– Там остался, – предположил Юдин, – я не подбирал. Виноват.

На самом деле он не чувствовал вины, но под взглядом Большова, да еще раненного само собой вырвалось. Джек дописал, и они по одному вышли из дома: первым Джек, чтобы оглядеться, потом Большов, чтобы координировать и замыкает Юдин. Участок двойной и сквозной. Перелезть высокий забор, чтобы не выходить на дорогу, даже со здоровыми руками так чтобы не шуметь было бы сложно, поэтому Юдин вскрыл замок на калитке, выглянул первым и скоро кивнул головой, мол «чисто». За забором стояли два прицепа: местные этой улицы использовали удобный, широкий съезд для хранения из категории: вдруг понадобится.

Оценив ситуацию, Большов понял, что дальше идти не имеет смысла: дорога слишком хорошо освещена, перемещение опять же привлечет внимание к садику, к тому же пусть и далековато, дом Нины просматривается. «Окапываемся» здесь. Юдин по приказу залез под прицеп, молодой, полежит на холодной плитке. Ждать осталось немного. Потом Большов подумал, что Джек тоже не старый, и при оружии и отправил его туда же. На счет себя: он сел на корточки, оценил свои возможности: можно попытаться забраться, лечь на спину, отталкиваться ногами и целой рукой, но нет. Это грозило такими травмами поломанной руке, что он взвоет громче Малыша. Тогда он оперся на прицеп спиной и взял под зрительный контроль совсем небольшой участок дороги и вход в «усадьбу». Вот и всё, что теперь он мог сделать. Или еще что-нибудь? Он перебирал возможные варианты событий и вдруг с тревогой подумал: – Времени прошло уже достаточно много. А если никто не придет на помощь? Если мы так тут и останемся одни?

– Она мне письмо отправила, – зашептал вдруг Юдин, – я ей тоже. А если ответит, это можно считай перепиской?

– Да, – с улыбкой на лице ответил Джек. Это слышно по голосу, когда человек улыбается. Обалдели что ли? Смерть по пятам идет, они о бабах шепчутся.

– Отставить разговоры, – сурово шепнул Большов.

И время то ли потянулось, то ли побежало, оно стало неопределяемо. Внутреннее временное чутье растерянно «пожимало плечами» и спрашивало: который час?

– Вот меня «штырит», – вздрогнул Большов, когда его голова опустилась на грудь, и он не сразу вспомнил, где находится и сколько прошло времени и тут ли еще двое рядовых. Он хотел проверить, но услышал приближающиеся каменные шаги. Они пришли из «усадьбы». Первый задел плечом дверь, она само собой помнит законы физики и прилетела по лбу второму. Тогда второй решил убрать преграду и принялся пинать дверь, подключился следующий и они вместе быстренько содрали «несчастную» с петель, бросили и еще попрыгали. Итого пришло шестеро и пошли в сторону Нининого дома, еще сзади двое подтянулись: не из «усадьбы» пришли, с выезда из Исты. Большов не видел, а вот двое рядовых со своей точки обзора прекрасно видели, какие «маневры» камни выделывали. Двое быстро догнали группу из шести камней, и они начали перестраиваться: сначала шли восьмиугольником, потом клином, потом ромбом, будто подбирали к чему-то ключик. Так они прошли дом Суровина, как неожиданно в садике заплакал ребенок! Громко заплакал, на тихой улице хорошо было слышно, ну и, не сговариваясь, камни развернулись на плач. Понеслись две автоматные очереди, Джек палил по ногам. На этот шум не только камни шли, люди потянулись. Прятались: кто из родителей смог дойти, а тут не выдержали, побежали.

– Назад, – кричал рядовой Дорофеев из окна, под ноги камням полетели ручные гранаты.

– Назад!

– Назад!

Грохот боя разлетелся по притихшей Исте. Желая поддержать, и понимая, где начался бой, со всех концов жители маленького поселка палили из своего простенького оружия, чтобы отвлечь внимание на себя. И сквозь этот грохот и пальбу, ворвался долгожданный звук приближающихся вертолетов. Он резал воздух, ласкал слух, дарил улыбки и слезы. Из «усадьбы» вышли еще трое камней, а потом еще один. И вот этот последний заметил, откуда по каменным пяткам пальнуло. Развернулся резво и долбанул по прицепу, что Большову по плечу прилетело, когда он уже вставал. Надо потянуть время. Раздавит ведь пацанов.

– Эй, каменный. Что хотел? Давай сначала со мной перетрем, – сказал Большов и смачно плюнул на дорогу.

Вертолет пролетел над ними, из кабины на лету прыгнули суррогаты, и на соседней улице прыгали, и на «аппендиксе» и сходу бросались на камней. Они бьются за человечество. Чертовски приятно, когда за нас кто-то бьется! Наполовину искусственные создания – наполовину люди. По всему камни не умеют, не могут – как угодно можно сказать: не отличают людей от суррогатов и, получая солидные удары по голове, по конечностям, камни в своей манере не удивляются. Не знают такой эмоции. Когда люди удивляются, они констатируют отличие ожиданий от действительности. А у камней реакция на разницу ожидания и действительности, вероятно, растянута, потому что она обязательно должна быть. Любой разум, так или иначе, будет подстраиваться под реальность. Вот пару лет назад Большов выводил из кухни мошек: набросал в пакет очисток, а мошки все в пакет слетелись, он их там в пакете и прихлопнул. Очень удобный способ избавиться от мошек, сам придумал.

А этим летом? Вот что происходит и как это объяснить: опять завелись, потому что Леха помидоры проквасил. Вова повторил ловушку с пакетом. Прилетело всего три мошки! Всего три! Остальных пришлось вытравливать дисциплиной: то есть вытирать все капли воды насухо, следить за отходами, открывать окна в ветреную погоду. Конечно, может быть совпадение: два раза это еще не доказательство, надо было для верности капусты кислой положить: для них это самая вкуснятина и всё же факт остается фактом: живая природа изменчива под обстоятельства.

Вот человеку, например, надо совместно с синими ручками наладить выпуск красных ручек. Есть потребность, окружающая среда просит. И тут понятно, чтобы появились красные ручки надо осмыслить, составить план и провести направленные действия. А природе мы во всем этом отказываем: случайность. Нет там никакого осмысления, плана и направленных действий. Потому что если предположить обратное, то в игру вступает некто бог. А кто это такой? Исключительно человеческое изобретение: свидетельские показания в виду давности лет искажены. А этой разумной силе и не надо привязываться к каким-то представлениям, стереотипам, крепким, затвердевшим за сотни лет паттернам. Ни молитв ей не надо, ни веры: ни холодно, ни жарко. Всё, что хотела потребовать, она потребовала, сотворив нас. Она сама по себе существует и творит.

Суррогаты расправились с уцелевшими камнями у Нининого садика. А этот, который стоит напротив с широким лицом и носом картошкой, чуть склонил голову и прыгнул на прицеп, размахнулся для удара и замер…Старлей выдохнул, закрыл лицо левой рукой и потер его, чтобы стереть онемение: не трус, но выжить рад. В конце улицы идут свои, специальная команда: один в шлеме, на руке «Холера», заставляющая камней остановиться. И «Сатана» и «Холера» работают как надо.

Джек с Юдиным вынырнули из-под прицепа, повалили застывшего камня на дорогу между прицепами. Бравый Джек бросился на лежащего камня сверху, уже на камне поскользнулся, отбил зад и еле слез. У Юдина открылся дар быстро находить булыжники и кирпичи, он подоспел на помощь и на адреналине размозжил камню голову, хотя в этом не было особой нужды. Кончено. Всё кончено.

– Пойдемте, встретим своих, – сиплым голосом позвал Большов. Из «усадьбы» выбежала женщина и понеслась к садику, а следом двое подростков-пацанят, а из дома напротив вышла Стася Агеева и позвала на помощь, и к ней тут же подбежал ее брат и другие истовцы: улицы наводнило людьми, своими, родными, и они плакали, обнимались, хмуро молчали, искали родных, звали их по имени или просили о помощи.

Большов сначала не поверил глазам. Он остановился, чувствуя как мир под ногами переворачивается, и сверху рушится на него своей тяжестью. Он качнул головой, упрямо споря с глазами и говоря: – Нет! Не проведешь.

За три дома до Нининого садика, между канавой и домом почти напротив дома Суровина лежали тела трех молодых мужчин: изодранные, как куклы: руки, ноги, головы.

– Я сказал ему не ходить за мной, – растерянно пробормотал старлей.

Рядовой Алексей Большов честно выполнил приказ выдвигаться к Нининому садику. С ним погиб брат его невесты – сбежал верно, сам увязался, так бы его даже без подготовки не взяли из-за возраста и Женя Камзин – со смены видать на заводе приехал, не успел дочку забрать. Вот они втроем тут и лежали. Джек растерянно, с ужасом смотрел на останки боевого товарища, Юдин утер слезы и по-мальчишески всхлипнул.

– Я сказал ему не ходить за мной!, – закричал старлей, подобрал левой рукой измазанный кровью ПМ, отчего его замутило, – это вы виноваты. Вы всё это сотворили, – прошептал он обреченно-спокойно и направил оружие на Джека. Было ли оружие на предохранителе или нет, заряжено или нет, история умалчивает, потому что не знает. Юдин встал перед Джеком и ничего толкового не мог придумать, ну чтоб призвать к разуму и всё такое. Необходимые слова в такие моменты если подбираются, то удача.

– Не стреляй, – тихо сказал бледный Костик, – мы же вместе пришли, – и, глядя в глаза старлея, обезумевшие от внутренней боли, от которой душа мечется и корячится, вовсе не был уверен, что уйдет отсюда на своих двух.

– Лучше б я умер!, – гремело в Большове, – лучше б этот камень возле прицепа прикончил меня, чтоб не знать. Не видеть! Лучше б я умер! Я…, – из ниоткуда появившийся рядовой Томин мягко отпустил руку с оружием и забрал его, и говорил, говорил, что-то о долге, о том, что надо доложить обстановку и от этого зависят жизни людей, и закрывал ту канава спиной. Большов оборачивался: – Я его вырастил. Я его вот таким помню. Меня мать перед смертью просила…,– а Томин – бездушная сволочь всё о каком-то долге говорит, а потом другие сотоварищи подбежали, и появилась девочка эта в полевой форме медсестры, кивала, кивала, даже погладила и говорила: – Сейчас, мой хороший, сейчас, – и поставила укол в левую руку. В плечо что-то вколола. От этого укола Большов мгновенно уснул, его медвежье тело подхватили товарищи и звали принести носилки, чтобы занести в вертолет.

Юдин вытер пот со лба, обернулся к Джеку, легонько хлопнул по плечу и сказал: – Иди, домой, Джек. Жену успокой. Видишь, люди не в себе, как бы чего не вышло…ты не виноват, – и, сравнив то, что ожидал увидеть и то, что увидел, нашел разницу. Джек какой-то спокойный для такой ситуации. Конечно, все по-разному реагируют, но Косте-то, казалось, что он успел хорошо узнать Джека Спэрроу.

– Да. Не виноват, – холодно ответил он, развернулся и направился к «усадьбе».

Глава 4

– Входная дверь была закрыта или открыта?, – повторил вопрос Суровин.

Стараясь перекричать ветер, Джеки кричала в трубку: – Закрыта. Катя дверь была закрыта или открыта? Она не помнит. Откуда ей помнить. Вроде, открыта. Она говорит, открыта, потому что я ее до этого открывала: думала, может Аня на площадку вышла. Катя пришла рано, ты ушел, я сразу же проснулась, решила поджарить тосты с маслом, мы позавтракали вместе с Катей, включили фильм, я резала основу для мыла, она решила дождаться у меня когда откроется магазин, тушенку взять…., – всхлипнула Джеки, – ты же найдешь ее?! Пожалуйста, найди!

– Почему ты не разбудила ее в садик?

– Ты забыл! Они собирались целый день провести у Щукиных: Аня, Катя Щукина и третья их подружка, Саша. У Светы выходной и она устроила день отдыха девочкам. Вот я и подумала: пусть отоспится.

– Ее пальто на месте?, – холодно спросил Иван.

– Я не знаю. Такая метель, ничего не видно…, – отчаянно выпалила она.