Капитан дважды звонко тявкнул, за что был снова вознагражден мороженым. Он лизнул разок, потом другой, а Гуань ласково говорила с ним на китайском. Меня это зрелище бесило, однако такая тупость несказанно радовала и ее, и собаку.

В тот вечер Гуань снова пристала с расспросами про то, что сказали те хулиганы. Она так мне надоела, что я решила, что Гуань и впрямь тормознутая.

* * *

Либби-а, ты спишь, ой, прости, прости, спи, неважно… Я просто хотела снова расспросить тебя про то слово. Но ты уже спишь, так что, может, завтра после школы…

Забавно, но я один раз подумала так про мисс Баннер. Она ничегошеньки не понимала… Либби-а, ты знала, что я учила мисс Баннер говорить? Либби-а? Прости, прости, спи.

Но это правда. Я была ее учителем. Когда мы только познакомились, она лепетала, как несмышленое дитя. Иногда я смеялась, не могла сдержаться. Но она не возражала. Мы вдвоем очень развлекались, говоря всякие слова невпопад. Мы были словно два артиста на храмовой ярмарке: чтобы объяснить то, что мы имели в виду, использовали и руки, и брови, и ногой могли чиркнуть. Именно так она рассказала мне про свою жизнь до приезда в Китай.

Я расшифровала ее рассказ так. Она родилась в собственной деревне далеко-далеко на западе от Чертополоховой горы, за бушующим морем, мимо страны, где живут черные люди, мимо земли английских солдат и португальских матросов. Ее деревня была больше, чем все эти земли, вместе взятые. Ее отец владел множеством кораблей, которые бороздили моря и плавали в другие страны, где он собирал деньги, растущие, как цветы, и запах этих денег делал людей счастливыми.

Когда мисс Баннер было пять, два ее младших братика погнались за осой и упали в черную дыру, оказавшись на другом свете. Разумеется, мать хотела их найти. Перед восходом солнца и после его заката она надувала шею, как петух, и звала своих сыновей. Через много лет мать нашла ту самую дыру в земле и провалилась на тот свет.

Отец сказал мисс Баннер, что они должны найти потерянную семью. И они поплыли по бушующим морям. Первую остановку они сделали на каком-то шумном острове. Отец отвел ее в большой дворец, где правили крошечные человечки, похожие на Иисуса. Пока отец пропадал на полях, собирая деньги-цветы, маленькие Иисусы кидали в нее камни и отрезали ее длинные волосы.

Спустя два года отец вернулся, и они поплыли на другой остров, где правили бешеные псы. И снова отец поселил мисс Баннер во дворец, а сам уехал за деньгами-цветами. Пока его не было, псы гонялись за мисс Баннер и разорвали ей платье. Она сбежала с острова в поисках своего отца, но вместо этого нашла дядю.

Они с дядей поплыли в такое место в Китае, где живет много иностранцев, но свою семью она не нашла. Однажды они с дядей лежали в кровати, дядя вдруг стал горячим и холодным одновременно, поднялся в воздух и улетел в небо. К счастью, мисс Баннер встретила другого дядю, человека с большим количеством ружей. Он отвез ее в Кантон, где тоже жило много иностранцев.

Каждый вечер дядя вываливал свои ружья на постель и заставлял мисс Баннер перед сном полировать их. Однажды этот человек отрезал кусок Китая, тот, где много красивых храмов, поплыл на плавучем острове, подарил храмы жене, а остров – своему кораблю. Он кормил ее персиками. Этот дядя мисс Баннер очень-очень нравился.

Однажды ночью ворвалась целая толпа мужчин-хакка и увела дядю. Мисс Баннер побежала к Почитателям Господа за помощью. Те ей велели встать на колени. Она встала. Они велели: молись! И она молилась. Затем они забрали ее на материк в Цзиньтянь, где она свалилась в воду, но молилась о спасении. Вот почему я спасла ее.

Позднее мисс Баннер выучила больше китайских слов и снова рассказала мне о своей жизни, потому что я теперь иначе слышала и иначе представляла.

Она родилась в Америке, это страна за Африкой, за Англией и Португалией. Ее родная деревня рядом с большим городом под названием Ню Юэ, Коровья Луна какая-то. Может быть, это был Нью-Йорк. Всеми теми кораблями владел не ее отец, а компания под названием «Россия» или «Руссо». Судоходная компания закупала опиум в Индии – вот что это были за цветы – и продавала в Китае, отчего у китайцев началась сонная болезнь.

Когда мисс Баннер было пять, ее младшие братья вовсе не погнались за осой и не провалились в дыру, они умерли от оспы, и их похоронили на заднем дворе. Мать мисс Баннер тоже не надувалась, как петух. У нее был зоб, она умерла, и ее похоронили рядом с сыновьями.

После этой трагедии отец мисс Баннер отвез ее в Индию, но там не правили маленькие Иисусы. Она пошла в школу для детей Почитателей Господа из Англии, но они были не святые, а злые и дикие. Позднее отец перевез ее в Малакку, но Малаккой собаки не правили. Она говорила про другую школу, где учились тоже английские дети, но еще более непослушные, чем в Индии. Отец уплыл за опиумом и больше не вернулся. Почему, она и сама не знала, и в ее сердце множилась печаль. Теперь у нее не было ни отца, ни денег, ни дома.

Когда она была еще юной девушкой, она познакомилась с одним мужчиной, который увез ее в Макао. В Макао тучи комаров. Он умер от малярии, и его труп выкинули в море. Потом она жила с еще одним мужчиной, английским капитаном. Он помогал маньчжурам, сражался с Почитателями Господа и получал большую награду за каждый захваченный город. А потом он уплыл домой, увезя с собой в Англию для страны и жены целую кучу награбленных храмовых ценностей.

Мисс Баннер стала жить с другим солдатом-янки. Этот, наоборот, помогал Почитателям Господа сражаться с маньчжурами и зарабатывал разграблением городов, которые потом он с Почитателями Господа сжигал дотла. Эти трое мужчин, как сказала мисс Баннер, вовсе не были ее дядями. Я обрадовалась: «Мисс Баннер-а, отличная новость. Потому что, если вы спите в одной кровати с дядей, это не понравится тете». Она засмеялась. Видишь, к этому времени мы уже могли смеяться вместе, потому что хорошо друг друга понимали.

К этому времени вместо мозолей у меня на ногах была пара старых тесных кожаных туфель мисс Баннер. Но еще до этого мне пришлось учить ее говорить. Для начала я сообщила, что меня зовут Нунуму. Она звала меня мисс Му. Мы частенько садились во дворе, и я называла ей всякие предметы, словно она дите малое. И она, как ребенок, с готовностью и быстро училась. Ее разум был открыт для новых идей.

Мисс Баннер отличалась от других Почитателей Господа, у которых языки были как старые скрипучие колеса, которые едут по одной и той же колее. У нее была необычная память, прям-таки великолепная! Что бы я ни сказала, слова проникали ей в уши и выходили изо рта. Я научила ее отличать и называть пять стихий, из которых соткан наш мир: металл, дерево, вода, огонь, земля. Я рассказала, что именно этот мир оживляет: восходы и закаты, жара и холод, песок и ветер, а еще дождь. Я поведала, к каким звукам мира стоит прислушиваться: ветер, гром, стук лошадиных копыт, плеск воды от упавшего камешка. От меня она узнала, чего стоит бояться: быстрые шаги под покровом ночи, треск медленно рвущейся мягкой ткани, лай собак, молчание сверчков. А еще я научила ее тому, как две вещи, смешиваясь, могут порождать третью: вода и земля смешиваются и становятся грязью, жар и вода – чаем, иностранцы и опиум – неприятностями. А еще я обучила ее пяти вкусам, благодаря которым мы помним нашу жизнь: сладкий, кислый, горький, острый и соленый.

Однажды мисс Баннер прижала руку к груди и спросила, как это место называется по-китайски. Я сказала, и тогда она продолжила на китайском:

– Мисс Му, как бы я хотела знать побольше слов, чтобы рассказать, что у меня в бюсте!

Только тогда я поняла, что она хотела поговорить о том, что у нее на душе.

На следующий день я взяла ее погулять по городу. Нам попались люди, которые ожесточенно о чем-то спорили. Я сказала ей, что это злоба. Потом мы увидели, как какая-то женщина кладет еду на алтарь. Уважение, сказала я. Мы увидели вора, голова которого была закована в деревянное ярмо. Стыд, сказала я. Потом нам встретилась юная девушка у реки, которая забрасывала в воду старую дырявую сеть. Надежда, сказала я.

Позднее мисс Баннер указала на какого-то мужика, который пытался закатить бочку через слишком узкий дверной проход.

– Надежда! – заявила она.

По мне, так это была никакая не надежда, а глупость, и у мужика этого вареный рис вместо мозгов. Интересно, что видела мисс Баннер, когда я называла все остальные чувства. Неужели у нас и иностранцев эмоции кардинально отличаются? Они считают, что все наши надежды глупость?

Правда, постепенно я научила мисс Баннер смотреть на мир практически глазами китайцев. Она говорила, что цикады внешне напоминают сухие осенние листья, на ощупь как бумага, потрескивают как огонь, пахнут как облако пыли и на вкус как дьявол во фритюре. Она ненавидела цикад и считала, что от них никакой пользы. Так что пять чувств были совсем как у китаянки. Но было еще и шестое чувство – собственной значимости, свойственное американцам. Оно-то и навлекло на нас неприятности, потому что чувства мисс Баннер порождали мнения, из мнений вырастали выводы, и они частенько отличались от моих.

* * *

Бо́льшую часть детства я пыталась видеть мир таким, каким его описывала Гуань. Например, под впечатлением от ее рассказов о призраках. Но после того как ей провели шоковую терапию, я сказала, что ей стоит притвориться, что никаких призраков она больше не видит, иначе доктора ее не выпустят из психушки. «А, секретик! – Гуань закивала. – Только знают ты и я!»

Когда она вернулась домой, мне пришлось притворяться, будто призраки были, чтобы сохранить наш секрет, что Гуань лишь притворяется, что их нет. Я так рьяно пыталась придерживаться двух этих противоположных взглядов, что вскоре начала видеть то, что мне видеть не положено. А как тут не начать? Большинство детей, у которых нет такой сестры, как Гуань, представляют, что призраки прячутся под кроватью, чтобы схватить при первой же возможности их за ноги. У Гуань же призраки сидели прямо на кровати, прислонившись к изголовью. Я их видела. О нет, не киношных призраков в белых простынях, которые летают по комнате и завывают. Ее призраки не были невидимками, как в сериале «Топпер», где они заставляли летать ручки и чашки. Ее призраки выглядели живыми. Они болтали о старых добрых временах. Они беспокоились и жаловались. Я даже видела, как один такой призрак почесал загривок нашему псу, и Капитан застучал лапой и завилял хвостом. Я никому, кроме Гуань, не говорила, что вижу их, боялась, что меня тоже упекут в психушку на шоковую терапию. Мои видения были совершенно реальными, ничуть не напоминали сон. Как будто чьи-то переживания ускользнули, а мои глаза, будто прожекторы, оживили их.