Тото Вольфф сидел рядом с Эллиоттом, безучастно глядя на кучу мониторов, выводящих время круга. Вольффу всегда было уютно за экраном, полным цифр. Задолго до карьеры в автоспорте, еще в конце 1990-х, он был успешным инвестором в техиндустрии. Он увидел выгоду во взрывном росте стартапов, следил, куда дует ветер, и распродал большую часть своего портфеля незадолго до краха доткомов. Вольфф сколотил на этом состояние.

И сейчас он не нуждался в посторонней помощи, чтобы понять, что сообщают данные. «Мерседес» уступал «Ред Буллам» больше чем полсекунды. В гран-при это будет означать финиш почти в одной минуте позади.

«На этом этапе я уже знал, что мы влипли, – говорит Вольфф. – Секундомер никогда не врет».

Откат был таким значительным, что главный конкурент Хэмилтона, недавно коронованный чемпион мира Макс Ферстаппен, заподозрил, что «Мерседес» мухлюет. Но это была не уловка. «Мерседес» не притворялся, будто медленнее, чем является на самом деле. Он и правда был медленным, по-настоящему. Это будет болезненно очевидно, когда Льюис Хэмилтон финиширует в сезоне без единой победы в гран-при впервые в своей карьере.

В последующие недели и месяцы «Мерседес» отследит причину своей дорогостоящей ошибки: она крылась в одной-единственной единице данных, заложенных в симуляции первоначального дизайн-проекта. Разумеется, было уже слишком поздно что-то быстро предпринимать по этому поводу. На то, чтобы повернуть вспять новый подход к дизайну, проявленный в W13 и затронувший также машину 2023 года, потребуется почти два сезона и добрая часть из 700 миллионов долларов. Не будет преувеличением назвать эту ошибку одной из самых дорогостоящих в истории профессионального спорта.

То, что все может свестись к такой мелкой детали – одной крупице песка на пляже, – иллюстрирует самое главное, что отличает «Формулу-1» от любого другого большого вида спорта. Это соревнование, в котором самый решающий ход сезона может произойти не на трассе посреди гран-при, а в симуляции гонки в аэродинамической трубе вдали от людских глаз, где-нибудь в британском захолустье, еще за несколько месяцев до начала сезона.

По всем канонам из такого не мог получиться захватывающий спектакль. Однако, несмотря на все это, глобальный рост «Формулы-1» стал одной из самых ярких историй успеха в мировом спорте XXI столетия.

Это бизнес, в котором правила постоянно меняются так, что даже люди с докторскими степенями в авиа- и ракетостроении не всегда могут в них разобраться. Если футбол стал самым популярным видом спорта потому, что он не требует перевода, то «Формула-1» – пример противоположности. Для того чтобы понять, что там к чему, кажется, требуются как минимум познания в физике на уровне выпускника вуза. Большинство людей, участвующих в соревнованиях, постоянно теряют нить этих хитросплетений. Льюис Хэмилтон может рассказать вам, как он ощущает машину костями, когда у нее избыточная или, наоборот, недостаточная поворачиваемость при входе в поворот на большой скорости, но он не сможет описать принцип работы механизма впрыска топлива. Никто и не ждет от него этого. Инженеры-химики, планирующие состав резиновых смесей на шинном заводе «Пирелли», почти ничего не знают о коробках передач, а специалисты команды по аэродинамике имеют очень скудные познания об электронных системах болида. Требуется так много людей, чтобы машина «Формулы-1» просто провела гонку (речь даже не о победе в гран-при), что офисы команды во время гран-при напоминают центр управления полетами «Аполлона». Каждая команда привозит на трассу порядка двухсот сотрудников и имеет еще до тысячи на заводах. Едва ли можно придумать что-то более далекое от одиннадцати парней, пытающихся запинать мяч в сетку.

Однако такой уровень сложности спорта не только не стал для него бременем, но и превратился в главную фишку, в то, что привлекает зрителя, потому что эта сложность олицетворяет собой тот непрекращающийся и беспощадный смертельный номер, который проделывает каждая команда, чтобы только выжить в «Формуле-1». Это спорт, в котором успех зиждется на неустанном переизобретении. Комбинация из меняющихся правил, прогрессирующих технологий и астрономических наград приводит к тому, что становится недостаточным просто делать все минимально лучше своих конкурентов. Единственный способ выиграть чемпионство – это совершить несколько технических подвигов, сравнимых с запуском ракеты на Луну, а потом повторить это снова. И снова. Задолго до того, как Кремниевая долина пообещала «двигаться быстро и крушить», «Формула-1» каждый год двигалась все быстрее и каждый год все перестраивала заново.

Иногда это переизобретение оборачивалось фантастическим успехом, приносящим миллиарды долларов.

Иногда едва не убивало спорт. А иногда оно просто порождало очень-очень посредственный «Мерседес». Каким бы ни был итог, единственная константа заключалась в отсутствии констант.

Вот почему эта книга – не поэтапный хронологический пересказ величайших мгновений на асфальте или подробный разбор чемпионов и их машин для истинных коллекционеров. Вместо этого она расскажет историю о крушении и переизобретении и о том, как «Формула-1» вновь и вновь воссоздавала себя на протяжении всего своего существования. Этот дух переизобретательства восходит корнями к самым первым дням этого спорта, временам задолго до того, как его стали считать безопасным, прибыльным или подходящим для телевидения, и в конечном счете именно этот дух лежит в основании мирового успеха «Формулы-1». Но по ходу движения этот же самый дух грозил ей вылетом с утеса в бездонную пропасть. Такими были издержки в спорте, где единственной бизнес-моделью может быть только обход правил.

То, как «Формула-1» построила империю в XX веке, едва не вышла в тираж в начале двухтысячных и заново изобрела себя в эпоху ограничений вредных выбросов, электрокаров и потоковых трансляций, служит примером одного из самых удивительных камбэков в корпоративной истории – случаем из практики, который мировые профессиональные спортивные объединения от тенниса и гольфа до «Тур де Франса» силятся воссоздать в своих видах. Рассказ о достижении «Формулой-1» своих нынешних высот будет куда запутаннее возможных фантазий продюсеров Netflix на эту тему. И одновременно куда проще, чем то, какой нам представляется ее история, полная взлетов и падений.

И если «Формула-1» доказала, что древняя автоспортивная серия способна к инновациям и адаптациям на лету, это не должно удивлять. Нынешний успех «Формулы-1» далек от аномалии, он лишь наиболее свежее воплощение могучей и глубоко укоренившейся в этом спорте философии, которая превыше всего ценит эволюционное развитие и тягу к экспериментам. В конце концов, когда стремление идти на риск заложено в твоей ДНК, ты всегда находишься в шаге от величия – до тех пор, пока на полном ходу не влетишь в стену. Вся суть этого спорта сводится к тому, чтобы понять правила, найти в них бреши и на полном ходу провести сквозь них свой болид.

Глава 2. Лазейки

Фишка слова «Формула» в том, что оно вызывает в уме ассоциации с математическими уравнениями или химическими соединениями, но никак не с автоспортивной гоночной серией. И все же термин остается неизменным с тех пор, как чемпионат был учрежден в 1950 году, поскольку подразумевает собой длинный набор правил и спецификаций, которым должны соответствовать каждый болид и каждый пилот, чтобы иметь право участвовать в гран-при.

Другими словами, «Формула-1» – это вид спорта, который был в буквальном смысле назван в честь свода правил.

И это странно, поскольку никакой другой спорт не посвящает столько времени переписыванию правил, как «Формула-1». Законы футбола были расписаны за столом в каком-то пабе в эпоху правления королевы Виктории и с тех пор едва ли поменялись. Гольф остается гольфом с тех пор, как некие шотландцы, которым продуло ветром все на свете, изложили его правила в 1744-м. А бейсбол, несмотря на постоянное ковыряние в разного рода мелочах, по-прежнему выглядит так же, как выглядел в дебютном сезоне Бэйба Рута.

Даже те лиги, которые осмеливаются на масштабные перемены, обычно стараются держаться в рамках графика «один сейсмический сдвиг в столетие». Когда американский футбол ввел правило паса вперед или когда в NBA представили линию трехочкового броска, эти поправки в своде норм коренным образом перекраивали ландшафт этих видов спорта. Они переворачивали с ног на голову представления о том, как нужно играть в эти игры, – причем как ожидаемым и неожиданным образом, так и совершенно немыслимым, – и последствия этих поправок эхом отзывались еще много десятилетий.

«Формула-1» проделывает подобное раз в два-три года.

Проблема в том, что «Формула-1» – это в равной степени и технологическая проблема, которую нужно решить, и соревнование, которое нужно выиграть. Она постоянно обновляет себя, чтобы оставаться в авангарде элитной автомобильной инженерии и препятствовать застою в соревновательном процессе – в переменах и эволюции и заключается весь смысл этого спорта.

Целые сезоны упорной работы обращаются в прах в одночасье, когда командам приходится возвращаться к чертежным столам из-за того, что кому-то другому пришла в голову светлая идея. Все это значит, что быстро соображающие инженеры и конструкторы-визионеры оказываются не менее важными, чем психопаты за рулем их детищ. Да, именно пилотов обливают шампанским и приглашают на Met Gala, но по-настоящему меняют расклад в игре те ботаники, которые всю свою карьеру посвящают скрупулезному изучению регламента и охоте на лазейки в нем. Скорость на трассе вытекает в первую и главную очередь из скорости инноваций.

История «Формулы-1» с самого своего начала была усеяна примерами, когда некое секретное оружие позволяло одержать достаточное количество побед, прежде чем его объявят вне закона. Эти штуки имеют безумно звучащие названия, которые можно было определить куда-то между списком компонентов посудомойки и инструментарием геометра: араллелограммные обтекатели, активная подвеска и двойные диффузоры. Это, кстати, всамделишные названия. И за каждым из них стоят преимущества, позволившие применявшим их командам выиграть чемпионские титулы – пока остальные конкуренты еще не успели сообразить, что к чему. Кроме того, эти преимущества были результатом серьезного переосмысления правил.

В этом и кроются недостатки технологии поиска лазеек: ее никогда не хватает надолго. Как только другие команды разгадывают трюк, они самым бесстыдным образом пытаются воспроизвести его у себя. Когда легендарный южноафриканский инженер Гордон Мюррей видел, что у команды соперников появляется улучшающий производительность элемент дизайна, он недолго думал над тем, как ему реагировать. «Некоторые люди осуждают их, – сказал он однажды. – Я – никогда. Я просто беру и копирую».

Это явление делит конструкторов «Формулы-1» на два обособленных лагеря. Либо ты в рядах тех, кто ищет лазейки и пользуется ими как чит-кодами, либо ты застрял в толпе тех, кто лихорадочно пытается угнаться за первыми.

Единственная альтернатива – апеллировать к FIA, хранителю регламента «Формулы-1». Но процесс воздействия на спортивный руководящий орган с целью прикрытия лазейки – длительный, дорогостоящий и редко приводящий к результату (если вы, конечно, не «Феррари»). У итальянцев богатый послужной список из ситуаций, когда они кричали «Basta!» всякий раз, когда видели у соперников новшество, которого не было у них, и среди британских механиков ходила шутка, что аббревиатура FIA на самом деле расшифровывается как Ferrari International Assistance – Международная помощь «Феррари».

Вот почему первым делом конструктор вроде Эдриана Ньюи, берясь за работу над новым болидом, сначала тратит дни, если не недели, на тщательное изучение свода правил. Он погружается в изучение того, что легально по регламенту, а уже потом начинает рассуждать о том, что возможно. Свое внимание он сосредотачивает на тех пунктах, где правила описаны достаточно расплывчато. Еще лучше, если ему удается отыскать такие участки геометрии автомобиля, конкретные спецификации которых чиновники FIA еще не расписали. «Идея вдруг всплывает у тебя в голове – когда ты в душе или идешь на работу, – пишет Ньюи. – Ага, вот тут может быть лазейка в правилах, которая может помочь делу».