За стенами замка слышатся отдаленные раскаты грома, и я в глубине души надеюсь, что гроза не придет сюда. Ветер тем временем усиливается и проникает через раскрытое окно в покои герцога, шелестя бумагами на столе. Киран берет их в руки и пробегается взглядом по строчкам.

– Что ж, – подытоживает он, увидев, что я не собираюсь отвечать. – Полагаю, мы все обговорили, и вы можете идти.

– Куда? – не понимающе спрашиваю я, отрываясь от созерцания изображенного на полотне обрыва, внизу которого бушует темно-синее море, отражающее шторм в моей душе.

– К ждущему за дверями Джонатану, который проводит вас в свободные комнаты и позовет служанку, чтобы она помогла со всем необходимым. Мы отбываем после завтрака. – Его губы трогает улыбка, и на щеках проявляются ямочки. – Или вам настолько понравилось в моей кровати, что вы не хотите ее покидать?

Стыд обдает меня жаркой волной, пригвождая к месту. Внезапно мне хочется немного осадить герцога и показать ему, что я не бедная овечка, которую он явно видит во мне.

– Вообще-то у меня есть возлюбленный! – нагло выдаю я, мысленно прося прощение у Элема за то, что окрестила его своей парой. Во всяком случае, нас связывает исключительно дружба, но ради такого можно и немного приврать.

Киран поднимает голову и смотрит на мои губы. Усмехается, качая головой, а затем снова утыкается в бумаги. Словно чует мою ложь и ни капельки в нее не верит.

– Теперь у вас есть жених. Полагаю, ваш возлюбленный либо примет это, либо больше не будет вашим. – Мне кажется, или я слышу в его тоне смешинки? – Правда, есть еще один вариант. Вы ему ничего не расскажете.

– Как будто у меня есть выбор!

– Разумеется. Он всегда есть. Так вы желаете написать письмо своему ненаглядному?

– Нет, – отрезаю я. – Я желаю покинуть ваши покои прямо сейчас, что, собственно, уже и делаю.

Я встаю с кровати и, забыв про учтивость и манеры, упрямо направляюсь к дверям, но моя координация из-за кровопотери дает сбой. Я спотыкаюсь о ковер, и с моих губ срываются проклятья, которые, разумеется, не пристало говорить благовоспитанным леди. Но я такой и не была.

– Лайла! – Его окрик застает меня у самой двери, заставляя обернуться. – Вы умеете ездить верхом?

– Нет.

Сущая правда.

Конечно, у нас в деревне была кобыла, но ее запрягали только в телегу, а за два года в столице я так и не удосужилась приобрести этот ценный навык, предпочитая пользоваться средствами передвижения, не требующими моего непосредственно нахождения в седле.

– Тогда поедете со мной на моем коне. Я планировал отъезд без привлечения лишнего внимания, тем более что не выношу карет и медленной езды.

Я не знаю, что ответить на такое, поэтому молча выхожу, даже не поклонившись, и закрываю за собой дверь.

Мне-то теперь что? Пусть сам разбирается с этой кашей. Это ему надо сделать так, чтобы деревенская простушка не опозорила его на балу перед самим Императором, а перед этим не свалилась по дороге с его седла.

Хотя кому я вру? Предвкушение того, что следующие три месяца я буду его невестой, буду жить рядом с ним и танцевать на балах, приятно отдается в моих костях. Пусть даже интуиция подсказывала мне, что я опять ввязываюсь в то, о чем потом буду жалеть.

Возможность снова быть кем-то другим, а не собой, радует и пугает до дрожи одновременно.

Глава 7. Вопросы без ответов

Не успеваю я выйти в коридор, как появляется Джонатан, заставляя меня вздрогнуть от неожиданности. Он вымученно улыбается мне.

– Прошу, Лайла, следуй за мной.

– Откуда ты знаешь мое имя?

Джон закусывает губу, и я тут же понимаю, что он подслушивал наш с Кираном разговор, стоя за дверью. Хотя это мне даже на руку – не придется ничего объяснять.

Ноги Джонатана намного длиннее моих, из-за чего я еле-еле поспеваю за ним. Вскоре он останавливается напротив неприметной двери и громко стучит. Через несколько минут дверь отворяется, и на пороге появляется дородная дама средних лет в ночном чепце. Выражение ее лица крайне недовольное, когда она смеряет нас взглядом, а потом, так ничего и не сказав, захлопывает перед нами дверь.

Джон молчит и просто ждет.

Спустя какое-то время дверь снова отворяется, и служанка, уже не в ночных одеждах, покидает комнатушку.

– Слушаю. – Ее голос звучит строго, а взгляд показывает, что с ней невозможно препираться.

Джонатан мягко улыбается ей и объясняет ситуацию:

– Лю́ция, Его Светлость попросил с комфортом устроить эту девушку на ночь в гостевых покоях.

– Ночь уже прошла, Джонатан.

– Люция, – вкрадчиво повторяет он. – Лайле надо помочь привести себя в порядок. Она гостья Кирана и не должна знать нужды ни в чем. Утром мы отбываем в столицу, где герцог Киран представит ее в качестве невесты.

На слове «невеста» глаза служанки грозно загораются, но она ничего не говорит. Лишь проходится по мне взглядом с ног до головы, заставляя меня потупить глаза. Я еще никогда не чувствовала себя такой обманщицей, и Люция, кажется, без лишних слов поняла, кто стоит перед ней. Мои окровавленные черные одежды уж точно не подходят для благородных дам.

– Передай Его Светлости, что все будет исполнено. Прошу за мной, Лайла.

Немедля больше ни минуты, она направляется по коридору к лестнице, ведущей на второй этаж, и мы с Джонатаном спешим за ней. Когда Люция заходит в гостевую комнату и просит следовать за ней, я оборачиваюсь на Джона. Он уже собирается уходить, но тут я вспоминаю о важном.

– Джонатан!

Он вопросительно приподнимает светлую бровь.

– Чем могу быть полезен, Лайла?

Лайла, Лайла, Лайла…

За последний час меня называли настоящим именем чаще, чем за прошедшие тринадцать лет.

– Да. – Я замолкаю, не зная, как высказать свою просьбу.

– Ну?..

– Ты не мог бы принести мой вещевой мешок? – наконец выдыхаю я. – Он спрятан под большим валуном возле упавшей сосны, там все мои вещи. И сапоги, – киваю на свои ноги.

– Хорошо, я принесу. До встречи, Лайла. Отдыхай.

– Джон! – снова кричу вслед, но его и след простыл.

Как же он принесет мне мешок, если я даже не рассказала, где конкретно его искать?

– Лайла! – раздается строгий голос Люции.

Чертыхнувшись, я вхожу в комнату. Она уже успела зажечь свет, так что я могу осмотреть покои, в которых обычно останавливались знатные гости герцога. Мой взгляд скользит по дорогим тканям, картинам в позолоченных рамах на стенах, пышным пуфикам и стеклянным столиком с сервизом из чистого хрусталя.

Такой, как мне, здесь не место.

– Я помогу вам раздеться, – говорит служанка у меня за спиной.

– Я сама.

Люция выгибает бровь и складывает руки на пышной груди. Ее волосы собраны в пучок, скрытый под чепцом прислуги, а во взгляде льдисто-серых глаз отражается строгость.

– Как пожелаете, госпожа.

Ее тон ударяет по мне не хуже пощечины. Прекрасно понимая, что никакая я не госпожа, Люция подходит ближе и помогает мне снять грязные, одеревеневшие от пота и крови вещи, несмотря на все мои протесты. После того как я оказываюсь обнажена, она распускает мою косу и отводит в соседнюю комнату, где заставляет залезть в купель. Вода горячая настолько, что от нее идет пар, но мое тело – озябшее и ослабленное – этому только радо. Люция крутит железный кран, и льется прохладная вода, разбавляя кипяток.

Вода из крана доступна лишь Императору Дарэю, поскольку привилегии стоят невероятно дорого. Тут я вспоминаю, что нахожусь в замке герцога Ердина, побратима Императора, и что подобная роскошь для него – само собой разумеющееся.

Когда Люция касается мокрой тряпкой моего обнаженного тела, начиная его намыливать, я шиплю и пытаюсь отобрать у нее тряпку, чтобы помыться самой, но она бьет меня по рукам и говорит:

– Сидите смирно и дайте себя отмыть. Полагаю, вы устали.

– Я могу сделать это сама!

– Можете, но как любая благородная дама не станете.

Она многозначительно смотрит на меня, продолжая обмывать мое тело. Мне все это не нравится, но я терплю, понимая, что она права. При виде моего смиренного выражение лица Люция фыркает, но ее взгляд смягчается, а движения становятся более ласковыми. Когда она начинает намыливать мои волосы, выбирая из них запутавшиеся еловые иголки, я расслабляюсь в ее руках. Я и правда очень устала.

– Откуда же ты взялась такая грязная и дерзкая, Лайла? – тихо бурчит она себе под нос. Уголки моих губ касается улыбка, и я притворяюсь, что не слышу ее. Кажется, вопрос был риторическим.

Я расслабляюсь, и состояние собранности, в котором я находилась в присутствии герцога Кирана, покидает мое тело. Я начинаю осознавать сложившуюся ситуацию, из-за чего у меня в животе поднимается волна страха. И непонимания.

Я невольно касаюсь пальцами того места, где еще совсем недавно была грубо зашитая мною рана. Теперь там девственно-гладкая кожа, нетронутая ни рубцом, ни уродливым шрамом. Не осталось ничего, что напоминало бы мне о том, кто именно нанес эту рану. Или о том, что случилось немногим позже. Из-за этого мне кажется, что все произошедшее со мной было сном, и я вот-вот проснусь и обнаружу, что лежу в каморке под храмовой крышей – той, что мне отвели, когда перевели к Лезвиям.

Внезапно Люция заставляет меня встать и перешагнуть через бортик купели, возвращая в чувства и давая понять, что все это реально. В тот момент, когда она начинает укутывать меня в полотенце, раздается стук в дверь. Смерив меня предупреждающим взглядом, она скрывается за дверью. Через мгновение Люция возвращается, держа в руках мой вещевой мешок и сапоги.

– Я не буду рыться в ваших вещах. Просто скажите, есть ли здесь что-то для стирки.

– Нет, ничего.

Я мотаю головой и тянусь рукой к мешку. Люция отдает его мне, а сапоги ставит рядом с купелью явно для того, чтобы очистить их от лесной грязи.

– Пойдемте, вам надо отдохнуть перед завтраком. До пробуждения Агона осталось всего ничего.

В Саяре рассвет, утро, день, вечер и закат называют именами богов Пяти, тем самым признавая их силу в определенный промежуток времени. В храме Пяти мы всегда молились, стоило только солнечным лучам окрасить небосклон, и не важно, спали мы той ночью или нет. Поэтому мне не впервой подниматься так рано.

Усталость после ночных приключений дает о себе знать, и я не сопротивляюсь, когда Люция сажает меня на стул, чтобы расчесать мои мокрые волосы, а потом помогает надеть ночную сорочку. Я кладу вещевой мешок на пол возле кровати, забираюсь на мягкую перину и засыпаю сразу, как только голова касается подушки. Мне даже все равно, что своими невысохшими волосами я намочу наволочки.

Будет новый день и новые решения, о которых я подумаю уже завтра. А пока у меня над головой есть крыша, а под щекой – подушка, меня ничто другое не волнует.

Я просыпаюсь от того, что кто-то сдергивает с меня покрывало. Кожа тут же покрывается мурашками от утренней прохлады, витавшей в покоях. Я пытаюсь руками нашарить одеяло, но его нигде нет, а через мгновение из-под головы исчезает и подушка.

– Доброе утро, Лайла. Вставайте, завтрак ждет. У меня всего час до отъезда, чтобы привести вас в порядок.

С моих губ слетает стон, больше похожий на хныканье, но Люцию так просто не разжалобить.

– Вставайте, я и так позволила вам поспать на час дольше.

Я заставляю себя разлепить веки и сесть на кровати, еще не до конца вырвавшись из оков спокойного сна. Так хорошо я не спала уже три года, и это для меня сродни лучшему подарку небес. Я тру глаза, прогоняя остатки сна, и принимаюсь наблюдать за Люцией. Она раскладывает на кровати одежду, которую мне предстоит надеть. Среди вещей замечаю свои старые штаны, а потом она приносит мои чистые сапоги, стоявшие до этого в ванной.