Моя душа, кажется, разбита на тысячи мелких осколков, каждый из которых отражает отдельный момент, когда мы были вместе, каждое смех и каждую слезу, нечто важное, о чем я не успел сказать. Я не могу с этим справиться: на сердце давит груз, а ее очертания расплываются в темноте

Я смотрю на надгробие, где только дата – 10.06 – и ее имя. Мне становится горько от осознания, насколько этого мало. Эти цифры и слова не рассказывают о том, какой замечательной и сумасшедшей она была, о ее смехе, который мог растопить даже самые холодные сердца, или о ее мечтах, которые горели ярче любой звезды. Тихий памятник, но за его безмолвной поверхностью прячется целый мир, такой живой и насыщенный.

Каждая капля дождя кажется мне слезой, каждым вздохом – ощутимой болью потери. Душу перетерли в порошок, и развеяли на ветру, как порох, как будто бы она ничего не значила. Но для меня она была всем – целым океаном чувств, океаном, который теперь остался в пустоте.

Я вспоминаю, как мы смеялись над мелочами, как она могла поднять настроение одним взглядом. В сердце зреет ощущение несправедливости – как так можно забыть жизнь и радости, которые она принесла, свести к простым буквам на холодном камне?

Но ее больше нет.

– Прости меня. – шепчу я, оставляя последние слова здесь. – Я не смог защитить тебя.

Моя голова опустилась на могилу, и в этот момент все подавленная боль, все невыносимое горе вырвались на поверхность. Тихие рыдания, которые начали неслышно, вдруг превратились в настоящую истерику, в мощный поток, который не знал преград. Слезы капают на ледяную землю, будто пытаются достучаться из последних сил до Мии, до ее утерянного присутствия. Я чувствую, как каждая капля – это крик души, призыв, который она уже не услышит.

Вокруг все стало серым и пустым, и только я, тут, на коленях, словно потерянный в бескрайнем океане скорби. Я хочу, чтобы она знала: каждая слеза – это память, каждый всхлипывание – это обещание помнить, что она была. Мия, ты была солнцем в наших жизнях, а теперь остались только тени и холод.

Пусть даже я остаюсь один с этим грузом, я буду продолжать говорить с тобой, Мия, до тех пор, пока сердце не иссякнет. Я чувствую, как мое тело содрогается от боли, а душу рвут на куски. Я потерял ее. Потерял и больше никогда не смогу вернуть.

– За что?! – кричу в отчаянии я. – За что ты так со мной?!

Я сижу у могилы уже несколько часов, будто меня приковали к ней невидимыми цепями. Время словно потеряло свое значение, и я не могу оторваться от этого места, где осталось так много неизъяснимого. Холодный ветер проносится по кладбищу, шелестя листьями на деревьях, но все, что я ощущаю – это боль. Она пронизывает меня, как острое лезвие, не оставляя шансов на облегчение.

Каждый порыв ветра словно шепчет мне о потерянном, о том, что уже не вернуть. Я зажмуриваюсь, пытаясь заглушить внутренний крик, но в голове только Мия, ее голос, ее смех, которые навсегда застряли в моей памяти. Как же это несправедливо, что мир продолжает вращаться, а я, словно замороженный в этом моменте, остаюсь здесь, один.

Наверное, многие бы подумали, что это просто печаль. Но это нечто большее – это невыносимое ощущение утраты, которое поглощает меня целиком. Вспоминаю, как мы планировали наше будущее, мечтали о маленьких радостях, о простых вещах, о которых теперь мне остается только сожалеть. Каждый момент, который у нас был, теперь стал накапливающейся болью.

Капли дождя падают вниз, словно небо плачет вместе со мной. Склонившись на коленях, мои пальцы перебирали мокрую землю, пытаясь утопить боль в этой холодной груде.

Мы только вдохнули свободную жизнь. Мы только почувствовали себя лучше. Так почему же ты оставила меня?

Но она не может ответить. Ведь она здесь – под этой землей, в темной обители. И я больше не могу защитить ее. И не могу спасти от ужасного поступка, вырвавшего ее из моих рук.

Как мне жить дальше?

– Джейкоб Уилсон? – меня будто позвали из пустоты. – Полиция Бостона.

В моей голове было слишком много хаоса. Мысли переплетались, как густые облака тумана, и я не мог ни думать, ни слышать, ни даже что-то ощущать. Все чувства, которые когда-либо определяли меня, потерялись в этой бездне скорби. Я просто сидел здесь, безмолвный и сломленный, не в силах подняться на ноги.

– Сэр! – накрывает меня галлюцинация снова, резко выбивая из темного безмолвия. – Вы в порядке?

Медленно подняв глаза вверх, я вижу перед собой детектива и двух полицейских в классической форме. Их лица кажутся мне расплывчатыми, словно это всего лишь тени, нарисованные на фоне своей же реальности. Изучая их выражения, я понимаю, что они ждут ответа, но никакие слова не могут растопить ту ледяную скорбь, которая сковала моё сердце.

– Я… – голос с трудом вырывается из горла, как будто не принадлежит мне. – Я не в порядке…

Детектив, стиснув кулаки, наклоняется ближе, его глаза полны беспокойства и сочувствия. Я вижу, как у него на лбу появляется морщина, и он пытается понять, что происходит.

– Простите, но нам нужно поговорить с вами. – он удивленно изучает меня. – Мы проводим расследование…

– Я убил ее. – перебил его я. – Наденьте наручники и отвезите меня в участок.

– Мистер Уилсон. – серьезным тоном произнес он. – С такими вещами не шутят.

– Надевай. – я облокотился ладонями о землю, чтобы встать. – Быстрее.

***

Я совершенно не помню, как оказался в темной комнате для допросов. Мои воспоминания словно утекли сквозь пальцы, оставив лишь пустоту и растерянность. Единственный источник света – яркая лампа, больно мигнувшая прямо в мои глаза, создавая неприятный контраст с темнотой вокруг.

Стол холодный и твердый, его поверхность кажется строгой и безжизненной, как будто он был создан для того, чтобы выявлять истину, но в данный момент он лишь усиливает мою тревогу. Стул, на котором я сижу, не лучше – жесткий и неудобный, он напоминает о том, где я нахожусь, и почему.

Мое тело окоченело, будто меня заперли в ледяной гробнице. Я не слышу вопросов детектива. И не смотрю на его лицо. Все, что я вижу – черную дырку в своей душе. И мне наплевать на тех, кто бегает вокруг меня. Наплевать, что они хотят от меня услышать. Наплевать, что меня посадят.

Лишь бы эта боль перестала бить по моей грудной клетке.

– Вам лучше подготовиться. – говорит он, наконец-то садясь напротив. – Мы должны поговорить о том, что произошло.

Но что я могу сказать?

Отпустите меня к ней. Я хочу быть с ней. Хочу, чтобы она была рядом. Хочу, чтобы она успокоила мою боль.

Но она ушла.

Я один.

И больше не хочу говорить о той, кто предала меня.

– Мистер Уилсон, – садится напротив следующий человек, пытаясь испытать удачу. – вы должны ответить хотя бы на один вопрос.

– Хорошо. – безразлично произнес я, смотря в пол.

– Как вы убили ее?

– Не ответил на звонок. – внутри осталась лишь бессмысленная пустота. – Я убил ее.

– Знаете… – он откладывает документы в сторону, наклоняясь ближе. – мы здесь не за тем, чтобы играть в игры. Нет такой статьи «не ответил на звонок». На ноже, которым были перерезаны вены, нет ваших или чьих-либо отпечатков, кроме погибшей. Вы заставляете следствие возбуждать, а не закрывать обычное дело о самоубийстве.

– Самоубийстве? – истерически засмеялся я. – Я убил ее! Я!

– Хотите сказать, что принудили ее к этому? – напрягся он, делая пометки. – Вы были первый, кто нашел ее. Подтверждаете ли вы тот факт, что видели, как она берет нож? Подтверждаете ли тот факт, что давали ей указания, что делать с ножом? Подтверждаете ли вы тот факт, что давили на нее в этот момент?

Вопросы наваливались на меня волнами, пытаясь потопить в бездне сомнений. Мысли затуманены болью, и я хочу вырвать их с корнем, чтобы избавиться от всего этого. Опустив голову ниже, я ощутил, как руки сжимаются в кулаки.

– У вас есть пистолет? – спросил я, оставляя его без ответов на вопросы. – Прошу, убейте меня!

Дверь в темной комнате открылась с громким щелчком, а в проеме появилась знакомая фигура. Адвокат моей семьи – мистер Ли. Высокий мужчина со строгим лицом и холодными глазами, которые кажутся способными проницать насквозь. В его присутствии воздух становится еще более напряженным, как если бы в комнате появилось полотно сталкивающегося сгустка энергии.

– Что происходит? – его голос прозвучал резче, чем я ожидал, по коже пробежали мурашки от его ледяного тембра. – Вы не имели права задерживать моего клиента.

Детектив, сидящий напротив меня, напрягся, но быстро собрался.

– Мы проводим расследование по делу… – начал он, но его слова были перебиты.

– Я в курсе – перебил его адвокат, не давая возможность вставить хоть слово.

Жесткое выражение лица мистера Ли не оставляло сомнений в том, что его намерения строго определены.

– Еще раз повторяю, что у вас нет оснований задерживать моего клиента.

– Он сам попросил. – неуверенно заявил он. – Мы задали всего пару вопросов…

– Доказательств нет. – мистер Ли настоящая сталь. – И мой клиент не будет делать заявлений и отвечать на ваши вопросы без моего разрешения.

– Но у нас есть право…

– У вас нет прав нарушать конституционные права моего клиента. – снова перебил его адвокат. – Незамедлительно освободите его.

Минуя темный коридор, я сразу же ловлю на себе яркие лучи солнечного дня. Свет ударяет по глазам, вынуждая меня щуриться и прикрывать их рукой. Глубоко вдохнув свежий воздух, я хотел раствориться вместе с ним, но, как только двинулся вперед, меня сразу же накрыли чьи-то руки.

– Сынок. – шепчет она, хватая в крепкие объятия. – Зачем ты сделал это?

– Я убил ее. – холодно произнес я, убирая ее ладони. – Держитесь с папой от меня подальше.

Бросив на него пустой взгляд, я остаюсь на небольшом расстоянии, понимая, что уже не смогу быть прежним Джейкобом.

– Ты лишаешь нас единственного ребенка? – наконец-то произносит он. – Я сказал, что ты можешь уйти, но не позволю тебе вот так бросить нас.

– Советую вам не думать обо мне. – серьезно заявил я, двинувшись вперед. – Я сам приду тогда, когда посчитаю нужным.

– Джейкоб! – останавливает меня за руку мама. – Прошу, не бросай нас. Не оставляй.

– Вам не нужен такой сын, как я. – отрицательно качаю головой, жестко обрывая ее. – Я же сказал, чтобы вы держались подальше!

Моя мать пытается протянуть руку ко мне, но я резко отворачиваюсь, как будто ее прикосновение может обжечь. Внутри меня словно разразилась буря: страх, чувство вины, отчаяние. Я покидаю дом, словно отрезая якорь, который держал меня в течение всей жизни. Каждый шаг прочь от этого места ощущается, как освобождение, но одновременно и как гнетущее бремя.

До тех пор, пока я останусь причиной смерти Мии, я даже не могу осмелиться взглянуть на них. Они заслуживают лучшего, и в это «лучшее» я, безусловно, не вписываюсь. Я чувствую, как глаза наполняются слезами, и метафорическая стена между мной и моей семьей становится ощутимо прочной. Я больше не заслуживаю их любви и прощения, и это осознание терзает меня изнутри, как острые ножи.

С каждым шагом по знакомым улицам, которые когда-то приносили мне радость, я ощущаю, как меня поглощает холод одиночества. Все вокруг кажется невыносимо чуждым: лица прохожих, яркие вывески магазинов, даже шум машин – все это лишь подчеркивает, насколько я отдалился от своей прежней жизни.

На углу улицы я останавливаюсь, пытаясь взять себя в руки. Воспоминания о Мии и о том, как она смеялась, переполняют меня, вызывая волны боли и сожаления. Я поклялся, что больше никогда не вернусь к прежнему. Но что теперь делать? Где искать прощение, если самое страшное – это я сам?

Все, что я теперь хочу – стать реальной тьмой.