из храмов Адиры, где их слышали лишь перья и чернильницы.

Теперь эти прозвища эхом раздавались в холодном воздухе Каслвуда.

Деревья защищали их и от резкого зимнего ветра, и от солнца. Каждые несколько часов Чарли ловил себя на том, что замирает на освещенных лучами полянах, пытаясь согреться в солнечных лучах. Иногда он жалел, что они отпустили лошадь, хотя в глубине души понимал, что та лишь замедлила бы их продвижение на восток.

Гарион, наблюдающий за ним с края опушки, покачал головой – уже не в первый раз за эту неделю и даже за этот день. Его губы изогнулись в кривой ухмылке.

– Как, во имя Лашрин, ты умудрился выжить в Водине? – спросил он сквозь смех. – По сравнению с трекийским климатом погода в Каслвуде напоминает летний зной.

– В Трекии я спал в королевском замке и пировал напротив пылающего очага, – ответил Чарли. Теперь, когда они снова двигались вперед, он внимательно смотрел под ноги, чтобы не споткнуться о какой-нибудь корень. – Твое же гостеприимство оставляет желать лучшего.

– Не знай я твоего чувства юмора, то обиделся бы. – С присущей амхара грацией Гарион пробрался между деревьями и перепрыгнул через неширокий ручей. Чарли с ворчанием последовал за ним, шлепая сапогами прямо по ледяной воде. – К тому же вчера я стащил для тебя отличную куртку.

Чарли и правда был рад этому приобретению. Подбитая кроличьим мехом куртка и меховая мантия, привезенная из Трекии, не давали ему промерзнуть до костей.

– Дровосек явно будет по ней скучать, – пробормотал Чарли. В его устах эта фраза звучала как слова благодарности. – Но тебе не стоило обчищать его хижину. У меня еще осталась парочка монет.

Гарион цыкнул языком и погрозил ему пальцем.

– Не хватало еще, чтобы дровосек попробовал одну из твоих монет на зуб и обнаружил, что это подделка. – Он ухватился за ветку и перепрыгнул через заросли колючих кустов. – Кроме того, они еще пригодятся нам в Бэйдентерне, – произнес он, даже не запыхавшись.

Они провели в лесу не меньше недели, и у Чарли уже болело все тело. Его ноги в неудобных сапогах пульсировали от усталости, но он упрямо шел вперед, пробираясь через колючие заросли.

– Мы не пойдем в Бэйдентерн, – проворчал он в тысячный раз. – Нам нечего там делать, потому что Корэйн туда точно не отправится.

Улыбка исчезла с лица Гариона.

– Чарли. – В его голосе звучало нечто похожее на жалость.

– Пока существует хоть малейший шанс на то, что она жива, я должен в него верить, – произнес Чарли тихим строгим голосом.

Краем глаза он видел, как на некотором расстоянии от него идет Гарион, двигаясь плавно, словно пантера.

– А что, если это не так? – спросил он.

Чарли поморщился и тут же поскользнулся на островке льда, но сумел сохранить равновесие и отмахнулся от попыток Гариона ему помочь.

– Если она погибла, мы должны предупредить Вард.

Гарион лишь моргнул в ответ и медленно повернулся вокруг своей оси. Он окинул взглядом искривленные деревья и поросшую кустами землю, после чего снова уставился на Чарли.

– Но кто из этой глуши сможет предостеречь весь мир?

Чарли раздраженно поджал губы. Его злило не только поведение Гариона, но и их положение в целом. Он вспомнил карту, лежавшую в седельных сумках, которые теперь были перекинуты через его плечо. И лисичку, нарисованную среди дубов и сосен Каслвуда.

Потом он подумал еще кое о чем. Об армии солдат, подобных Домакриану – могучих и бессмертных. Готовых сражаться.

– Древние, – ответил он, и его голос эхом разнесся по безмолвному лесу. – Где-то в этой чаще живут Древние. Дом нам о них рассказывал.

Гарион снова покачал головой. Хотя он вырос в знаменитой Гильдии убийц и знал многое об этом мире, его образование было весьма односторонним. Все его знания и навыки сводились к тому, как убивать и скрываться с места преступления.

– Древние, другие миры – все это чушь, Веретено их побери, – выругался Гарион. Он ударил мыском ноги по лежавшему на земле камешку, отправив его в колючие заросли. – Если нас и правда ждет конец света, я не хочу тратить последние дни на прогулки по проклятому лесу в поисках Древних, которых мы все равно никогда не найдем. Ты ведь даже не знаешь, где именно они живут, Церковный Мышонок.

В этот раз старое прозвище неприятно кольнуло, и Чарли бросил на Гариона гневный взгляд.

– Я смогу найти их, – с жаром выпалил он. – И если придется, сделаю это в одиночку.

Гарион с ошеломительной скоростью преодолел разделявшее их расстояние. Чарли скрипнул зубами, пытаясь не злиться на товарища за то, с какой легкостью тот передвигается по лесу. Между тем каждый его шаг был похож на битву с грязью.

– Теперь ты и правда говоришь глупости, – заметил Гарион, окидывая деревья взглядом.

В последнее время он вел себя настороженно. Инстинкты убийцы окутывали его плечи, словно плащ.

– Когда-то давно амхара обучались убивать Древних. Это было несколько поколений назад. – Гарион сжал губы так сильно, что они побелели. Воспоминания о прошлом всегда влияли на него подобным образом. – Не ради золота или новых контрактов, а ради славы. Убийство Древнего считалось величайшим подвигом, какой только может совершить амхара. И даже тогда мало кому удавалось достичь успеха.

В голове Чарли всплыл образ другой убийцы-амхара. Кинжал в ее руке словно улыбался, а за плечом стоял мрачный исполин, который следовал за ней тенью и беспрестанно раздражал ее до глубины души.

– Сорасе несколько раз почти удалось убить Древнего, – пробормотал Чарли себе под нос.

Гарион понизил голос:

– Ни разу в жизни не видел бессмертного.

– Мне довелось встретить одного. – Горло Чарли сжалось от охвативших его эмоций. – Особого впечатления он не произвел.

В следующее мгновение Чарли выругался. Он снова потерял равновесие, наступив в этот раз на прогнивший пень. Хотя каждая клеточка его тела молила об отдыхе, он лишь откинул с дороги трухлявую древесину и упрямо зашагал вперед.

Гарион последовал за ним. Чарли почувствовал на себе взгляд и вопросительно изогнул бровь.

– Ты изменился, Чарли, – сказал убийца.

Чарли фыркнул.

– Что привело тебя к такому выводу?