– Завтра снова? – уныло спросил он.

– А как ты хотел? – усмехнулся Тиха.

– Я бы не хотел, – буркнул Паша.

– А надо хотеть! И мочь! И хвост пистолетом!.. Или ты всю жизнь на своего Дорофея шестерить хочешь?

– А на кого я шестерить хочу? На Саву?

– Ты Саву не тронь! – вскинулся Тиха. – Сава – человек! Фартовый вор! А Дорофей твой… На Саву равняться надо, понял? Если сам хочешь как человек жить. Ты видал, как он прикинут? Раз в неделю новый костюм! А мантель какой, какое сукно!.. А знаешь, какие телочки ему стелют? – Тиха мечтательно закатил глазки.

– Мальвина? – усмехнулся Паша, вспомнив, кого они ждали вчера.

– И Мальвина!.. – не уловив иронии, подтвердил Тиха. – Поверь, у него все на мази! Потому что он воровской ход принял. И я принял. Теперь мне ничего не страшно! Потому что, если вдруг меня примут… А меня когда-нибудь примут… И тебя примут!.. Если что, Сава за меня подпишется, маляву правильную зашлет, я в тюрьме человеком буду. Люди меня уважать будут. А потом коронуют. Откинусь, в законе буду… Ну, может, не с первой ходки, но такие малявки, как ты, на меня шестерить будут…

– Костюмы раз в неделю? – хмыкнул Паша.

– А что не так? – зыркнул на него Тиха.

– Да нет, все так.

Видел Паша Саву, вор действительно жил кучеряво. И костюмы менял, и по кабакам гулял, и центровые шмары к его услугам. Но главное, уважение. Сава реально в авторитете, к нему за помощью обращаются люди, далекие от уголовного мира, и у него есть рычаги, чтобы разруливать их проблемы. Небескорыстно, разумеется… Сава реально король своего района, не зря у него корона. И звезды на ключицах. И Паша вполне может достичь таких высот. Если покажет себя фартовым вором, если будет своим среди своих, а тюрьмы бояться не надо. Тюрьма пугает только слабаков, которые не могут за себя постоять. И за которых некому подписаться. А за Пашей реальная сила, за ним сам Сава, за его словом он будет в тюрьме как за каменной стеной. А если сможет правильно себя поставить, то и вовсе будет пановать за решеткой. Если уж суждено ему там оказаться, то жить там нужно хорошо, полноценно, так, чтобы уважали. А там и слушаться будут… А Паше суждено оказаться по ту сторону честной жизни. Хотя бы потому, что он уже двумя ногами там.

– Тогда в чем дело? – спросил Тиха.

– Дело в том, что завтра меня не будет, – твердо сказал Паша.

– Как это не будет?

– А так!.. Дорофей, может, и фуфло, но дело свое знает. И меня учит. Пальцы свои чувствовать учит. Двигать, цеплять…

– Ну так и нас учат, Сава, Саша, поверь, они больше твоего Дорофея знают.

– Ну пусть покажут, если знают. Чем больше покажут, тем больше узнаю.

– Хорошо, так ему и передам.

Умения не хватало, Паша это чувствовал. Просто ему везло, на кураже даже получилось провернуть фигуру высшего пилотажа, на ходу разгрузить бумажник. Осечка могла произойти в любой момент, и чтобы этого не случилось, Паша должен был поднять свой профессиональный уровень. К счастью, Сава это прекрасно понимал. Но следующий день прошел по рабочей схеме, Паша снова окунулся в толпу на подходе к станции метро и смог разгрузить четыре кармана. И с Тихой рассчитаться хватило, и тетке денег подогнал. Но главное, Паша не нарвался на ментов.

А на следующий день пацанами занялся Сава. И преподал несколько ценных уроков. Прошелся по теме, как находить и выбирать жертву, как толкать, отвлекать, разводить, какие отмазки лепить, если вдруг поймали за руку. Показал несколько приемов, как вытаскивать лопатники при помощи одних только пальцев или острозаточенной монеты, как резать карманы, сумки. Наука сложная, теория непростая, а практика так просто мучение. Но знакомую технику нужно совершенствовать, а еще неизведанную постигать и осваивать. В тюрьме, может, и есть жизнь, но Паша туда не стремился. Поэтому с жадностью впитывал в себя ценные, но отнюдь не университетские знания.

3

Температура под сорок, озноб, дышать тяжело, боль в теле такая, как будто его разламывают на части. Тело пока в сборе, но, кажется, стоит его тряхнуть, оно рассыплется на крупные, а может, и мелкие частички.

– Терпи, казак, атаманом будешь!

Белокурая медсестричка улыбалась, глядя на Пашу. Подмигнула ему весело и задорно. Дескать, ничего страшного, всего лишь двустороннее воспаление легких, организм молодой, сильный, и уколы колют, так что все обойдется. Нужно всего лишь потерпеть.

– Так я и ничего, – пробормотал Паша.

Весна уже полным ходом, тепло, снег растаял, а его простыть угораздило. Паша и не думал ложиться в больницу, до последнего держался на ногах, пока на задницу в полном упадке сил не сел. Даже Тиха понял, что его нужно везти в больницу. Здесь его положили во взрослое отделение, уколы, капельницы, но все это мелочь по сравнению с главным лекарством. Паша смотрел на это белокурое чудо в отглаженном белом халате и точно знал, что не умрет. Казалось, Зоя сбивала температуру одним только своим видом. Смазливое личико, глаза-самоцветы, губы не накрашены, но это и не нужно с таким глубоким и сочным естественным цветом, фигурка всем врагам на зависть, полная грудь, тонкая талия. Перед глазами плыло, палата как в тумане, и одна только Зоя четко в фокусе.

– Вот и держись!

Зоя сама расстегнула пуговицу на его пижаме, просунула длинные с коротким маникюром пальцы под полу. Прежде чем взяться за кончик градусника, провела по груди. Мягко провела, нежно, Паша захмелел от столь крепкого прикосновения. Крепкого по градусу, но нежного по ощущениям.

– Ну вот, уже получше, – глянув на термометр, улыбнулась она.

И, тряхнув им, повернула к выходу. Паша заметил, какими глазами проводил ее сосед по палате, тучный дядька с трехдневной щетиной на обрюзгшем лице. Еще и языком цокнул, выражая свой восторг.

Температура немного спала, Паше действительно стало легче. Но дышать по-прежнему тяжело и слабость не отпускала. Зато удалось заснуть.

Зоя явилась к нему в горячечном сне, зашла в палату, расстегнула рубашку, провела пальцами по груди, затем под мышкой, после чего Паша вдруг оказался без штанов. Зоя провела пальцами по градуснику, который оказался вовсе и не градусником…

Открыв глаза, он вздрогнул, перед ним на самом деле стояла Зоя. И с градусником в руке. Она еще только собиралась измерить температуру. А вдруг сон окажется вещим, вдруг Зоя разденет Пашу догола? От волнения на лбу выступила испарина. Но Зоя лишь улыбнулась ему, подавая градусник. Сам себе под мышку поставит, не маленький. А уходя, она проницательно и как будто с укором глянула на Пашу. Неужели догадалась, что у него на уме?

Как оказалось, Паша волновался зря, Зоя ни о чем не догадалась. Просто не в духе приходила ставить градусник, вернулась в приподнятом настроении, снова нежно провела пальцами по груди, будто извиняясь за небольшую грубость, допущенную ранее. И все равно Паша загрустил. Потому что Зою могли расстроить проблемы с парнем. А может, и с мужем. Паша не заметил обручального кольца у нее на руке, но, возможно, медсестрам запрещалось носить золото на работе. Может, Зоя замужем, и ее сердце занято. Да и в любом случае, она старше Паши лет на пять. Не пара они, а улыбается она ему, потому что медсестра. Сестра милосердия. Из милосердия улыбается ему, а пальцами по груди провела случайно, не придавая тому никакого значения.

Антибиотики действовали, ночь прошла без горячечной лихорадки, а к утру и дыхание успокоилось. Зоя принесла градусник, сама вставила его под мышку, через время вернулась.

– Тридцать семь и четыре! Кризис миновал!

Зоя улыбалась Паше, а сосед по палате откровенно пялился на ее задницу, казалось, глазами поднимал юбку, мысленно лез в трусы. Паша терпел, а когда Зоя ушла, наехал на мужика.

– Я тебе шнифты вырву, падла! Еще раз глянешь на нее!

Его ничуть не смущала разница в возрасте и то, что мужик мог банально раздавить его своим весом. Даже бить не надо, достаточно навалиться на него.

Но тогда завалят его самого. Тот же Рудик может сунуть перо в бок. С ним у Паши давно уже все путем. И все пацаны подпишутся за него, главное, верить в это. А если есть сомнения, долой их из голоса. Когда наезжаешь.

И мужик поверил, что с Пашей лучше не связываться. Этот приблатненный тон, босяцкая наглость, ясно же, что пацан не простой, затаит злобу и отыграется где-нибудь в подворотне.

После утреннего обхода Зоя больше не появлялась. Закончилась ее смена, домой ушла, может, к мужу, может, вечером ее ждет встреча с женихом. Закроются где-нибудь на квартире, включат музыку, сначала будут медленно танцевать, потом он снимет с Зои платье, оставит в одной только короткой комбинации. А потом и вовсе без ничего. Она ляжет на спину, поднимет ноги, согнув их в коленях, он будет гладить обнаженную грудь, нажимая на потаенные струны, выдавливая страстные стоны. Потом он раздвинет ей ноги… Паша сжал зубы и кулаки, чтобы сдержать стон от рвущейся наружу зависти.

А когда его отпустило, он вдруг понял, что хочет вернуться на вокзал к пацанам. До этого момента ему не нравилось потрошить чужие карманы, совесть не то чтобы мучила, но говорила с ним в голос. Сколько раз он порывался остановиться, отойти от дел. Слабенько порывался, но тем не менее… А сейчас желание возникло. Угрызения совести, может, и остались, но в полный рост встал зов природы. Паша и раньше чувствовал себя охотником, но сейчас он видел в этом свое призвание. Не мог он жить без охоты, Москва – его угодья, ему хотелось поскорее оказаться на шумных улицах, где в изобилии водится дичь.

И деньги ему нужны. Шикарно одеться, пригласить Зою в ресторан, пить с ней шампанское, сорить деньгами, а на ночь увести ее в номера, и чтобы гостиничные халдеи стелились перед ними. А там, в номере, они будут медленно танцевать под красивую музыку, он уложит ее на спину…

Выписали Пашу в тот день, когда Зоя заступила на смену. Он выходил из кладовки в своей одежде, а она шла по коридору, вся в белом, как цветущая вишня. Такая же свежая, благоухающая. Пашу она не замечала, как будто вычеркнула его из памяти. Ну да, он же уже не больной, она за него не в ответе. Больше она не будет проводить пальцами по его груди, вытаскивая из-под мышки градусник.

Паша вспомнил, что он не какой-то там сопливый пацанчик, а фартовый вор. Может, ему и не хватало навыков, но дичь он щипал знатно, только за апрель месяц на две с лишним штуки вытащил, на «общак» много отдал, но так за это честь ему и слава. С теткой поделился, но так и себя не обидел, прикид сменил, джинсы, ветровка фирменная, очки-капельки, как у Челентано. И все это сейчас на нем.

– Привет!

Зоя остановилась, в легком недоумении окинула его взглядом.

– Ну да, – кивнула она, давая понять, что узнала.

– А меня выписывают.

Паша вздохнул, и дело не только в том, что его выписывали. Ему катастрофически не хватало уверенности в себе, он терялся, слова давались с  трудом.

– Больше не болей! – Зоя перенесла вес на левую ногу, собираясь уходить.

– Э-э… А что вы делаете сегодня вечером? – вспомнив фразу из какого-то кинофильма, спросил он.

– Я?! Вечером?! – Зоя чуть не поперхнулась от удивления.

– Ну да.

Паша чувствовал себя огрызком свечи в горниле печи. И горел он, и плавился, растекаясь соплей.

– Сегодня я на смене.

– А завтра?.. Могли бы в ресторан, ну мы, с вами.

– Не надо нукать! – Зоя вдруг по-учительски свела брови к переносице. – Говори четко и внятно! Я приглашаю вас в ресторан! Ну!

– Я приглашаю вас в ресторан!

– Отлично!.. Только нужно немного подождать. Лет пять. Вырастешь, заходи, я тебя жду!