Запрет на любовь (страница 14)
– Dolcezza. – Я беру ее за руку. – Ты выглядишь прекрасно. Как всегда. Но мне невыносимо видеть, что эти суки сотворили с тобой. Мне хочется пойти туда и изрешетить их пулями, пока они не перестанут дышать.
– Я не возражала бы против такого плана, – говорит она, и я не могу понять, серьезно это или нет.
Качаю головой.
– Нет, dolcezza. – Я подношу ее руку к губам, оставляя поцелуй на теплой коже. – Не говори так. Знаю, тебе больно, но ты не такая.
– Во мне больше тьмы, чем ты думаешь, Лео. Больше ненависти, чем я могла предполагать.
Мне не нравится это слышать, но было бы наивно полагать, что Наталия невосприимчива к тьме, которая является неотъемлемой частью мира, в котором мы живем. И я говорю не только о преступном мире. По всей Америке дети стреляют друг в друга из-за всякой фигни. Мы живем в уродливом мире, и мне хотелось бы укрыть Наталию от самых худших проявлений, чтобы сохранить ее свет и доброту.
– Я не хочу этого для тебя. Ты заслуживаешь лучшего.
– Я заслуживаю тебя, – шепчет она, с тоской глядя на меня своими изумительными голубыми глазищами.
– Ты заслуживаешь лучшего, чем я, и мы оба это знаем.
– Поцелуй меня, – шепчет она, переплетая наши пальцы. – Пожалуйста, Лео. Помоги мне забыть эту боль, пусть всего лишь на минуту.
Это эмоциональный шантаж чистой воды. Но в данный момент я не могу ни в чем ей отказать. Очень осторожно нависаю над ней, стараясь не задеть, чтобы случайно не сделать больно. Она закрывает глаза, когда мое лицо приближается, и мгновение я наслаждаюсь видом. Длинные густые ресницы полукругом лежат на оливковой коже, я веду пальцами по ее гладким высоким скулам. Пухлые губы размыкаются на выдохе, когда ее грудь вздымается в предвкушении. Я борюсь с соблазном уставиться на ее прекрасные груди под белым кружевным лифчиком, потому что никогда не воспользуюсь ею.
У Наталии есть не только внешняя красота. Она прекрасна по своей сути, как мало кто из людей. Именно доброта и свет, свойственные ее личности, всегда притягивают меня. Ее пылкий характер и чувство юмора только дополняют всю картину.
Я знаю, что за всю оставшуюся жизнь никогда и близко не найду кого-то, похожего на нее.
Потому что Нат такая одна. Одна на миллион. Богиня среди смертных женщин.
Уверен, что буду любить ее до самой смерти, потому что в глубине души верю: мы созданы друг для друга.
Только у мира другие планы.
– Лео. – Она открывает глаза. – Пожалуйста.
– Тебе не нужно умолять, dolcezza. Королевы никогда не умоляют. Всегда помни это, – говорю я, проводя большим пальцем по ее полной нижней губе.
– Я люблю тебя, – говорит она, и мое сердце ноет.
Мне хочется сказать ей, что тоже люблю, но это принесет нам только боль.
Я накрываю ее губы своими и нежно целую, занимаясь любовью с ее ртом, жалея, что не могу держать ее в объятиях и чувствовать тепло ее изгибов. Но я должен быть аккуратным с ее телом и сердцем. Ее пальцы зарываются в мои волосы, и я стону ей в рот, когда кровь устремляется к члену, который почти моментально встает. Я держусь на расстоянии, чтобы она не почувствовала этого, но если посмотрит вниз, то увидит, что делает со мной. Как легко возбуждает меня.
Некоторое время мы целуемся, и это самое потрясающее переживание – просто быть с ней вот так. Целоваться без ожиданий. Просто наслаждаться ее вкусом на моих губах и языке, зная, что помогаю ей отвлечься от боли.
Через несколько минут я неохотно отстраняюсь.
– Нам надо остановиться. Брандо вернется с минуты на минуту, и Матео может приехать в любое время.
Она надувает губы, и я целую ее в последний раз.
– Боже, я могу целовать тебя часами. Поцелуи никогда не были такими приятными.
– Это потому, что ты меня любишь, – говорит Нат, и я замечаю, что к ней возвращается уверенность в себе. – Тебе не обязательно говорить это. Я знаю, что не одинока. Вижу это в твоих глазах. Чувствую в том, как ты меня целуешь. Меня согревает твоя защита.
– Amore mio, давай не будем мучить себя.
Она понимающе кивает, и печаль окутывает ее, словно саван.
– Я живу ради этих мгновений с тобой, Лео. Когда мы можем сбежать от реальности и я могу притвориться, что такой была бы моя жизнь, если бы мне позволили выбрать тебя.
Ее слова опустошают меня, и я чувствую то же самое. Кладу руку на сердце.
– В любой жизни я выбрал бы тебя, Наталия. – Взяв ее руку, я кладу ее себе на грудь, там где бьется сердце. – Мы можем быть в разлуке, dolcezza, но ты всегда будешь единственной женщиной, которую я люблю.
В ее глазах собираются слезы, проливаясь по щекам.
– Я никогда не полюблю другого мужчину так, как тебя, Лео. Ты думаешь, что я юна и изменю мнение, но этого не будет. Я знаю, чего хочу. И знаю, кого люблю. Это ты. Всегда ты.
Бремя этого разговора тяжким грузом давит на нас обоих. Я глажу ее гладкую щеку, вспыхнув под обожающим взглядом. Она смотрит на меня, как будто я самое важное в жизни, и сердце в моей груди замирает.
– Я хочу, чтобы ты знала: то дерьмо, которое наговорила тебе Николь, вранье. Я трахал ее один раз, и это быстро закончилось. Она оказалась паршивой любовницей, и мне было так скучно, что я сразу заснул.
Должно быть, тогда она сделала фото. Еще одна причина, по которой мне хочется ее вздернуть.
– Когда я проснулся среди ночи, то поспешил убраться оттуда. Она ничего для меня не значит, Наталия, и я жалею, что вообще прикоснулся к ней. Мне хотелось бы стереть память и чтобы она не говорила тебе всего этого дерьма, потому что мне ненавистно, что Николь использовала меня, чтобы причинить тебе боль. Я никогда не прощу себя за это.
– Я прощаю тебя, – не колеблясь, говорит Нат. – И я не глупая. Знаю, у тебя были другие девушки. И будут еще. Вот это я ненавижу. Ненавижу мысль о том, что кто-то другой будет прикасаться к тебе, но я не имею права ни о чем тебя просить.
– Как и мне ненавистна мысль о том, что этот урод будет прикасаться к тебе.
Когда на вчерашнем ужине я увидел его руку на ее бедре, мне потребовалась вся сила воли, чтобы не достать пистолет и не застрелить Карло прямо за столом. Как он посмел ее трогать. Подозреваю, что позже он сделал что-то еще, но Наталия не хочет рассказывать. Я поделился своими подозрениями с Матео, и он поговорит с ней. Мы решили, что один из нас всегда будет находиться с ними в одном помещении, чтобы у мерзавца не было возможности прикоснуться к ней или угрожать.
– Нам обоим, – говорит Наталия.
Нас накрывает тишина. Больше сказать о Карло Греко нечего.
Открывается дверь, и Брандо садится за руль. Я быстро запахиваю блузку Наталии.
– Достал. – Он поворачивается и вручает мне два пакета льда. – Ты в порядке, Наталия? – спрашивает с обеспокоенным лицом.
– Больно, но я в норме. Спасибо за лед.
Она улыбается ему, и парень несколько секунд пристально смотрит мне в глаза, прежде чем развернуться обратно, не вмешиваясь не в свое дело. Это одна из черт, которые мне нравятся в Брандо. Он не лезет в то, что его не касается.
Ножом я отрезаю широкую полосу от своей рубашки, игнорируя протесты Нат. Потом заворачиваю пакеты со льдом в отрезанную ткань и прикладываю их к ее ребрам с обеих сторон. Потом кладу ее руки на пакеты.
– Сиди смирно и держи их.
Осторожно поднимаю ее ноги на сиденье. Скатав ее школьный пиджак, подкладываю ей под голову, и это максимум комфорта, который получается ей обеспечить. Матео, вероятно, выйдет из себя, когда увидит сестру раздетой, но невозможно охладить ее ребра, не расстегнув блузку.
Помяни дьявола.
Задняя дверь распахивается, и Матео сует голову внутрь. Его глаза превращаются в темные щелочки, пока он осматривает травмы сестры.
– La puttana! – шипит он, моментально приходя в ярость. До такой степени, что не устраивает мне разнос за то, что Нат не одета.