Чем, казалось бы, не безудержный панегирик самому себе? Вместе с тем каждый «пункт самовосхваления» кончается одной и той же иронической репликой как бы от имени Свифта, своего рода «снижающим» рефреном-комментарием: «А всё же человек этот необразован».

Себя судил строго, да и относительно своего окружения особых иллюзий не питал. С младых ногтей, еще до Ньюингтона, и до самой смерти «недорого ценил громкие права»: знатность, достаток, эрудицию ставил ниже чести и справедливости – если воспользоваться названием одного из лучших его памфлетов «Призыв к чести и справедливости». Об этом же его довольно неприхотливое двустишие из поэмы «Чистокровный англичанин», о которой речь впереди:

Хорош не тот, кто знатен и богат,
А тот, кто помощь оказать вам рад.^[7]

Да, громкие права ценил недорого, что, однако, не мешало ему во все времена стремиться к знатности и богатству, считать себя джентльменом – «образцовым джентльменом», как он назовет один из своих последних памфлетов. И обижаться и раздражаться, когда ему в праве называть себя джентльменом отказывали.

* * *

Возглавлял Академию преподобный Чарльз Мортон, талантливый высокообразованный проповедник, человек во всех отношениях незаурядный. Ему Дефо, да и другие ученики, обязан был не только знаниями, но и стойкостью, принципиальностью инакомыслия, глубокой верой, «…ясным, – напишет Дефо, – пониманием вещей и столь же ясным выражением своих мыслей».

Убежденный нонконформист и пресвитерианин, Мортон привил Академии сектантский дух, который Дефо сохранит на всю жизнь. В 1685 году, когда Даниеля в Ньюингтоне уже не было, Чарльз Мортон бежал от преследования сторонников «единой и неделимой» англиканской церкви в Америку, где долгое время читал проповеди в церкви городка Чарльзтаун, а в конце жизни дослужился «до степеней известных», стал вице-президентом Гарварда – блестящая карьера, сказали бы сегодня.

В Ньюингтоне Дефо слушал проповеди и еще одного незаурядного человека, ныне признанного классика английской литературы. Джон Беньян, сын деревенского лудильщика, солдат кромвелевской армии, несгибаемый пуританин, написал «Путь паломника» в тюрьме, где отсидел двенадцать лет и куда попал за то, что отказался примкнуть к официальной англиканской церкви. Иносказательная, «суровая» (Пушкин) проза Беньяна сразу же нашла своего читателя: «Путь паломника» в одночасье стал бестселлером, многократно переиздавался, общий тираж – более ста тысяч экземпляров; такой цифре позавидовали бы и сегодняшние издатели. Сложные аллегории Беньяна тогдашний читатель-диссентер, даже и едва умеющий читать, расшифровывал без труда. В «Пучине отчаяния», к примеру, он угадывал жизнь, исполненную пороков и искушений, а в Христианине, одетом в лохмотья, с книгой в руках, странствующем в поисках Небесного града, – незавидную участь пуритан, своих единоверцев. Это у Беньяна Теккерей позаимствовал название своего лучшего романа. В «Пути паломника» Ярмарка тщеславия (или, в старом переводе, Базар житейской суеты) – одно из тех мест, куда, бежав из Града разрушения, попадает Христианин – житейская суета преследует его повсюду.

Вместе с Даниелем Фо проповеди Мортона и Беньяна слушали и другие учащиеся Академии, ставшие со временем людьми известными. Одни, сменив гнев на милость, отошли от инакомыслия, сделались правоверными англиканами и кончили жизнь если и не в богатстве и почете, то, по крайней мере, в своей постели. Другие остались непримиримыми раскольниками и вынуждены были скрываться или бежать из страны, чтобы не сесть за решетку, как Беньян, или не подняться на эшафот, как друзья Даниеля по Ньюингтону Баттерби, Дженкинс и Хьюлинг, участники, как, кстати, и сам Даниель, мятежа герцога Монмута, о чем еще будет подробно рассказано. Обратим внимание на двух его соучеников. Первый, пресвитерианин Сэмюэль Уэсли, с возрастом не только отошел от раскольничества, но стал ревностным гонителем инаковерующих. Второй же соученик, в будущем известный пресвитерианский проповедник, для нас примечателен прежде всего своим именем – Тимоти Крузо; Дефо его увековечил.

В Ньюингтоне Даниеля прилежно учили религиозному инакомыслию. Но – не религиозной нетерпимости. Нетерпимым он не станет; протестант, более того, диссентер, он будет приверженцем «золотой середины», лояльным ко всем конфессиям – протестантским, разумеется. И эта золотая середина ему, как мы увидим, боком выйдет, и не раз.

Проповедником он не станет. В 1678 году заявил: «Кафедра проповедника – не для меня», и покинул Сток-Ньюингтон, не доучившись и повздорив из-за этого с отцом. Почему младший Фо отказался «идти по проторенной церковной линии», остается только гадать. То ли он не чувствовал в себе призвания клирика. То ли, будучи сыном раскольника, понимал, что в текущей ситуации ему, при всех его способностях и знаниях, на духовной стезе не преуспеть. А может, он, человек с детства азартный, увлекающийся, хотел испытать себя в мирских делах, в жизни, которая не ограничена церковной кафедрой и потребует от него способностей куда более разносторонних.

Как бы то ни было, в 1678 году, неполных девятнадцати лет, Даниель покидает Ньюингтон. И в этом же году – вряд ли это случайное совпадение – на корабль впервые в жизни садится его alter ego, моряк из Йорка Робинзон Крузо. И выпускник богословской семинарии, и выдуманный им литературный персонаж вопреки родительской воле подчинились своему природному влечению, толкавшему обоих – перефразируем сказанное в романе – «к злоключениям, которые выпали на их долю».

Глава II
«Воскресный джентльмен»

1.

Злоключения Даниеля Фо – впереди. Ближайшие же несколько лет его бурной жизни, с 1678-го по 1685-й, пусть и беспокойные, зато увлекательные. Эти годы выпускник Ньюингтона живет, как говорится, «полной жизнью». Полной и заранее предначертанной: Джеймс начинал точно так же.

Торгует – торговлю называет своим любимым занятием. Много лет спустя в «Плане английской торговли» провозгласит: «Что такое Англия без своей торговли?» Женится. Путешествует. Начинает писать.

К торговле он еще только примеривается, пока же, по отцовской протекции, записан в цех мясников, а еще подвизается переписчиком в оптовой галантерейной фирме. Джеймс Фо рассудил как отец Петруши Гринева: «Пускай его послужит!».

Заработок у начинающего галантерейщика невелик, и тем не менее двадцатитрехлетний Даниель заводит семью, находит себе подругу жизни, девушку довольно невзрачную, зато из богатой семьи и его круга. Двадцатилетняя Мэри Таффли – дочь состоятельного бочара, отец дает за ней почти четыре тысячи фунтов приданого, будет что вложить в дело, рассудили, должно быть, жених и будущий свекор.

Брачное свидетельство датировано 28 декабря 1683 года:

«Чарльз Лодуик, пастор церкви святого Михаила в Корнхилле, удостоверяет, что Даниель Фо, двадцати трех лет, того же прихода, холостяк, купец, берет в жены Мэри Таффли, приход святого Ботольфа, Олдгейт, девицу двадцати лет, незамужнюю, с согласия ее отца».

Не проходит и четырех лет, а Мэри Фо, урожденная Таффли, трижды разрешается от бремени, всего же детей у четы Фо будет семеро. Старшую дочь нарекли Ханной, вторую дочь – она умерла в младенчестве, – как мать, Мэри, а старшего сына, родившегося в 1685 году, – так же, как прадеда и отца, Даниелем.

Своим Даниелем Мэри Фо чаще всего недовольна, ворчит: верно, бережлив, трудолюбив, сметлив, зарабатывает вроде бы неплохо, но денег всё равно не хватает; хоть и энергичен, но витает в облаках, любит сочинять стишки, увлекается политикой, вечера просиживает в таверне с дружками. Отношения между супругами не складываются, супруга бранится, супруг помалкивает, в споры с женой не вступает, знает, что, говоря словами Герцена, «бугор собственности и стяжения не был у него развит». Да и дома бывает редко – весь в делах. Каких – Мэри неведомо, да она и не вникает. А то возьмет и вовсе уедет, и надолго; куда – жена не расспрашивает.

Действительно, мужем Даниель был неважным, а вот детей любил, играл с ними, воспитывать их считал своей первейшей обязанностью. Учить – в первую очередь Закону Божьему – почитал неотменимым родительским долгом, не зря же отец сажал его что ни день переписывать Пятикнижие. Рассуждал:

«Мало водить детей в школу – потребно еще знать, в какую школу отдать, каким наукам учить и как, разобраться, к чему твой отпрыск способен и склонен».

Спустя годы изложит свои представления о воспитании детей в «Семейном наставнике» – наставником, проповедником Дефо был всегда, и в молодые годы тоже. Проповедником без кафедры и паствы.

Сам же лелеял, и тоже с самого детства, две склонности: к путешествиям и к сочинительству. В 1683 году пишет первое свое сочинение «Трактат о турецком вопросе». Был ли этот трактат напечатан или нет – неизвестно. Известны обстоятельства: турецкие войска захватывают Венгрию, входят в Австрию и окружают Вену. Виги довольны: католическая Австрия вот-вот падет. Довольны – но не все. Даниель, убежденный виг, как пресвитерианину-раскольнику и положено, смотрит на дело иначе: пусть уж лучше австрийские католики расправятся с венгерскими протестантами, чем мусульманская Оттоманская империя уничтожит и протестантов, и католиков; и те, и другие – христиане как-никак.

К этому же 1683 году относится и его первое плавание по торговым делам. Фо больше не переписчик у галантерейщика, он встал на ноги и, на паях с братьями Станклиф, чем только не торгует: и духами, и вином, и мясом, и галантереей, и табаком, который вывозит из Испании и Португалии, из стран Леванта, с которыми также активно взаимодействует. Причем торгует не в розницу, по мелочи, а оптом, его склады находятся в Корнхилле, тогдашнем финансовом и торговом центре Лондона.

Знаем мы об этом путешествии, как и о первом его сочинении, немного. Знаем, что первое время, как и его герой Робинзон, мучается морской болезнью, причем когда его корабль даже не вышел еще в открытое море. Что по пути в Испанию от пиратов еле ноги унес.

«Случилось со мной такое приключение, – вспоминал писатель. – Наш корабль, державший курс на Роттердам, был захвачен алжирскими разбойниками, напавшими на нас еще в наших водах, при самом выходе из Темзы, неподалеку от Гарвича».

Напали, ограбили – и отпустили. По другой же версии, пленников не отпустили, а освободила береговая охрана. Вел себя Фо, однако ж, смело, несмотря на неопытность и молодые годы, не струсил, держался молодцом.

Не раз за его кораблем, равно как и за кораблями, им зафрахтованными, гнались пираты из марокканского города Сале, порта на атлантическом побережье Марокко, печально знаменитого «пиратского гнезда», считавшегося в те годы центром морского пиратства. Это их, марокканцев, Дефо называет «алжирскими разбойниками»; марокканцы, алжирцы – какая разница.

Справиться с «турецким пиратом из Сале» не представлялось возможным, против них предпринимались целые экспедиции, в Англии печатались списки захваченных пиратами моряков – всё напрасно.

«…Нас отвезли в качестве пленников в Сале, морской порт, принадлежавший маврам… капитан разбойничьего корабля удержал меня в качестве невольника», – читаем в начале «Робинзона Крузо».

К слову: среди многочисленных и разнообразных трудов Дефо есть и двухтомная «История пиратства», написанная незадолго до смерти. Каких только экзотических историй за Дефо не числится: и история чертей, и история привидений, и история черной магии. Любимым пиратом Дефо был непобедимый Уолтер Рэли, гроза морей, который в XVI веке доставил немало неприятностей «французу» и «испанцу» и снарядил экспедицию за золотом, отправившись на другой край света, в устье реки Ориноко. Золота, увы, не добыл (а, возможно, его припрятал), и по возвращении был посажен в Тауэр и обезглавлен: с государственным заданием не справился.