В 2021 году финансирование стартапов, занимающихся ядерной энергетикой, взлетело до 3,4 миллиарда долларов. Это гигантский скачок по сравнению с 381 миллионом долларов в 2020 году. Рост инвестиций продолжался и в 2022 году. Компания TerraPower (один из инвесторов – Билл Гейтс) объявила, что собрала дополнительно 750 миллионов долларов, включая финансирование со стороны Гейтса, и 250 миллионов долларов от южнокорейского конгломерата SK^[19]. Но TerraPower – лишь один из дюжины стартапов с многообещающими технологиями. Такие компании, как Terrestrial Energy (базируется в Канаде), NuScale Power, Kairos Power, Oklo Power и X Energy, настаивают на лицензировании и коммерческом внедрении своих реакторов. Дополнительные доказательства зрелости ядерного рынка были представлены в середине 2022 года, когда стала публичной компания NuScale. В настоящее время ее рыночная капитализация составляет около 2,3 миллиарда долларов. X Energy объявила, что станет публичной в середине 2023 года. Другая компания, Natural Resources, возглавляет разработку нового исследовательского жидкосолевого реактора (кто бы мог подумать!) в Христианском университете Абилина. В августе 2022 года университет, который работает в партнерстве с Техасским университетом A&M, Технологическим университетом Джорджии и Техасским университетом в Остине, подал заявку в Комиссию по ядерному регулированию США (NRC) на получение лицензии на строительство реактора. Это первая более чем за 30 лет заявка в США на новый исследовательский реактор любого типа^[20].

Ядерный синтез тоже привлекает серьезные деньги. В середине 2022 года калифорнийская компания TAE Technologies завершила раунд финансирования в размере 250 миллионов долларов, который включал инвестиции таких компаний, как Google и Chevron. В общей сложности компания привлекла 1,2 миллиарда долларов^[21]. Другая компания, Commonwealth Fusion Systems, занимающаяся термоядерным синтезом, с момента своего основания в 2018 году привлекла более двух миллиардов долларов^[22].

Проблема, с которой сталкиваются все эти компании, включая те, что занимаются ядерным синтезом, состоит в преодолении множества нормативных и финансовых препон, которые стоят перед сектором атомной энергетики. NRC превратилась в закрытое агентство, которое чрезмерно осторожно и удручающе медлительно реагирует на поток новых заявок на проекты. Короче говоря, бюрократия комиссии (NRC – независимое агентство), глубоко пустившая корни, может оказаться недостаточно подвижной, чтобы соответствовать требованиям по оформлению заявок на новые проекты, а действовать надо оперативно.

Многие борцы за ядерную энергетику и инвесторы, с которыми я беседовал, считают, что Конгрессу придется лишить NRC полномочий по контролю за проектами новых реакторов и передать их другому федеральному агентству или создать совершенно новое подразделение, которое будет производить надзор за разработкой и внедрением реакторов нового поколения.

Помимо реформирования NRC, Соединенным Штатам придется наращивать мощности по добыче и обогащению урана, а также вложить десятки миллиардов долларов для увеличения внутренней добычи и обработки неодима, тербия, празеодима и других редкоземельных элементов, которые необходимы для повсеместного применения – от электромобилей до ветряных турбин. Остается открытым вопрос о размещении и хранении отработавшего ядерного топлива (ОЯТ), который представляет собой очередную сагу о неправильном менеджменте и апатии на федеральном уровне.

Непримиримость NRC в сочетании со смертоносным болотом согласований и разрешений на создание любых компонентов инфраструктуры на всех уровнях – от локального до федерального – может привести к тому, что иностранные компании смогут быстрее получить одобрение на создание своих реакторов и, таким образом, вытеснить американцев и канадцев с рынка.

Да, пока неясно, какие типы реакторов, компании и страны будут доминировать в этой новой атомной эре, но совершенно ясно, что нам нужен новый парк ядерных реакторов. Нам нужно создать этот парк, создать быстро и развернуть в глобальном масштабе для выработки сотен мегаватт. Если страны мира серьезно настроены на сокращение эмиссии парниковых газов и обеспечение электричеством миллиардов людей, живущих ныне в электрической бедности, единственный способ решить проблему – использовать ядерную энергию, причем в больших объемах. Разумеется, производство реакторов в масштабе гигаватт и тераватт – дело нелегкое. Для этого потребуются многие годы и устойчивое международное сотрудничество, что, в свою очередь, потребует принятия новых правил и нормативов и невероятного количества денег.

Закончить я хочу на той же мысли, которую твержу уже более десяти лет: нам нужно серьезно отнестись к политике N2N ^[23] (от природного газа к атому)^[24]. Оба источника энергии хорошо зарекомендовали себя, они низкоуглеродные, относительно недорогие, масштабируемые и развертываемые. N2N – наилучшая стратегия, не сопряженная с негативными последствиями для будущего. Хорошей новостью является то, что Соединенные Штаты имеют большие возможности для лидерства как в области природного газа (за счет экспорта сжиженного природного газа – СПГ), так и в разработке и внедрении ядерных реакторов нового поколения. Соединенные Штаты были пионерами в развитии ядерной энергетики в ХХ веке. Это может повториться в XXI. Но, если Соединенные Штаты собираются стать лидером в политике N2N, реализация этой стратегии потребует долгосрочной поддержки как демократов, так и республиканцев на Капитолийском холме. Она также должна иметь поддержку и в Белом доме. Нам нужен президент, который будет ратовать за расщепление ядра. Ядерная энергетика должна стать ключевым вопросом платформы на предстоящих президентских выборах 2024 года. Выигрышная стратегия должна включать решительную и громогласную поддержку развития надежного отечественного ядерного сектора, который опирается на отечественную рабочую силу, а также на топливо, компоненты и инженерные разработки отечественного производства. Это кажется сложной задачей, учитывая глубокие политические разногласия (и общее отсутствие мужества) в Вашингтоне. Но продолжающийся энергетический кризис в Европе и других странах должен – я повторяю, должен – стимулировать двухпартийную поддержку рациональной энергетической политики.

Энергетический реализм – это гуманистический реализм. Чтобы иметь возможность электрифицировать весь мир, нам нужен реалистичный, ориентированный на человека подход к энергетической политике. Нам нужен практичный подход, который поможет выводить из мрака на яркий свет современности все больше живущих в нищете людей. Для этого нам требуется гораздо больше электричества. И если мы хотим, чтобы это электричество было надежным и низкоуглеродным, нам потребуется много природного газа и тысячи новых ядерных реакторов, которые будут меньше, безопаснее и дешевле тех, что у нас есть сейчас.

Пора браться за дело.

Роберт Брайс

7 февраля 2023

Остин, Техас

Введение
Баррио Антон Руис

Не бывает стран с низким уровнем энергопотребления и высоким уровнем доходов.

Тодд Мосс. Энергия для центра роста^[25]

Электричество преобразило человечество, как никакой другой вид энергии. С начала эры электричества не прошло и полутора веков, и, тем не менее, мы уже живем, общаемся, учимся и питаемся совершенно иначе, чем ранее. Открытие электричества ознаменовало собой начало беспрецедентного периода человеческого процветания. Никогда в истории такое огромное количество людей не жило в таком богатстве и благополучии. И электричество продолжает изменять и обогащать нашу жизнь. Мы даже не задумываемся об этом, получая возможность ориентироваться в незнакомых городах с помощью карт в наших айфонах и поглощая ошеломительные объемы информации, доступной через интернет. Практически все технологии, которыми мы пользуемся, требуют бесперебойного электроснабжения. Наша связь с миром и друг с другом все усиливается, но при этом миллиарды людей все еще остаются далеко позади.

Огромное неравенство между богатством и бедностью во многом определяется неравенством между теми, у кого есть электричество, и теми, кому оно достается «в час по чайной ложке» или кто вообще лишен его. Люди в богатых странах полагают, что надежное электроснабжение достается по праву рождения. Мы редко задумываемся о связи между электроэнергией и благополучием человечества. Но, чтобы осознать последствия нашей зависимости от электричества (и нашей уязвимости из-за его нехватки), достаточно провести некоторое время у наших соседей в Пуэрто-Рико и увидеть, что произошло с ними после того, как ураган «Мария» разметал энергетическую сеть острова. Жуткий шторм оставил тысячи пуэрториканцев во мраке. Среди них оказались Вильфредо Роке, Айрис и трое их дочерей.

Первое, что я увидел, подъезжая по узкой крутой дорожке к скромному дому Вильфредо и Айрис в баррио^[26] Антон Руис, – оранжевый провод-удлинитель. Провод, переплетенный с толстым бурым шнуром, висел на высоте около двух метров над подъездом к дому. Он крепился к массивному столбу с левой стороны дороги, вкопанному в землю рядом с бензиновым генератором мощностью 4500 ватт, расположенным у изгороди. С правой стороны дороги удлинитель с веревкой в паре мест крепился к перилам дома.

Вильфредо, стройный, энергичный мужчина, сразу же вышел навстречу. И ему, и Айрис хотелось поговорить. Ураган «Мария» оказался гораздо сильнее, чем все ожидали. «Мы не были готовы к разрушениям, – говорил он по-испански, закрывая металлические ворота, отделявшие территорию дома от узкой асфальтовой дороги поселка. Поселок располагался в окружении зеленых покатых холмов примерно в часе езды на юго-восток от Сан-Хуана, столицы Пуэрто-Рико.

Пока я рассматривал генератор Black Max, сделанный в Китае, хозяин быстро сыпал цифрами.

«Мы еженедельно тратим от 100 до 125 долларов на бензин для генератора». После урагана «Мария», который 20 сентября 2017 года нанес сокрушительный удар по Пуэрто-Рико, единственным источником электричества для семьи стал этот генератор. В первые несколько недель после приобретения устройства они использовали его по 10–12 часов в сутки. «Сейчас включаем реже. Слишком много денег уходило на бензин. Пользуемся по пять часов в сутки, – пояснял Вильфредо. – Больше не можем».

После того как Вильфредо озвучил расходы, я попросил повторить. Сделал я это по двум причинам. Во-первых, мой испанский – на уровне путеводителя, как у туриста. Я довольно много путешествовал по Латинской Америке, могу ориентироваться и заказать ужин в кафе, но в нескольких разговорах с пуэрториканцами понял, что не улавливаю важные детали. Во-вторых, мне было плохо слышно Вильфредо из-за оглушительного грохота соседского генератора. Он работал на полную мощность неподалеку от того места, где мы стояли, с другой стороны изгороди. Как и генератору Вильфредо, ему не хватало шумоизоляции. Обе машины стояли почти на земле: от солнца, дождя и ветра их защищали маленькие примитивные навесы из фанеры.

Вильфредо повторял цифры, а я записывал в ноутбук по-испански: «$100 – $125 por semana, 5 horas por dia». Потом я показал записи Вильфредо для проверки. Он кивнул: «Correcto».