Том I
Патриарх

Глава 1
Доброе имя

Артур Саклер родился в Бруклине летом 1913 года^[18], в тот исторический момент, когда этот район бурно развивался за счет нескончаемых волн иммигрантов из Старого Света: каждый день – незнакомые лица, непривычная музыка все новых наречий на перекрестках улиц, все новые здания растут, куда ни глянь, чтобы дать кров и работу вновь прибывающим, и все проникнуто тем самым головокружительным, неудержимым духом становления. Сам будучи первенцем семьи недавних иммигрантов, Артур разделял мечты и устремления этого поколения новых американцев, их энергия и голод были ему понятны и знакомы. Он излучал те же вибрации чуть ли не с колыбели. При рождении был он наречен Авраамом, но впоследствии отказался от этого старосветского имени, предпочтя ему более «исконно американское» по звучанию – Артур^[19]. Есть фотография^[20], сделанная в 1915 или 1916 году, на которой маленький Артур сидит на поросшей травой лужайке, в то время как его мать Софи прилегла за спиной сына, точно львица. Софи – темноволосая, темноглазая – выглядит внушительно. Артур смотрит прямо в объектив: ангелочек в коротких штанишках, с торчащими ушами, с пристальными и сверхъестественно серьезными глазами, словно уже заглянувшими в будущее.

Софи Гринберг эмигрировала из Польши^[21] всего за несколько лет до того, как был сделан этот снимок. Она была еще подростком, когда в 1906 году приехала в Бруклин и познакомилась с благовоспитанным мужчиной двадцатью годами старше себя, которого звали Исаак Саклер. Исаак и сам был иммигрантом^[22] из Галиции^[23], в те времена еще входившей в Австрийскую империю; он приплыл в Нью-Йорк на корабле вместе с родителями, братьями и сестрами в 1904 году. Исаак был человеком гордым^[24]. Он происходил из рода потомственных раввинов^[25], его предки бежали из Испании в Центральную Европу во времена инквизиции. А теперь он вместе с молодой женой собирался обустраивать новую жизнь в Нью-Йорке. Исаак с братом основали собственный бизнес – небольшой бакалейный магазин в Уильямсберге^[26] – и без затей назвали его в свою честь: «Братья Саклер»^[27]. Молодожены поселились в квартире в том же здании. Через три года после рождения Артура у Исаака и Софи родился второй сын, Мортимер, а еще через четыре – третий, Рэймонд. Артур был искренне предан младшим братьям и рьяно опекал их.

Дела в бакалейном бизнесе Исаака шли достаточно хорошо^[28], чтобы вскоре молодая семья перебралась во Флэтбуш. Оживленный, казавшийся сердцем всего боро, в сравнении с окраинами иммигрантского Бруклина Флэтбуш считался районом среднего класса^[29], даже той его прослойки, которая приближалась к высшему. Недвижимость уже тогда была в Нью-Йорке важным показателем достатка и общественного положения, и новый адрес служил символом того, что Исааку Саклеру удалось «сделать себя» в Новом Свете. Флэтбуш с его тенистыми, обсаженными деревьями улицами и основательными, просторными жилыми домами ощущался как некое достижение. Один из современников Артура даже говорил, что бруклинским евреям той эпохи другие евреи, жившие во Флэтбуше, могли казаться «почти что неевреями»^[30]. Свои сбережения, накопленные благодаря бакалейной торговле, Исаак вложил в недвижимость^[31], приобретая доходные дома и сдавая в аренду квартиры в них. Но у Исаака и Софи были мечты, связанные с Артуром и его братьями, мечты, которые простирались за пределы Флэтбуша и даже за пределы Бруклина. Они смотрели далеко вперед. И хотели, чтобы братья Саклер оставили свой след в этом мире.

* * *

Если впоследствии создавалось впечатление, что Артур прожил больше жизней, чем способен прожить один человек, то в этом ему помог ранний старт. Он начал работать^[32] еще мальчишкой, помогая отцу в бакалейном магазине. С раннего возраста в нем проявился ряд качеств, которые в итоге задали темп всей его жизни: энергичность, живой ум, неистощимое честолюбие. Софи была женщиной умной, хоть и необразованной. В семнадцать лет она пошла работать на швейную фабрику и так и не овладела в полной мере письменным английским^[33]. Дома Исаак и Софи говорили на идише^[34], но поощряли сыновей ассимилироваться. Они блюли^[35] кашрут^[36], но синагогу посещали редко. Родители Софи жили вместе с семьей дочери^[37], и атмосфера дома была пропитана нередким в любом иммигрантском анклаве ощущением, что все накопленные старшими поколениями надежды и чаяния теперь будут возложены на детей, первых урожденных американцев. Особенно явственно бремя этих ожиданий ощущал на себе Артур: он был пионером, первенцем-американцем, и все надежды родных были связаны в первую очередь с ним^[38].

Средством реализации этих надежд должно было стать образование. Осенью 1925 года Артур Саклер (все звали его Арти) прибыл в среднюю школу «Эразмус-Холл»^[39] на Флэтбуш-авеню. Он оказался самым младшим в классе – ему только-только исполнилось двенадцать, – поступив после испытаний на специальную ускоренную программу для способных учеников^[40]. Арти не отличался боязливостью, но «Эразмус» был учебным заведением, способным внушить трепет^[41]. В первые годы XX века школа расширилась и теперь располагалась в выстроенных квадратом неоготических зданиях в стиле Оксфордского университета, напоминавших средневековые замки, увитых плющом и украшенных гаргульями. Это расширение было предпринято с целью вместить мощный приток детей бруклинских иммигрантов. Преподаватели и учащиеся «Эразмуса» считали себя авангардом американского эксперимента и воспринимали идею восходящей мобильности и ассимиляции всерьез: школа обеспечивала первоклассное государственное образование. В ней были свои научные лаборатории^[42], преподавали латынь и греческий.

Но при этом «Эразмус» имел исполинские размеры. Одновременно дававший образование примерно восьми тысячам учеников^[43], он был одной из крупнейших средних школ в стране, и большинство учащихся были точь-в-точь такими, как Артур Саклер – жадными до знаний отпрысками недавних иммигрантов, детьми «бурных двадцатых» с горящими глазами, с волосами, напомаженными до блеска. Они стремительным потоком хлынули в коридоры – мальчики, одетые в костюмы с красными галстуками^[44], девочки в платьях и с красными лентами в волосах. Когда они встречались под огромной сводчатой входной аркой во время большой перемены, это выглядело как «голливудская коктейльная вечеринка»^[45].

Артур школу обожал^[46]. На уроках истории он проникся искренним восхищением к отцам-основателям, чувствуя в них родственные души, особенно в Томасе Джефферсоне. Как и Джефферсон, юный Арти питал живой интерес к самым разным вещам: искусство, естественные науки, литература, история, спорт, бизнес – он хотел попробовать себя во всем; а в «Эразмусе» уделяли большое внимание внеурочной деятельности. В школе функционировало около сотни тематических клубов – на любой вкус. Зимой во второй половине дня, когда заканчивались уроки и сгущались сумерки, школа ярко освещалась, по периметру внутреннего двора сияли окна, и в коридорах то и дело можно было услышать: «Господин председатель! Огласите регламент!» Это собирались на очередные заседания ученические клубы^[47].

В дальнейшем, вспоминая первые годы учебы в «Эразмусе», Артур говорил о «больших мечтах»^[48]. «Эразмус» был храмом американской меритократии^[49], и Артуру казалось, что он может получить от жизни все, единственное реальное ограничение – количество усилий, которые он готов к этому приложить. После уроков мать спрашивала его^[50]: «Ну как, удалось тебе задать сегодня хороший вопрос?» Артур превратился в долговязого и широкоплечего подростка с квадратным грубоватым лицом, светлыми волосами и близорукими голубыми глазами. От природы он обладал невероятной выносливостью – и она сослужила ему добрую службу. Вдобавок к учебе он стал редактором школьной газеты и занял вакансию в школьном издательстве, продавая рекламные площади в его публикациях^[51]. Артур не стал подписывать стандартный договор об оплате, а внес другое предложение: он будет получать небольшие комиссионные за каждую продажу рекламных площадей. Администрация ответила согласием, и вскоре Артур начал зарабатывать.

Это был урок, который он усвоил с младых ногтей, – урок, оказавший важное влияние на его дальнейшую жизнь: Артуру Саклеру нравилось делать ставку на самого себя^[52], целиком вкладываться в изобретение схемы, благодаря которой его неуемная энергия была бы вознаграждена. И одним рабочим местом он не довольствовался. Артур основал бизнес по организации фотосъемки для школьного ежегодного альманаха. После продажи рекламного пространства бизнес-школам Дрейка, сети учебных заведений, специализировавшихся на продолжении образования для офисных служащих, он предложил администрации этой компании сделать его – простого школьника – менеджером по рекламе^[53]. И компания согласилась!

Неистощимый азарт и неуемная креативность были настолько сильны в Артуре, что он, казалось, постоянно фонтанировал инновациями и идеями. «Эразмус» выпускал «программные карточки»^[54] и другие повседневные учебные материалы для восьми тысяч учащихся. Почему бы не публиковать на их обороте рекламу? Что, если бизнес-школам Дрейка заплатить за производство линеек, брендированных названием компании^[55], и раздавать их ученикам «Эразмуса» бесплатно? К тому времени как Артуру исполнилось пятнадцать, он зарабатывал благодаря всем своим разнообразным предприятиям достаточно денег, чтобы вносить вклад в обеспечение семьи^[56]. Новые виды заработка накапливались так быстро, что он не поспевал делать все в одиночку, поэтому начал передавать часть из них своему брату Морти^[57]. Артур поначалу считал, что младшему из братьев, Рэю, работать не нужно. «Пусть малыш порадуется жизни»^[58], – говаривал он. Но со временем и Рэй стал брать на себя часть работы. Артур договорился, что его братья будут продавать рекламные площади в ученическом журнале «Эразмуса», носившем название «Голландец» – The Dutchman. Они убедили производителя сигарет «Честерфилд» создавать рекламу, нацеленную на их соучеников. И это принесло им славные комиссионные^[59].

При всей своей ориентации на будущее «Эразмус» также сохранял живую связь с прошлым. Некоторые из отцов-основателей, столь почитаемых Арти, поддерживали школу, в которой он теперь учился: Александр Гамильтон, Аарон Барр и Джон Джей внесли в фонды «Эразмуса» финансовую лепту^[60]. Школа была названа в честь голландского ученого XV века Дезидерия Эразма, более известного как Эразм Роттердамский, и витражное окно^[61] в библиотеке изображало сцены из его жизни. Каждый день Артуру и его соученикам внушали мысль о том, что со временем они займут свое место в длинной веренице великих американцев, непрерывной линии, которая уходила в прошлое до первых дней основания страны. И не важно, что сейчас они живут в тесных квартирках, или каждый день надевают один и тот же протершийся костюм, или что их родители говорят на другом языке. Эта страна принадлежит им, и истинного величия вполне можно достичь за время одной человеческой жизни.