Бессердечный (страница 11)
Мы заходим в «Рейлспур» – лучший бар в городе. Раньше он был единственным, пока Честнат Спрингс не начал разрастаться из-за переезжающих сюда городских, потому что те выбрали деревенский образ жизни или слащавое дерьмо в том же духе.
И я уверен, что воскресенья в стиле хонки-тонк сделали специально для них. Это вечера, когда они играют в ковбоев: одеваются в костюмы, танцуют в линию или в парах или тустеп и, в целом, притворяются, что они вовсе не сорящие деньгами городские пижоны.
Если бы меня это настолько не раздражало, я бы даже нашел это забавным.
Кажется, каждый в нашей компании – местная знаменитость. Ретт – король родео в отставке, Бо – герой войны, а Джаспер – хоккейная сенсация, хоть он и бежит от внимания, как от чумы.
А я просто брат, который управляет ранчо, тот самый, которого женщина бросила с ребенком и с таким грузом ответственности, с которым он понятия не имеет, что делать.
Только прикосновение плеча Уиллы к моему плечу не дает мне погрузиться в глубокую яму жалости к себе.
– Такое классное место.
Я думал, она сбежит с Саммер. По дороге сюда они вдвоем хихикали на заднем сидении моего грузовика. Я почти уверен, что слышал, как Саммер сказала что-то вроде «немного описалась от смеха», и после этого я перестал их слушать.
– Да, пожалуй. – Я осматриваюсь, пока мы идем к нашему любимому месту в задней части бара. Там стоят большие зеленые кожаные диваны и горит камин.
Как это обычно называют? Ковбойский шик? Этот термин всегда меня забавлял. Жизнь ковбоя никогда не казалась мне такой уж шикарной.
Здесь тепло, вокруг темное дерево, стоят камины, с потолка свисают богато украшенные люстры. Это место сильно изменилось с тех пор, когда я был здесь завсегдатаем. Теперь я в этом баре бываю, только когда меня вытаскивают братья.
– Часто сюда захаживаешь? – спрашивает Уилла.
– Что? – я слышу «засаживаешь» и понимаю, что мой мозг исказил вопрос, направив его в другое русло, страдающее от нехватки секса.
Она поджимает губы и произносит, делая упор на каждом чертовом слове:
– В этот бар? Ты часто сюда захаживаешь? Боже, даже не знаю, стало ли понятнее. Я имею в виду захаживать, по буквам «З-А…
Я закрываю глаза, молясь о терпении и о том, чтобы член перестал стоять, а затем поднимаю руку:
– Я тебя услышал. Ответ – нет.
Когда я снова открываю глаза, она ухмыляется. Мы подходим и останавливаемся перед диванами. Все занимают свои места, и Уилла внимательно наблюдает за каждым, прикидывая, куда он сядет. Как всегда, Джаспер занимает место в дальнем углу, спиной к комнате, а Бо «занимает позицию» напротив него – он всегда садится так, чтобы все видеть.
Уилла, даже не взглянув на меня, шепчет:
– Так захаживаешь ты, получается, нечасто?
– Сюда – нет, – выдавливаю я.
Она смотрит на меня из-за шелковистой завесы медных локонов:
– Само собой, нет. Это было бы грубо.
Я решаюсь ответить на ее взгляд. Поскольку моя молитва о расслаблении члена явно не будет услышана, пока ее подколки не прекратятся. Или мы флиртуем? Я уже забыл, как выглядит флирт.
– Уилла, садись.
Я указываю на единственное оставшееся место. Двухместный диванчик на другом конце низко посаженного стола. Она двигается легко, с присущей ей грацией. В ней есть что-то… волшебное. Ее смех, голос, плавность движений. И речь не о сексуальности, это какая-то притягательность, которую я не могу уловить.
Молитва, с которой я теперь буду сидеть рядом всю ночь. И жить все лето. Я рассеянно думаю, не лучше ли было бы смириться с кем-нибудь из других претендентов, которые вообще не привлекли моего внимания, даже если бы это означало терпеть их неприкрытые ухаживания в течение пары месяцев.
Как только мы усаживаемся за стол, к нам подходит наша официантка Бейли. Девушка работает здесь и администратором в больнице. Как будто в нее вложена вся сосредоточенность и драйв, что могла отдать ее семья. Янсены владеют фермой по соседству, и она – самая младшая из них. Лучшая из них. Единственная, у кого нет судимости, скорее всего.
– Я буду «Гиннесс», – говорит Уилла, к моему удивлению, заказывая густое темное пиво. И, может быть, я дурак, раз ожидал чего-то другого. Я представлял ее как чопорную городскую девчонку, которая возьмет себе какой-нибудь изысканный коктейль вроде «Секса в большом городе».
– Я буду то же самое. – Я показываю большой палец Уилле и одариваю Бейли краткой улыбкой. Бейли краснеет и опускает взгляд. Не понимаю, как, черт возьми, она здесь работает? Она молода и болезненно застенчива.
Уилла отталкивает меня локтем, а затем наклоняется ближе и шепчет мне на ухо:
– Она улыбается. Тебе стоит попробовать. Она милая.
Я смотрю на удаляющуюся Бейли и качаю головой:
– Нет. Ни за что. Бейли слишком молода. Она мне просто нравится.
Глаз Уиллы подергивается, а губы поджимаются, когда она оглядывает бар. Кажется, что она вся из себя бравада и бахвальство, но у меня такое чувство, что я только что ранил ее чувства. Не столько тем, что я сказал, сколько тем, что не сказал.
Я толкаю ее локтем в ответ:
– Ты мне тоже нравишься, Ред. Мне просто жаль Бейли. У нее дерьмовая семья, но сама она милая девушка. В городе о ней дурная слава.
Она закатывает глаза, глядя на комнату:
– Я тебе не нравлюсь. Ты меня терпишь.
Я размышляю над этим. Так вот как я к ней отношусь? Думаю, она не знает, что мне трудно отвести от нее взгляд, когда она общается с Люком, и еще труднее удержать ее образ от всплывания в моем сознании, когда я сжимаю член в кулак, принимая душ. И то, и другое я не собираюсь ей говорить, поэтому выбираю:
– С каждым днем ты нравишься мне все больше.
Потому что это правда. Девушка занимает все больше места в моей жизни, как виноградная лоза, обвивающая старый дуб. И в кои-то веки я не уверен, что возражаю.
Уилла медленно поворачивает голову, вглядывается в мое лицо. Я чувствую, что меня анализируют, расшифровывают – это чертовски нервирует.
– Пытаешься заколдовать меня, Ред? Какое-то городское вудуистское дерьмо?
– Городская ведьма-вуду? – она улыбается, все еще пристально глядя на меня. Довольная. Сияющая. От нее, черт возьми, захватывает дух. Остальные посетители бара исчезают, и, слегка покачав головой, я неохотно улыбаюсь ей и опускаю взгляд.
Она смеется и откидывается на спинку дивана, наблюдая за тем, как Бейли приближается с подносом, ломящимся от стаканов.
– Папочка Кейд, ты гораздо красивее, когда улыбаешься.
Я не могу удержаться, чтобы не фыркнуть:
– Сумасшедшая.
Обычно женское внимание заставляет меня съеживаться. Слишком пристальное. Слишком сильное давление. Но с Ред оно балансирует на грани юмора. По правде говоря, я не могу ее понять. Но, если уж на то пошло, мое внимание ей обеспечено.
Она улыбается мне, слегка теребя свои длинные прямые волосы. Как будто это ответ.
Я бы тоже хотел прикоснуться к ее волосам. Об этом я думаю как раз в тот момент, когда на мое плечо ложится рука.
– Кейд, дружище, как дела?
На этот раз моя улыбка возникает сама собой. Мой школьный друг, Лэнс Хендерсон, возвышается надо мной, ухмыляясь, как гребаный псих, коим он, в общем-то, и является.
Я встаю, крепко жму ему руку и хлопаю его по плечу. Это наша своеобразная замена объятий.
– Дела отлично. Твои как? Как тебя сюда занесло?
– Был на родео неподалеку. Решил прокатиться по старым местам.
– Серьезно?
– Черт возьми, да! – он кивает на стол. – Вы поглядите. Клан Итон в полном составе. Что у вас тут? Что-то типа семейной встречи?
– Не, она запланирована на следующий месяц.
Он опускает глаза, и я вижу, что его взгляд остановился на Уилле, делающей вид, будто она внимательно изучает обстановку бара, но по наклону ее головы совершенно ясно, что она подслушивает. Вот ведь любопытная девчонка.
Обернувшись к Лэнсу, я вижу, как он оценивающе разглядывает ее.
Что чертовски сильно действует мне на нервы.
Я делаю шаг вперед, заслоняя Уиллу своим телом.
– Ты не на базаре, Хендерсон. Потерял что-то?
Он откидывает голову и громогласно хохочет:
– Так это твоя девчонка, Итон?
Я сурово смотрю на него:
– Нет. Это моя няня.
Изображая удивление, он выгибает бровь и ехидно смотрит на меня из-под своей бежевой ковбойской шляпы:
– Няня, говоришь?
Я вздыхаю, показывая, что он меня уже доконал, но отступать я вообще не собираюсь.
– Ты меня слышал, придурок. Надолго ты в городе?
Его глаза блестят, но он не педалирует тему Уиллы, и я опускаю плечи, чувствуя, что напряжение ослабевает.