– Уважаемый друг! Прошу прощения за то, что вынужден сообщать тебе тяжелые новости, но и промолчать я не мог. Единственный совет – ищи обходной вариант: найди человека, которого прокуратор может выслушать. И действуй, действуй, дорогой друг, времени так мало. Уже показалась и храмовая стража с галилеянином.

– Кажется, я знаю, как надо действовать. Благодарю тебя, Иосия.

Быстрым шагом, снимая на ходу с пальца золотое кольцо с печатью, Нумизий Руф направился в канцелярию. Увидев рассыльного, смышленого молодого сирийца, к которому он был расположен за его добрый нрав и желание всем услужить, актуарий подозвал его к себе.

– Ты знаешь Амана Эфера, командира сирийской алы? Да? Это хорошо. Беги к нему, передай кольцо и скажи, что произошли чрезвычайные события и что он нужен здесь. Пусть скачет на коне и чем скорее, тем лучше. И сразу ко мне. Скорее!

Появилась надежда сохранить себя в этой катавасии. Возбужденно шагая по канцелярии, Нумизий Руф думал об Амане Эфере. Этого человека связывали с прокуратором невидимые нити, и хотя командир сирийской алы вел себя на людях скромно и не подавал никакого повода так думать, люди канцелярии были уверены: в римском протекторате на восточном побережье Срединного моря существует только одно лицо, от которого прокуратор может спокойно выслушать самые тяжелые и неприятные известия, – Аман Эфер.

Уже слышен стук копыт, быстро скачет, значит, осознал тревогу. В канцелярию поспешно вошел высокий красивый грек, выдающий себя за сирийца. На нем была легкая кожаная кираса, серебряный шлем дорогой ручной работы в стиле времен Александра Македонского, обычные сандалии с ремнями, на левом плече, закрепленный дорогой пряжкой, висел темно-синий гематий. Аман Эфер излучал доброжелательность и был раскован в общении. В манере его поведения угадывалась и внутренняя сдержанность, а для внимательного глаза просматривалась разумная воля в поведении и мышлении. Этими качествами он снискал себе доверие полудиких сирийских наездников и уважение римского служилого люда. Стремительный вид декуриона и его снаряжение свидетельствовали о том, что он прибыл непосредственно с воинских учений.

– Уважаемый друг! У нас десять минут времени, а сделать необходимо так много.

Актуарий быстро пересказал содержание недавнего разговора. По решимости, нараставшей в глазах грека, Нумизий Руф понял, что Аман Эфер готов действовать.

Прокуратор возлежал на ложе. Около него на серебряных и дорогих глиняных блюдах тонкой работы с острова Родос лежали гранаты, инжир, грозди винограда, стояли чаши с апельсиновым соком и кусочками льда. Увидев входящего, прокуратор показал на ложе по другую сторону стола; взгляд его стал тревожным.

– Твой приход в походном снаряжении говорит о неотложных и важных делах, которые ты принес в мой дом, и касаются они меня. Только тревога обо мне могла заставить тебя нарушить правила визитов, которым ты неукоснительно следуешь. Я слушаю тебя, Аман. Говори.

Давно Понтий Пилат не находился в состоянии такого душевного потрясения. Жилы на его лбу и шее стали набухать, руки все сильнее сжимали край ложа, на котором он уже сидел, язык готов был отдавать самые невероятные приказы. В голове рождались планы мести, и каждый новый сменялся еще более чудовищным, вплоть до истребления толпы иудеев на площади дворца.

Аман Эфер понимал душевное состояние прокуратора.

– Сейчас не время думать о мести, об этом будем говорить завтра. Собери всю свою волю. Через пять минут ты выйдешь в судебное присутствие и утвердишь смертный приговор галилеянину. Ни у кого даже мысли не должно возникнуть, что такое решение принято под чьим-то давлением. На сегодня другого выхода нет.

Настала минута, когда Понтий Пилат смог заговорить:

– Сейчас я столкнулся с новой, непонятной для меня силой. Раньше я ее не чувствовал достаточно ясно, за что и наказан.

– Чем возмущаешься, Понтий? Ты видишь перед собой страну, народ которой религиозен до фанатизма. Всякая попытка истолковать по-новому основные положения его религии приводит к обвинению реформатора в ереси с тяжелейшими для него последствиями. Определенная степень фанатизма коснулась и высшего руководства. Однако они хитрые и дальновидные политики в жизни, и я не уверен в искренности их фанатизма.

Мне хотелось бы, прокуратор, предложить тебе взглянуть на события с иной высоты.

Попытка руководителей синедриона оказать на тебя давление есть итог накопления в обществе сил, противостоящих римскому владычеству.

На мой взгляд, существуют три причины, приведшие сегодня к кризису взаимоотношений Рима и Иудеи.

Первую причину я сформулировал бы кратко: иудаизм, теократия, синедрион. Иудаизм – религия национальной замкнутости, религия только иудейского народа, и религиозное руководство всеми силами поддерживает данное ограничение в противоположность другим религиям, которые стремятся распространить свое влияние на близлежащие народы. Именно религиозная замкнутость обеспечивает теократическую форму управления страной.

Синедрион представляет верховную структуру теократии Иудеи и является на сегодня чисто религиозным учреждением, что и определяет религиозное содержание всей общественной жизни страны. Государственные функции в стране выполняете вы, римляне.

Вторая причина связана с протекторатом Рима, с созреванием сил освобождения Иудеи от римского Протектората. Такие процессы в обществе с бытующим убеждением своей избранности и должны существовать. Вы же, римляне, делаете вид, что ваше пребывание в этой стране является для всех понятным благом, против которого нормально думающие люди возражать просто не могут.

Посмотри, что делается кругом. В горах появились вооруженные отряды зелотов. Начали действовать так называемые сикарии-кинжальщики; они убивают легионеров и своих соотечественников, сотрудничающих с римлянами.

– Третья причина – мессианство. После упразднения царского титула в Иудее Рим принял тяжесть управления Иудеей на себя. От взаимного неприятия, непонимания не спасут ни льготы, дарованные императором Августом, ни даже тот бык и два ягненка, которые ежедневно приносятся в жертву по приказу императора в Иерусалимском храме.

Левиты съедают императорского быка и двух ягнят, но неспособны организовать и направить развитие общества в нужное русло. Сами левиты желают спокойствия в стране и не намерены возглавлять борьбу против римлян. Иудейское общество переключилось на развитие идей мессианства. Мессия должен освободить страну от римского владычества и создать независимое государство. Если иудеи признали мессианство чуть ли не как реальность сегодняшнего дня, то члены синедриона понимают: любая попытка практической реализации этой идеи будет потоплена римскими войсками в крови. Однако в идее мессианства скрывается и великое достоинство: любого реформатора религии можно с помощью римлян отправить на крест.

Члены синедриона правильно рассчитали. Помощи нам ждать неоткуда, а для применения силы нет серьезных оснований. Судя по степени давления, произошло серьезное событие, угрожающее интересам первосвященника Каиафы или его ближайшего окружения. Только узнав причину, побудившую Каиафу действовать так жестко, мы сможем сделать правильные выводы. Раньше пророков, подобных галилеянину, просто забивали камнями, а этого Каиафа почему-то хочет отправить в царство теней твоими руками. Сам я теряюсь в догадках, но точный ответ знают Каиафа, Антипа Ирод, Анна – тесть Каиафы. От них мы ничего не узнаем. Знает причину и галилеянин, но боится за своих учеников, бывших свидетелями предполагаемых событий. Свидетелей уже ищут по всему городу. Они спрятались и затаились, потому, что осознали опасность для своей жизни. Скорее всего, речь идет о событиях, произошедших на расстоянии одного дня пути от Иерусалима. Надо выяснить, какие несчастные случаи, в том числе и случаи со смертельным исходом, произошли прошлой ночью, а чтобы сузить сектор поисков, спроси галилеянина на допросе, по какой дороге он со спутниками шел в Иерусалим. Сейчас же, Понтий, ты выйдешь и утвердишь смертный приговор, каким бы невиновным ни был этот галилеянин.

Аман Эфер поднялся.

– Для пользы дела будет лучше, если я покину тебя. Мое пребывание здесь не должны связывать с дальнейшими событиями.

– Иди, прокуратор поднял голову, – теперь я способен вести дело.

Ясная, спокойная речь декуриона, его совет разграничить дела сегодняшнего и завтрашнего дней вернули Понтию Пилату деловую форму. Он срочно вызвал начальника тайной канцелярии и дал указание собрать сведения о происшествиях и смертных случаях в городе и окрест на расстоянии дня пути от Иерусалима. Прокуратор смотрел вслед уходящему начальнику канцелярии и думал о возможности привлечения его к будущим своим планам. Он понимал людей тайных канцелярий, которые только наполовину подчинялись ему; вторая же половина их работы связана с наблюдением за его деятельностью и им самим.

Прокуратор приготовился внимательно слушать содержание документов, касающихся галилеянина. Он представлял глубину лжи и подлости обвинительного документа синедриона. Что там может быть правдой, если необходимо прибегать к такой мере давления? Понтий Пилат в глубине души оставался прямолинейным солдатом – врага видел как бы поверх щита. Последнее время он принимал служебные подлости, как необходимые правила игры управления, удержания власти. Теперь, когда подлость схватила за горло его самого, все в нем клокотало и звало к мщению.

– Как посмели! Как я допустил, что они смогли посметь?!

Он уже знал, что сегодняшние его победители скоро по-другому оценят развивающиеся события: они еще не поняли, кому решились диктовать свою волю. Будут пущены в ход и хитрость, и коварство, и сила – все, чтобы первосвященник Каиафа осознал свою роковую ошибку. Исчезнут его власть, авторитет, богатство, угаснет его род на Иудейской земле!

Толпа на площади бушевала. Видимо, пока его не было в должностном кресле, страсти вышли за пределы дозволенного.

Актуарий сообщил, что доставленные документы по-новому трактуют вину галилеянина, и обвинение носит политический характер. Он обвиняется в принадлежности к секте есеев из оазиса Энгеди, известного рассадника смуты против власти кесаря. Установлено, что трое его спутников, а именно: Симон, Петр и его брат Андрей – принадлежат к партии зелотов; из них Симон является сикарием. Группа галилеянина прибыла в Иерусалим на Пасху для организации народных волнений против протектората Рима, намереваясь использовать громадное стечение народа по случаю предстоящего праздника. Действия преступной группы начались с организации беспорядков в Иерусалимском храме с целью его поджога, однако были пресечены храмовой стражей. Главарь этой группы, Иисус из Назарета, арестован и на основании документов следствия приговорен судом синедриона к смертной казни. Основание для обвинения – организация народных выступлений против власти кесаря. К обвинительному заключению приложена копия отчета агента синедриона, внедренного в преступную группу Иисуса из Назарета, некоего Иуды из Кариота. Подпись последнего подтверждают собственноручно все члены большого синедриона.

Толпа взорвалась ненавистью. В воздухе замелькали кулаки, криком оскалились лица:

– Распни его! Распни! Пусть кровь его будет на детях наших!

– Да что же это такое?! Многие и не видели его ни разу, а готовы детей своих заложить судьбе. Ну, варвары! Воистину варвары, а еще обижаются, когда их так называют.

Постепенно ярость толпы стихла. Любопытство стало преобладать: у кресла прокуратора что-то происходило.

– Прочитай донесение галилеянину, послушаем, что он скажет, – обернулся прокуратор к актуарию.

Выслушав содержание донесения, галилеянин как-то криво усмехнулся.

– Иуда не мог написать донесения – он и слов-то таких не знает. Иуда – искренний человек, но слаб духом. Видимо, не уберегся и попал в руки костоломов из тайной канцелярии синедриона, а под пыткой чего не подпишешь. Скорее всего, и здесь действительно стоит его подпись.

Актуарий подошел к прокуратору.