Сначала ничего необычного. Тёмная почва, испещрённая светящимися прожилками, глубокие борозды, которые оставил вездеход. Но затем он заметил, что следы начали исчезать. Они не осыпались, не размывались, не заполнялись пылью, а медленно растворялись, будто их присутствие в этом месте было чем-то, что мир отказывался признавать.

Чёткие линии гусениц, которые ещё секунду назад были отчётливыми, стали размываться, затем превратились в слабые тени на поверхности, а ещё через несколько мгновений исчезли полностью, оставляя после себя ровное, девственно чистое покрытие.

Лиана медленно выдохнула, её пальцы ещё крепче сжали карабин.

– Мы здесь, но этот мир не позволяет нам оставить след, – Гюнтер смотрел на почву, словно надеясь, что найдёт в этом какую-то закономерность.

– Если он стирает любые изменения, значит, если мы уйдём слишком далеко от капсулы, дороги назад может не быть, – Анна оторвалась от монитора и впервые за всё время позволила себе вслух выразить то, о чём все подумали.

Иван крепче сжал рычаг управления, вновь запуская систему привода. Машина двинулась дальше, но теперь он чувствовал, что с каждым метром они не просто углубляются в неизведанное, а становятся частью чего-то, что ещё не решило, принять их или стереть.

Он прищурился, вглядываясь в дрожащие показания сенсоров. Датчики фиксировали металлическую структуру впереди, но сигналы колебались, словно само пространство раз за разом проглатывало реальность и выплёвывало её обратно с едва заметными искажениями. Несколько километров, всего несколько километров до цели – но чем ближе они подбирались, тем сильнее менялись окружающие условия.

Вездеход вздрогнул, будто наткнулся на невидимую волну, и Иван рефлекторно сжал руль, компенсируя отклонение. Гравитационное давление нарастало, тянуло машину вниз, заставляя её раскачиваться на месте, как судно в неспокойном море. Двигатели напряглись, пытаясь удерживать баланс, но алгоритмы стабилизации начали сбоить.

– Мы теряем контроль, – сухо произнесла Лиана, взгляд её не отрывался от панели управления. – Давление скачет хаотично. Если так пойдёт дальше, придётся остановиться.

– Пока держим курс, – Иван проверил показания, наблюдая, как приборы лихорадочно пересчитывают данные. Отклонения выходили за пределы допустимого – словно сама планета пыталась выдавить их, не позволить приблизиться.

– Радиосигнал нестабилен, – голос Гюнтера прорезал тишину. – Орбита слышит нас с перебоями. Помехи усиливаются.

Иван ощутил тонкую вибрацию в воздухе. Она была неуловимой, почти призрачной, но становилась ощутимее с каждым метром. Казалось, что сама атмосфера начинала "дрожать", теряя плотность, словно размывалась, становясь зыбкой, пластичной. Пространство колыхалось на грани восприятия – линии горизонта дрожали, искажаются очертания, превращая контуры в зыбкие тени.

– Вы слышите? – Анна медленно повернула голову, и в её взгляде промелькнуло неуловимое беспокойство.

Сначала Иван не понял, о чём она. Но затем услышал.

Слабый звук, почти неразличимый, напоминал эхо. Оно повторяло их голоса, но с едва заметной задержкой – словно кто-то говорил их слова, но не сразу, а через несколько секунд, с лёгким искажением, в котором слышалось нечто чужеродное. Гулкая пульсация, пронзающая воздух, накладывалась на их речь, искажая интонации, делая их голоса приглушёнными.

– Это эффект реверберации? – Гюнтер медленно провёл пальцами по панели связи, но приборы не фиксировали источника.

– Или что-то нас слушает, – Лиана убрала волосы за ухо, не отводя взгляда от экрана.

Никто не ответил. Они продолжали движение, и странные звуки не прекращались. В этом было что-то неестественное. Эхо обычно умирает в пустоте, но здесь оно цеплялось за воздух, цеплялось за их слова, словно кто-то пытался запомнить их голоса, повторить, но не до конца понимал, как.

Первое, что бросилось в глаза, когда туман расступился, – это огромная, накренившаяся громада. Корабль стоял, частично погруженный в землю. Его массивный корпус тускло поблёскивал сквозь дрожащий воздух. Иллюминаторы были разбиты, оплавленные края стекла напоминали слёзы застывшего металла. Внутри теплилось слабое красноватое свечение, мерцая из глубин, будто сам корабль ещё жил, но лишь едва-едва.

– Вот он, – Иван едва слышно выдохнул.

Судно выглядело мёртвым. Не просто покинутым, не просто оставленным – оно выглядело так, будто что-то забрало из него жизнь, высосало, оставив лишь оболочку. Вокруг валялись фрагменты корпуса, обломки, искорёженные остатки оборудования, но ни одной детали, которая бы указывала на борьбу.

Не было следов выстрелов, не было разрушений, говорящих о нападении. Но зато вокруг корабля виднелись следы.

Иван медленно спустил вездеход с небольшой насыпи и остановился. Колёса оставили глубокие борозды, но земля уже начинала их поглощать – Точно песок затягивался на ветру: мир стирал их присутствие. Он посмотрел вниз, туда, где проходили следы.

Они были странными.

Слишком крупные, неровные, с резкими разрывами, будто нечто ползло, волоча за собой тяжёлый груз. Ни одного человеческого отпечатка, ни одного ботинка, ни одного чёткого следа – только искажённые линии, оставленные неизвестными существами.

– Это точно не экипаж, – Лиана осторожно вышла из машины, проверяя окружение.

Анна подняла анализатор, но показатели сбивались, хаотично перескакивая с одного значения на другое. Она сделала шаг вперёд, пытаясь считать данные, но прибор вновь отказался выдавать точные сведения.

– Что-то здесь не так, – Гюнтер провёл пальцем по экрану. – Показатели меняются. Мы не одни.

Эти слова повисли в воздухе. Внутри каждого из них крепла тревога, но она оставалась неощутимой, смазанной, как если бы страх только подступал, но ещё не полностью развернулся.

Иван снова посмотрел на корабль. Тёмная масса металла молчала, погружённая в себя, как умирающий организм. Но что-то в нём двигалось – красное мерцание изнутри оставалось постоянным, не гасло.

– Чувствуешь? – Лиана обернулась. – Здесь… нас кто-то видит.

Они замерли в тишине, где не было ни шагов, ни шорохов, но жгучее ощущение взгляда, от которого не спрятаться, давило на кожу, пока приборы продолжали молчать, а мир вокруг застывал в затаённом ожидании.

Группа вышла из вездехода, ощущая, как плотный воздух давит на кожу, впитывается в лёгкие и оставляет на языке странный металлический привкус. Земля под ногами оставалась нестабильной, пружинила под тяжестью шагов, но главное внимание было приковано к кораблю.

Громадная, накренившаяся тень возвышалась перед ними, словно застывшая на грани исчезновения. Часть корпуса уже погрузилась в землю, медленно и неотвратимо утопая в зыбком грунте, который тянул металл вниз, будто пытался поглотить его, растворить в себе. Иллюминаторы зияли разбитыми глазницами, а изнутри пробивалось тусклое красное свечение, едва заметное в плотной мгле.

Приблизившись к шлюзу, Иван провёл рукой по его поверхности, ощущая под пальцами шероховатость обгоревшего металла. Он нажал на панель разблокировки, подавая команду на вскрытие. Секунду ничего не происходило, затем внутри раздался сухой щелчок, за ним последовал приглушённый скрежет, и массивная дверь дрогнула, как будто не хотела подчиняться. Петли застонали, металл хрустнул, покрываясь тонкой сетью микротрещин, и спустя несколько напряжённых мгновений шлюз сдался, отворяясь в сторону.

Изнутри хлынул поток застоявшегося воздуха – тяжёлый, плотный, пропитанный гарью, копотью и чем-то сладковато-гнилостным, отчего во рту моментально появился липкий привкус, а в голове закружилась тягучая волна отвращения. Он словно цеплялся за слизистую, оставался на языке, заставляя сглотнуть, но избавиться от ощущения было невозможно.

Лиана первой шагнула внутрь. Её фонарь высветил обугленные панели, затянутые потёками стены, местами покрытые сажей, местами – чем-то, что напоминало застывший след расплавленного металла. Гюнтер вошёл следом, скользя взглядом по приборам, Анна проверила показатели анализаторов, но ни один из них не дал чёткой картины происходящего.

В полумраке за пределами основного луча света, едва угадывались очертания кресел, панелей, переборок, но самое главное проявилось в тот момент, когда они сделали ещё несколько шагов.

Тела. Они сидели на местах, пристёгнутые ремнями безопасности, будто никто даже не пытался выбраться. Их кожа натянулась на кости, потрескалась в местах, где сухожилия ещё удерживали форму. Глаза провалились глубоко в черепа, и всё же от них исходил немой, застывший в пустоте взгляд, полный чего-то, что невозможно было однозначно назвать страхом или болью. Рты приоткрыты, губы растрескались, но поза каждого говорила о последней попытке вдохнуть, сделать хоть какое-то движение, вырваться, сбросить ремни, но что-то забрало их жизнь прежде, чем это стало возможным.

Фонари выхватывали из тьмы новые фигуры – такие же высушенные, застывшие, обезвоженные. Словно весь экипаж одномоментно утратил не только жизнь, но и саму физическую сущность, оставив лишь оболочку. Их не убило время, не убила болезнь. Что-то сделало с ними это – высосало их изнутри, превратило в сухие каркасы, замершие в креслах без намёка на разложение.

Анна подняла анализатор, но показатели были лишены подозрительных цифр. Воздух был неподвижен, не содержал следов химических примесей, которые могли бы объяснить подобное состояние. Приборы отказывались фиксировать смерть, будто реальность в этом месте была нарушена настолько, что не признавала даже самой концепции гибели.

– Они словно мумифицированы, – едва слышно произнёс Гюнтер.

– Нет, – голос Лианы звучал хрипло, будто что-то в этом воздухе мешало говорить. – Они просто высушены изнутри.

Иван сделал ещё шаг, проверяя прибор на запястье, но данные оставались нестабильными. Пространство здесь словно сопротивлялось любым попыткам измерить его. Фонарь высветил вдоль стен тонкие полосы аварийного освещения – слабые блики красного, дрожащие на панелях, не позволяя тьме поглотить корабль целиком.

– Здесь ещё есть энергия, – Гюнтер направил луч вперёд, прислушиваясь к работе анализатора. – Не всё отключено.

В самом центре зала, среди темноты и застывших тел, всё ещё работал один из блоков. Панель мигала слабым светом, и едва заметное свечение пробегало по линиям связи. Аварийное питание поддерживало минимальные системы, среди которых была одна, всё ещё функционирующая, словно время не имело над ней власти. Матрицы были активны.

Гюнтер приблизился медленно, шаг за шагом преодолевая вязкую тишину, в которой даже собственное дыхание казалось чужим. Наклонился, скользнул пальцами по панели, сверяясь с показателями.

– Они всё ещё запитаны, – сказал он. – И работают.

В этот момент, где-то в глубине корабля, раздался тихий, еле различимый звук – не голос, не шаг, не скрежет, а что-то иное, похожее на шелест оседающей пыли, на едва уловимое движение, которое невозможно было расслышать, но можно было ощутить.

Они замерли.

Мрак оставался неподвижным.

Но ощущение, что кто-то наблюдает, с каждой секундой становилось невыносимее.

Иван медленно двинулся вперёд, направляя фонарь в глубину отсека, где красноватые огни аварийного питания мерцали неровным, рвущимся светом. Пространство слабо дрожало, будто корабль жил собственной жизнью, прерывисто дышал в этой вязкой тишине. Воздух казался гуще, чем снаружи, пропитанный застарелой гарью, металлическим привкусом и чем-то неуловимо чужеродным. С каждым шагом чувство тревоги нарастало – неотступное ощущение наблюдения, липким налётом оседавшее на коже.

Матрицы находились глубже в отсеке, за рядом терминалов, которые когда-то управляли системами корабля. Теперь они были безмолвны, покрыты слоем осевшей пыли и следами тонких, неглубоких царапин, будто кто-то проводил по ним когтями или чем-то острым, оставляя бессмысленные следы. Но Иван не был уверен, что это действительно бессмысленно.