Барон качнул головой и запустил руку в золотистые волосы.

– Меня заверили, что проблема чисто магического характера, так какой смысл обращаться к врачам? Тем более что пошли бы слухи.

Он умолк, а я возразила безжалостно:

– Слухи все равно пошли. Кстати, откуда другой наследник узнал о вашем бесплодии? Не сам ли он это подстроил?

– Даже если так, доказать это не удастся, – заявил барон с досадой, хлопнув ладонью по подлокотнику кресла. – Мои детективы проверили и перепроверили Адама, но не нашли ровным счетом ничего. Конечно, он тот еще тип, но с магами не якшался.

Я задумчиво прикусила палец.

За проклятие и прочую «вредоносную» магию можно было схлопотать тюремный срок, длительность которого зависела от причиненного вреда. Поэтому к магии прибегали нечасто и стоило это дорого. Если уж этот Адам сумел раздобыть проклятие, то как-то странно им распорядился. Какой смысл выстраивать шаткую конструкцию с бесплодием и судом за наследство, если можно попросту избавиться от конкурента?

На Адама резонно пали бы подозрения, но доказательств нет, а куш на кону немалый – баронский титул со всеми сопутствующими благами. Вон даже свекровь моя ненаглядная на преступление пошла…

Впрочем, мне до этого нет дела, пусть барон сам разбирается, кого настолько допек. Моя задача – разобраться с проклятием и, по возможности, его нейтрализовать. Остальное представляет чисто исследовательский интерес.

– Послушайте, Фицуильям, это ведь глупо. Если я хочу разобраться в вашем проклятии, мне придется задавать неудобные вопросы и, скажем так, будет трудно при этом щадить стыдливость ваших сестер. Или вашу.

Он усмехнулся.

– Обо мне не беспокойтесь. Маргарита, что вы скажете о настоящей прогулке? Неподалеку есть озеро, можно устроить пикник на берегу.

– Это свидание? – осведомилась я, искоса взглянув на него.

Барон улыбнулся.

– Нам ведь нужно узнать друг друга получше. Давайте сделаем вид, что мы только познакомились. Идет?

Он протянул мне руку открытой ладонью вверх. Мой выбор – принять или оттолкнуть.

– Идет, – ответила я, поколебавшись лишь мгновение.

– Тогда вам лучше переодеться, – он слегка сжал мои пальчики. – Мы поедем верхом. Туда не добраться на автомобиле.

– Верхом? – я несколько растерялась. – Но я не умею.

– Не беспокойтесь, я вас повезу. Или вас беспокоят приличия?

Какие приличия, если он мой муж? И все-таки это было… смущающе?

Стараясь не слишком откровенно краснеть, я мысленно перебрала свой скудный гардероб и вздохнула.

Одно время я носила брюки и коротко стриглась, чтобы не слишком выделяться среди остальных научных сотрудников. Потом сообразила, что так лишь хуже – женщиной меня уже не считали, но и с мужчинами не равняли. Так что теперь в моем гардеробе сплошь юбки и платья. Не хочу, чтобы во мне видели эдакого недомужчину.

– Костюма для верховой езды у меня нет, так что можем отправляться прямо сейчас.

– Дайте мне полчаса, – попросил он, вставая. – Подождете?

***

Это было… очаровательно. Иного слова я не подберу.

Прижиматься спиной к крепкому мужскому телу, чувствуя на талии горячую тяжелую руку. Ощущать, как под нами мерно перекатываются мышцы каурой лошадки. Стараться не смотреть вниз, на такую далекую землю.

Сидеть приходилось боком, иначе подол юбки совсем уж бесстыдно обнажал колени, так что от падения меня удерживала лишь хватка мужа. Окрестности замка оказались удивительно живописны. Далекая гряда гор, похожая на хребет спящего дракона; умытые вчерашним дождем луга; жутковато нависающие над тропинкой скалы; сонный и темный, будто зачарованный, лес.

Наконец тропинка вывела нас к большому озеру, окаймленному густым лесом. Остановив лошадь на полянке, барон спрыгнул и подал руку, помогая мне спуститься. Я неловко сползла по конскому боку и угодила прямиком в объятия мужа.

Он подхватил меня за талию и не торопился разжимать руки.

Тихий плеск воды. Мы двое. Наше учащенное дыхание.

Фицуильям смотрел без улыбки, серьезно и строго, будто на что-то решаясь. Я растерянно замерла, не в силах сделать первый шаг – и не способная отступить.

Вот-вот он наклонится и…

Лошадь всхрапнула, разрушая волшебство момента. Барон отдернул ладони, будто обжегшись, и, кашлянув, отвел взгляд.

Он снял с седла корзинку для пикника и вынул из нее клетчатое одеяло. Пока я с любопытством глазела по сторонам, он расстелил плед на берегу и, усевшись на него, приглашающе похлопал ладонью.

– Присаживайтесь, Маргарита. Надеюсь, вам тут понравится.

– Мне уже нравится, Фицуильям, – ответила я и, прикрыв глаза, полной грудью вдохнула воздух, пахнущий сосновыми иголками, травой и цветущим клевером.

Он усмехнулся.

– Присаживайтесь. Если хотите, можете подремать. Вы наверняка не выспались.

– Вы очень заботливы, – я опустилась на колени, жалея, что не воспользовалась предложением надеть что-нибудь… посвободнее. И желательно, подлиннее.

Он покачал головой, глядя на сине-зеленую гладь озера, блестящую под ярким солнцем.

– Не говорите так. Из-за этого я чувствую себя виноватым еще больше.

– Это не ваша вина, – возразила я не вполне уверенно.

Все же свекровь не решилась бы на такую выходку, не попустительствуй ей сын раньше.

Барон сидел рядом – прямой, как палка, несгибаемый, строгий. Он словно отстранялся от меня.

– Моя. Я не должен был… впрочем, это дело прошлое.

Я промолчала. Расспрашивать не хотелось. Ничего не хотелось, только лечь на спину, закинуть руки за голову и рассматривать лениво проплывающие облачка. Солнце приятно ласкало кожу, тихий плеск воды навевал дремоту. Что-то тут не так.

– Почему озеро волнуется? – спросила я, наконец заметив несоответствие. – Ветра же нет.

– Кто знает? – пожал плечами барон и, нагнувшись, поднял голыш. – Говорят, в этом озере живет чудовище. Местные жители зовут его Китти.

– Как-как? – переспросила я, невольно рассмеявшись.

Барон тоже усмехнулся и швырнул камешек в воду.

– Китти, – повторил он. – Это дева, утопившаяся от несчастной любви. После смерти она стала духом озера и теперь ищет неверного жениха, желая его утопить. Сюда даже какие-то ученые приезжали, без особого успеха, впрочем.

– Поэтично, – признала я и сдалась. Легла на покрывало, раскинув руки в стороны, и зажмурилась.

Солнце гладило щеки, под лопаткой колол камушек, по ноге щекотно полз муравей. Идиллия.

– Маргарита? – голос барона раздался как-то очень уж близко.

– Да? – шепнула я, не открывая глаз.

Ожидая касания, поцелуя, страшной тайны в конце концов («В нашей семье этому чудовищу скармливают строптивых жен!»)

Чего угодно, только не будничного:

– Вы хотели задать… как вы сказали, неудобные вопросы? Спрашивайте, тут нас никто не услышит.

Я сморщила нос. Кто о чем, а барон о проклятии!

Выпытывать у него интимные подробности не хотелось. Как и портить чудесный день очередной ссорой, без которой не обойдется, если я стану расспрашивать, как он дошел до жизни такой. Муж снова встопорщит иголки, как ёж, станет цедить слова, хмуриться… Оно мне надо?

– Давайте в другой раз? Расскажите лучше о себе.

– Что рассказать? – спросил он после паузы.

– Да что угодно, – отмахнулась я и, прикрыв глаза ладонью, мечтательно уставилась в небо. Вон то облако похоже на фрагмент ДНК. – Что вам интересно, что вы любите, чем живете.

Он озадаченно помолчал.

– Люблю… Много чего люблю. Семью. Животных, особенно лошадей. Люблю читать, люблю пирог с печенью и терпеть не могу овсянку. Вам правда это интересно?

– Почему нет? – я чувствовала себя легкой и безмятежной, как то самое облачко, проплывающее над моей головой. – Человек состоит из этих «люблю» и «не люблю». Я, например, терпеть не могу раннее утро и молоко с пенками.

– Кто бы мог подумать? – теперь в голосе барона звучал едва сдерживаемый смех. – Неужели кто-то их любит?

– Моя сестра, – ответила я с готовностью. – Ирэн на ногах еще до рассвета. Она обожает теплое молоко с медом и…

– Перестаньте! – с шутливым гневом потребовал он. – Иначе я за себя не ручаюсь. Кажется, у нас есть ветчина, сыр и фрукты. Хотите?

– Если это была попытка меня отвлечь, – я скосила на него глаза. Фицуильям наконец перестал держаться навытяжку. Даже узел галстука ослабил! – то она удалась. Давайте сюда ваши вкусности.

Кроме перечисленного, в корзинке оказались еще изюм, курага и лукошко со спелой клубникой. К ней не хватало сливок, но и без них пиршество удалось.

Чувствуя себя сытой кошкой, я сполоснула руки в ледяной – до мурашек – воде и с сожалением отказалась от мысли пройтись босиком по мелководью. Так и простуду подхватить недолго.

– Поедем обратно? – предложил барон негромко. – Или можем покататься на лодке.

– Ваше чудище нас не сожрет? – пошутила я, обернувшись.

Он сидел на покрывале и смотрел мимо. Спохватившись, перевел взгляд на меня и поддразнил:

– Если уж вами даже мама подавилась…

Я предпочла считать это комплиментом. Посмотрела на солнце, стоящее почти в зените, и вздохнула. Возвращаться в замок не хотелось до дрожи в пальцах, даже предстоящее исследование не радовало. Все равно лаборатории пока нет, а теоретическая часть навевала скуку и уныние. Расспрашивать домочадцев и рыться в пыльных хрониках – то еще удовольствие.

– Давайте покатаемся.

Оставив пиджак и прочие вещи на берегу – вряд ли в этом уединенном уголке найдется прохожий, который позарится на корзинку для пикника – барон усадил меня в вытащенную из-под ивы лодку и, оттолкнув ее от берега, запрыгнул внутрь.

Суденышко опасно покачнулось, но устояло. Мужчина взялся за весла. Греб он так ровно и красиво, что я даже засмотрелась. Солнце золотило его макушку, тихо скрипели уключины, плескалась вода, лодка легко и плавно скользила все дальше от берега.

– Где вы так научились?

– В университете, – хмыкнул он, даже не слишком запыхавшись. Глаза у него блестели, под тонкой рубашкой перекатывались крепкие мускулы, лицо лучилось чистой мальчишеской радостью. – У нас поощряли греблю. Жаль, теперь редко удается…

Он осекся и мотнул головой, словно отгоняя неприятную мысль.

– Вы учились на врача? – спрашивать, почему редко, я не стала. Понятно же, что барону Мэлоуэну не до таких забав.

– Ветеринара, – поправил он. – Я чуть было не стал «конским доктором».

Последнее он произнес с иронией, явно кого-то передразнивая.

– Но не практиковали? – поинтересовалась я, опуская ладонь за борт.

Ближе к центру озера вода была настолько холодной, что аж зубы свело.

– Всерьез нет, – он бросил на меня короткий взгляд. – Я как раз закончил учебу, когда на меня свалилось это баронство.

Что-то не слышно радости в голосе.

Задать следующий вопрос я не успела. Опущенную в воду руку вдруг прострелило болью. Рывок – и я полетела в озеро, не успев даже закричать.

Я тяжело плюхнулась в воду. Обжигающий холод сковал тело, и я забилась, бестолково молотя руками по воде. Пытаясь удержаться, вынырнуть, глотнуть воздуха…

Что-то тащило меня вниз. Упорно, настойчиво, не давая отдышаться. Ног я уже не чувствовала. Их сначала прошило болью, а потом словно сковало льдом.

Перед глазами было темно. Ужас – первобытный, глубинный ужас – завладел мной. Выпрыгнуть, вырваться. Из ледяной воды – к теплому солнцу, к воздуху!

Но сил почти не осталось…

Когда что-то обхватило меня за талию, я лишь вяло брыкнулась. И так же заторможено удивилась, когда поволокло меня не в глубину, а наоборот, вверх.

Воздух! Я хватала его ртом, давясь и кашляя, и все никак не могла надышаться.

Потом вдруг поняла, что сижу на берегу, на покрывале. Меня била крупная дрожь, в лицо тревожно заглядывал… Донал, с которого потоком лила вода.