– Уж больно молод. Побежит, побежит, трое ветеранов – мертвое дело. Куда ему! Новичок он и есть новичок, в рубке не был – растеряется.

Префект улыбнулся:

– А что, ребята, если попробовать?

И тут, как он и ожидал, нашлись трое, готовые позабавиться.

Авилий Флакк считал себя уже причастным к судьбе новичка. Он подошел к Понтию и стал объяснять обстановку.

– Префект решил устроить тебе пробу, это у нас практикуется. В бега только не ударься. Постучи мечом минут пять и порядок, – говорил принципал небрежным тоном, но тревога, как деготь, просачивалась сквозь его фразы. Он снял с головы шлем и передал Понтию; тот увидел искусно сработанные внутри амортизаторы. – Возьми мой щит – он полегче, вот тебе копье и два дротика. А теперь иди.

Понтий повернулся и увидел перед собой трех здоровенных легионеров в полном боевом снаряжении. Сердце его дрогнуло.

Значит, бой! Сотрут в порошок! Бежать? Да никогда! И от злости на себя и весь мир к Понтию пришла та уверенность юности, которая всегда связана с удачей: только не терять головы.

Началось сближение. Манера новобранца держать копье как-то под локтем создавала впечатление неумения пользоваться этим видом оружия, что и ввело нападающих в заблуждение. Легионер слева от Понтия на расстоянии сорока локтей метнул копье, целясь в середину щита, но новобранец резко ушел в сторону. Все ждали, что тот начнет заводить копье для броска за плечо, но произошло совершенно неожиданное: копье новобранца, пущенное из-под локтя с силой карабалисты, пробило щит и бросило на землю легионера, находившегося в центре, и в то же мгновение дротик Понтия, выхваченный из-за плеча и брошенный, казалось бы, без всякого размаха, попал в шлем легионера, двигавшегося справа от Понтия. Тот стал падать на колени, теряя сознание. В следующую секунду новобранец с непривычной для зрителей стремительностью преодолел расстояние, разделяющее его от легионера слева, и всей тяжестью тела и щита опрокинул его на землю, в воздухе блеснул меч. У зрителей вырвался непроизвольный вопль: «Стой!» Меч застыл в воздухе, Понтий выпрямился, два легионера невдалеке пытались подняться с земли, к ним бежали товарищи.

Подходили префект с примипиларием, последний еще издали возбужденно кричал:

– Ты что, с ума сошел, ты что, не понял? – это показательный бой!

– Конечно, понял, – тяжело дыша, отвечал Понтий, – иначе они были бы уже трупами.

Префект был доволен, искры удовлетворения так и прыгали в его глазах и, обращаясь к Авилию Флакку, спросил:

– Что скажешь, принципал?

– Прошу назначить этого парня в мою палатку, игемон. Он пришелся мне по душе.

– По правилам место его в первой когорте, но и твою просьбу считаю справедливой. Не начни ты проверку боем, мы об этом парне ничего бы и не узнали. Приказываю: считать этого парня легионером второго года службы. Деньги и стаж начислять соответственно.

Префект обратился к новичку:

– Из разговора я понял, что тебя Понтием зовут, так скажи мне, Понтий, как бы ты действовал, если бы бой протекал в действительности?

– От первого копья я всегда увернусь, значит, удар надо наносить по второму бойцу, чтобы упредить его бросок. Бросок копья у меня был еще не самый сильный, так что второго бойца я вывел из строя навсегда. Третий боец держал щит ниже положенного, горло его было открыто, и мой дротик попал бы ему не в шлем, а куда надо. Теперь оставалось только лишить возможности первого бойца отметать дротики, и даже если бы мне не удалось сбить его с ног, бой продолжался бы на мечах один на один, а здесь я чувствую себя уверенно: меня не так-то просто взять.

– Значит, это не просто случай, – размышлял префект, – перед нами готовый к бою солдат.

– А кто тебя обучал?

– Принципал VI легиона «Виктрис» Карел Марцелла, и обучал он меня четыре года.

– Ах, вот это кто! Известный мне вояка… Тебе, Понтий, повезло с учителем.

Префект подумал несколько секунд и обратился к примипиларию:

– Позаботься и ты, командир, чтобы у новобранца было полное и новое снаряжение. Скажи от моего имени панцирникам и шорникам, чтобы снаряжение было подогнано по росту. Расходы легион возьмет на себя.

Позднее Понтий увидел, как велико было движение души его будущего командира, когда Флакк отдал ему свой сделанный по заказу шлем, да еще и щит. Стоили такие предметы воинского снаряжения дорого, хранились бережно – от них зависела жизнь в бою – и вот так отдать их можно было только брату или верному другу.

Но как ни был взволнован Понтий только что окончившейся стычкой, любознательность молодости была, видимо, сильней. Почему-то на него произвел впечатление третий всадник, все время хранивший молчание и державшийся в стороне.

– А кто же такой третий таинственный всадник?

– Тиберий.

– Какой такой Тиберий? – хотя далекая догадка уже прокладывала путь к сознанию Понтия.

– Тиберий Юлий Цезарь, приемный сын императора Августа, наместник Германии, командующий римскими легионами.

– Так почему ты его не приветствовал, а сделал вид, что его не знаешь?

– Начинай учиться, Понтий! Тиберий въехал в ворота за префектом и примипиларием, надеясь остаться незамеченным. Я же ему подыграл. Вот если бы он въехал первым, то я просто обязан был бы его узнать. Но ты, Понтий, не горюй. Человек он памятливый, особенно на людей, с которыми происходят необычные случаи. Он и твоего Карела помнит: даже вперед подался, когда ты его имя произнес. Он и тебя запомнил. Не шутка в минуту положить трех ветеранов. Так что, Понтий, тебе сегодня во многом повезло.

Правда, Тиберий наш Пятый легион не любит, скорее, не верит в него после случая, когда легион, которым тогда командовал легат Марк Лоллия, позорно бежал от германцев и одна когорта потеряла своего орла. События произошли почти двадцать лет назад, несколько раз сменился личный состав легиона, и в дальнейшем он сражался стойко, но пятно существует: в римской армии не принято бегать от врага. Наш легион до настоящего времени продолжают укреплять. Требования к выдвижению на следующие должности высокие. И правильно! Что это за центурионы, которые в бою думают об отступлении! Служба в нашем легионе сейчас поставлена отлично, и, если отвлечься от воспоминаний, начинать служить надо только в Пятом Германском. В легионе я служу принципалом уже пять лет, получаю полуторный оклад легионера – 15 ассов в день.

Постепенно все успокоилось, легионеры занялись своими делами. Авилий Флакк принес хлеб, большой кусок жареной говядины и полную флягу вина. Они сели на большие бревна, сложенные у забора, и принялись за еду. Понтия не оставляла мысль о судьбе людей, участвовавших в событиях двадцатилетней давности. По его представлению, после бегства легион должен был быть подвергнут децимации, то есть каждый десятый по жребию должен быть казнен. И когда прозвучал вопрос Понтия: «Неужели казнили шестьсот человек?» – принципал понял ход мыслей новобранца и осознал его значимость для Понтия.

– Ты поступил в легион, Понтий, и для тебя важно, не пострадали ли достойные за трусость слабых. Я расскажу все, что знаю сам, а знаю я немного, да и то с чужих слов.

Граница с Германией проходила, да и сейчас проходит по реке Ренус. Большие воинские отряды сугамбров, узипиев, танктеров и других воинственных племен германцев переправились через реку и подвергли грабежу и насилию галльские округа на левом берегу Ренуса. Наместник Германии выслал навстречу германцам наш Пятый легион. События развивались для легиона неблагоприятно. Конница, двигавшаяся несколько впереди и выполнявшая роль разведки, была перехвачена, окружена и изрублена раньше, чем подошла пехота. Местность, на которой оказался легион, не позволяла построить его к бою в правильном порядке. Легион не отвечал основным требованиям по кадровому составу. Центурионы были выдвинуты на должности не по знаниям и заслугам, а по родовитости и покровительству; легион принял большой состав новобранцев, ветераны по численности не составляли достаточно прочного костяка. Когда же по безграмотно построенному легиону ударили германцы, началось повальное бегство. Только первая когорта осталась на месте и спасла легион от истребления. Когорта погибла в полном составе и потеряла свое знамя – знак орла. Такое событие в римской армии – явление чрезвычайное. В Галлию прибыл император Август. Ожидались кровавые события. Наказывать нужно было наместника Галлии, члена императорской фамилии. Именно он подорвал своими назначениями боевые возможности легиона. Получалось так, что многие не могли выполнить свои обязанности по незнанию и отсутствию опыта. Император Август, видимо, понимал, что за упущение командиров под топор пойдут только что навербованные мальчики.

На вердикт Августа подействовала стойкость первой когорты. Личный состав легиона с облегчением вздохнул, когда император объявил о своем решении. Центурионы и войсковые трибуны увольнялись с позорной отставкой, стаж службы терялся у всего личного состава, когорты лишались казначейских мешков, в которых хранились деньги легионеров за многие годы службы. Легиону был оставлен один казначейский мешок, предназначенный для затрат по похоронам убитых и умерших легионеров. Первая когорта восстанавливалась и получала нового орла. Из других легионов туда были направлены знающие центурионы и принципалы.

Как видишь, достойные не были наказаны. Если говорить откровенно, таких случаев бывает немного. Для меня на сегодня важно одно: что ты, Понтий, не побежишь.

Понтий дождался на вербовочном пункте, пока приехавшие оружейники полностью не подогнали военную амуницию и оружие по росту. Желание оружейников упростить задачу пресекалось Авилием Флакком:

– Не делайте глупостей, ребята. Вашу работу будет принимать сам префект.

В результате даже в амуниции простого легионера Понтий выглядел довольно внушительно.

Предполагалось, что все лето новобранцы будут проводить на вербовочных пунктах, а осенью отправятся на зимние квартиры в так называемый Старый лагерь на Ренусе.

В новой армейской амуниции, получив жалованье за первую половину года, Понтий был отпущен домой на последнюю побывку.

Смерть и воскресение

Понтий Пилат поднял голову. Перед ним стоял вольноотпущенник, верный и преданный ему фракиец:

– Комендант римского гарнизона хочет говорить с тобой, игемон.

– Пусть войдет. – Прокуратор находился под впечатлением удачно проведенного примипиларием усмирения строптивых иудеев на дворцовой площади.

Вошел примипиларий. Прокуратор знал примипилария как старого служаку: тот считал себя ответственным за все стороны жизни когорты, зря не докладывал, трудности преодолевал сам. Своим приходом он давал понять начальнику, что от возникших трудностей не уклоняется, но считает необходимым доложить о положении дел.

– Игемон! Пора выводить осужденных из каземата и сопровождать их на Голгофу, где намечено проведение казней. Но я не могу этого сделать.

Прокуратор продолжал смотреть на коменданта, как бы ожидая завершения доклада.

– Галилеянин бичеван и бичеван так сильно, что находится сейчас в полуобморочном состоянии, потерял много крови и сам передвигаться не может.

– Кому понадобилось бичевать галилеянина? Иудеев в Антониевой башне быть не может, а римлянин неспособен опуститься до личного избиения какого-то варвара.

Последовала тишина.

– Кто?

– Центурион Муний Луперк.

Лицо прокуратора выразило крайнее удивление.

– Что за причина?

– Думаю, работа проделана за деньги, – ответил комендант гарнизона. Было ясно, что примипиларий решил не щадить своего подчиненного: слишком много тот принес ему неприятностей своей глупостью.