"Он умный, – подумала Варвара, сама удивляясь собственной откровенности. – Чёрт возьми, даже слишком. Этот его тон… он ведь всегда говорит по делу. Иногда так, что мне приходится соглашаться, даже если я не хочу".

Она вспомнила, как он указал ей на ошибку в документах в первый же день их работы. Сделал это так ненавязчиво, но так точно, что она почувствовала укол профессиональной ревности.

"Да, он раздражает, – снова подумала она, кусая губу. – Но, чёрт возьми, это раздражение почему-то начинает мне нравиться".

Варвара отвела взгляд от двери, но мысли о Виталии продолжали преследовать её. Он был мужчиной. Настоящим. Этот факт невозможно было игнорировать. Его уверенность, его резкость, даже его несносные манеры – всё это теперь всплывало перед ней в новом свете.

Она провела ладонью по лицу, пытаясь избавиться от этих мыслей.

"Нет-нет, – покачала она головой. – Это глупо. Мы партнёры. Мы работаем над делом. У нас нет времени на такие глупости".

Но воспоминания были упрямы. Она снова видела перед собой его карие глаза, этот насмешливый взгляд, в котором читалось что-то большее, чем просто уверенность в своих словах.

"Почему он ТАК смотрит на меня? – мелькнула мысль, от которой по спине пробежал лёгкий холодок. – Или это я только что придумала?"

Она сцепила пальцы, упёрлась ими в стол и закрыла глаза.

"Сосредоточься, Варвара, – твёрдо сказала она себе. – У нас дело, а не бульварный роман".

Но слова не помогли. Виталий Дмитриевич не исчезал из её мыслей. Он раздражал её до глубины души. И, как ни странно, именно это начинало ей нравиться.

Виталий вел машину через переполненные улицы. Дождь, начавшийся внезапно, барабанил по лобовому стеклу, оставляя узкие полосы, которые тут же размывались новой волной. Дворники не успевали очищать стекло, и от этого ощущение пути становилось зыбким, как и его мысли.

"Зеленая, конечно, – подумал он, сжимая руль чуть крепче, чем требовалось. – Слишком резкая, упрямая, словно хочет доказать что-то всему миру. Но, черт возьми, какая профессиональная хватка".

Он мельком улыбнулся, но тут же его лицо снова стало серьёзным.

"Варвара Олеговна, – почти насмешливо подумал он. – За ней ведь несколько дел, которые даже корифеи розыска бросали, махнув рукой. И она их довела до конца. Тихо, без шума, без лишнего пафоса".

Он вспомнил, как однажды слышал, как кто-то из стариков в отделе шутливо назвал её "тигрицей". Тогда он только усмехнулся, не придав словам значения. Но теперь, работая с ней, он понимал, что это сравнение не так уж далеко от правды.

"Она впивается в дело, – думал он, переключая передачу. – Разбирает его по косточкам, пока не находит зацепку. Как это у неё получается? Уверенность? Интуиция?"

Виталий тяжело выдохнул, осознавая, что его мысли снова возвращаются к Варваре.

"Она красивая, – признал он, хмуря брови. – Чёрт, слишком красивая. Эти глаза, строгий взгляд, в котором, кажется, можно утонуть. Этот голос, чуть низкий, но возбуждающий до невозможности".

Он на секунду прикрыл глаза, но тут же встряхнул головой, словно отгоняя видение.

"Хватит, Виталий, – сказал он себе вслух, резко повернув руль, уходя на перекрёстке. – Ты мало обжигался? Ещё одной ошибки тебе не хватало?"

Но воспоминания всё равно возвращались. Её лицо, упрямое, сосредоточенное, как в тот момент, когда она решительно ткнула пальцем в карту и сказала: "Я займусь родственниками". Виталий тогда почти рассмеялся, но вовремя сдержался.

"Её серьёзность – это что-то особенное, – подумал он, позволяя себе едва заметную улыбку. – Даже когда она злится, это выглядит… прекрасно".

Он вспомнил, как Варвара нервно постукивала ручкой по столу, пытаясь что-то доказать ему. Её раздражение вызывало в нём желание поддеть её ещё больше.

"Почему я постоянно это делаю? – мелькнула мысль. – Почему мне хочется её провоцировать? Чтобы видеть, как её глаза вспыхивают, как она начинает защищать свою точку зрения с таким упрямством, что хочется ей аплодировать".

Но он тут же оборвал себя, стиснув зубы.

"Нет, Виталий. Это работа. Только работа. Ты уже был там, где работа пересекалась с личным. Это всегда плохо заканчивается. Ты это знаешь".

Он вывел машину на очередной перекрёсток и остановился на красный свет. На миг ему показалось, что в дождливом стекле снова отразилось её лицо.

"Хватит", – резко подумал он, но что-то внутри протестовало.

Тишина в салоне, шум дождя, едва слышное гудение мотора – всё это слилось в странную, тревожную симфонию. Виталий посмотрел на телефон, лежавший на пассажирском сиденье. Было искушение набрать её номер. Сказать что-нибудь нейтральное, как партнёру по делу. Но он знал, что это будет неправдой.

Светофор переключился, и он снова тронулся. Полицейский архив ждал его впереди. Он сосредоточился на предстоящей задаче, но мысли о Варваре не отпускали. И, кажется, он уже начал понимать, что это чувство не уйдёт так просто.

Виталий стоял в пробке на Покровке. Поток машин двигался нервно, рывками, создавая какофонию звуков: гул моторов, короткие раздражённые гудки, приглушённые голоса водителей, спорящих через приоткрытые окна. Воздух был влажным и насыщенным запахом бензина. Улицы казались обычными, оживлёнными, но в этом хаосе было что-то неуловимо тревожное.

Он смотрел вперёд, пытаясь не думать о том, что только что произошло. Разговор с Варварой снова всплыл в голове: её строгий голос, этот упрямый взгляд, с которым невозможно спорить. "Почему она так действует на меня?" – мелькнула мысль, но он тут же отогнал её, сосредоточившись на дорожной разметке.

Именно в этот момент он заметил движение на рельсах

Сначала он увидел только размытые очертания. Что-то большое и тёмное приближалось из-за перекрёстка, плавно скользя по мокрым рельсам.

Из-за угла появился старый трамвай.

Его вид заставил Виталия напрячься. Это был не обычный городской вагон, которых в Москве десятки. Этот трамвай выглядел как пришелец из прошлого: облупившаяся краска, тусклые фары, рельсы под его колёсами, будто натёртые до зеркального блеска. Бортовой номер на боку вагончика читался отчётливо: 302.

Виталий застыл, чувствуя, как внутри всё сжимается.

"Это шутка? – мелькнуло в голове. – Нет, не может быть…"

Трамвай двигался медленно, с гулким звуком металлических колёс по рельсам, разрезая пространство так, будто он был единственным реальным объектом в этом шумном, пульсирующем городе.

Он пристально вгляделся в окна вагона. И тут его сердце пропустило удар.

Внутри сидели люди.

Сначала они показались ему обычными, но потом он понял, что их одежда… что-то в ней было не так. Женщины в платьях с узкими талиями и широкими юбками, мужчины в строгих пальто, шляпах и высоких ботинках. Их наряды были из другой эпохи – из шестидесятых.

Они сидели молча, не шевелясь, словно замороженные в своих сиденьях. Никто не смотрел в окно. Их бледные и спокойные лица выглядели странно – как у восковых фигур, которым придали иллюзию жизни.

Виталий почувствовал, как по спине пробежал холод.

"Что это за чертовщина?" – подумал он, сжимая руль так, что костяшки побелели.

Трамвай остановился прямо на перекрёстке. Его свет фар померк, будто вагон начал терять свою силу. Виталий подался вперёд, пытаясь разглядеть кабину.

Там был силуэт. Тёмная фигура сидела за пультом управления, и, хотя через стекло ничего толком не было видно, Виталий ощутил, что на него смотрят.

Он открыл дверь машины, собираясь выйти. Слишком многое было неправильным, чтобы просто сидеть и наблюдать.

Но в этот момент трамвай снова тронулся.

Теперь он двигался быстрее, колёса громко звенели на рельсах, звук отдавался в груди, как удары глухого барабана. Но самое странное произошло через секунду.

Трамвай стал исчезать.

Сначала размылись очертания, будто кто-то стёр их мягкой кистью. Затем свет фар погас, и пассажиры, всё ещё сидящие на своих местах, начали исчезать один за другим, словно растворяясь в воздухе.

Через несколько мгновений от трамвая остались только пустые рельсы, влажные от дождя, и шумящий город вокруг.

Виталий замер, чувствуя, как дрожат руки.

"Что это было? – пронеслось в голове. – Галлюцинация? Призрак?"

Он осмотрелся. Улица выглядела, как прежде: машины гудели, пешеходы переходили дорогу, и никто, казалось, не заметил этого странного вагона.

"Не может быть… Но я же видел…"

Он тронулся с места, не замечая, как дрожат пальцы на руле. Перед глазами всё ещё стоял этот трамвай, пассажиры в одежде из прошлого и та тёмная фигура в кабине, от которой невозможно было отвести взгляд.

"Что-то здесь не так, – подумал он, стиснув зубы. – Совсем не так…"

Но город рядом продолжал жить своей привычной жизнью.

Глава 5

Жизнь Алексея Трошина, тридцативосьмилетнего менеджера из Москвы, была до обидного обыденной. Ежедневно он следовал одному и тому же расписанию, словно механизм, заведённый на бесконечный цикл.

Утро начиналось с резкого звона будильника, который вырывал его из сна и заставлял с тяжёлым сердцем вставать. Чашка крепкого кофе, всегда недопитого, потому что время будто убегало, и дорога до офиса, что пробивалась через бесконечные московские пробки.

Работа Алексея не приносила удовольствия. Каждый день он просиживал за компьютером, исправляя ошибки, допущенные коллегами, и внося коррективы в отчёты, которые начальство требовало "ещё вчера". Сам он давно разучился задавать вопросы или что-то требовать. Его молчаливое согласие с любыми поручениями и безропотная готовность исправлять чужие промахи сделали его незаметной тенью в офисе.

Его внешность была такой же обыденной, как и его жизнь. Средний рост, немного сутулые плечи, круглый мягкий живот, который он безуспешно пытался скрыть за приталенными рубашками. Волосы, некогда густые и тёмные, теперь редели на макушке, но он старался не замечать этого, убеждая себя, что всё ещё держится в форме. Лицо его, с правильными, но ничем не запоминающимися чертами, выглядело усталым. Серые глаза, окружённые сеткой морщин, смотрели на мир с лёгкой тоской, но без злости или ожидания чего-то лучшего.

Этот день начался так же, как и сотни других. На работе его встретил раздражённый голос начальника: "Трошин, вы снова подводите команду. Как вы вообще планируете улучшать результат?" Алексей привычно кивнул, потупив взгляд, и, как всегда, промолчал.

К вечеру начальник ушёл, коллеги разбрелись, а Алексей остался. Ему предстояло исправить ошибки, указанные в отчётах. Это была мелочная, однообразная работа, которая съедала его изнутри, но он знал, что иначе ему не удастся избежать очередной порции язвительных комментариев утром.

Когда часы пробили десять, Алексей, наконец, встал из-за стола. Спина затекла, глаза болели от света монитора, а голова казалась пустой. Он собрал бумаги, надел пальто, в последний раз оглядел пустой офис и выключил свет.

На улице было темно. Москва, обычно бурлящая, теперь казалась притихшей. Покровский бульвар с его рядами деревьев выглядел почти безмятежно. Дождь давно закончился, но на асфальте всё ещё блестели лужи, отражая свет фонарей.

Алексей направился к трамвайной остановке "Казарменный переулок". В этом месте не было скамеек или укрытия от ветра – только ограждённый перрон, табличка с номерами маршрутов, и металлические рельсы, уходящие вдаль. Он остановился возле ограждения, прислонившись к нему плечом, и взглянул на часы. Почти одиннадцать.

Путь, по которому должны были двигаться трамваи, блестел от дождевой влаги. В свете фонарей металлическая поверхность отливала слабым золотистым светом. Ровные линии путей казались уходящими куда-то за пределы видимого пространства, теряясь в ночи. Алексей долго смотрел на них. Рельсы манили его своим спокойствием. Было в этом что-то гипнотическое.