– Они в порядке, – кивнул майор. – Мэйджи немного осколком зацепило, но это ничего… А вот тебя просто в крошево, Джакоби! Как ты мог?! На первой же мине, едва от вышки успел отойти!

В голосе майора звучал укор вперемешку с горечью.

Джакоби не ответил, лишь думал о том, в каком состоянии он был, если подорвался, точно новобранец. Что же так выбило его из колеи?

В этот момент воспоминания, обрушились на него словно лавина: черные мешки на головах, крепкие тела, руки, сцепленные сзади наручниками… – сентиенты, стоящие в очереди на обмен.

Джакоби прикрыл глаза и невольно застонал сквозь зубы.

– Эй, эй, – Стоунволл даже привстал. – Ты в порядке? Позвать сестру?

– Нет, – боль от воспоминаний была в разы, в сотни раз мучительнее подрыва на мине. – Ты знал об этом, майор? О сделке?

– Клянусь тебе, нет, – Стоунволл посмотрел в глаза сентиенту. – Если бы не ты, никто и никогда не узнал бы.

– Зачем? – теперь, когда он вспомнил все, ненависть душила Джакоби, заставляя его пульс разгоняться. – Зачем они так с нами?

Стоунволл покачал головой. Для многих сентиентов майор был больше, чем командиром. Другом, отцом – вот кем он был, даже несмотря на то, что такие люди, как Стоунволл, приходит и уходят, ведь их жизнь несоизмеримо короче.

– Это политика. Содружество посчитало…

Услышав это слово, Джакоби побледнел от гнева.

– Содружество… ублюдки, – он сжал кулаки, и локтевой сгиб правой тут же полоснуло болью. – Лицемерные сволочи… они обменивают нас на жизни людей… пленных офицеров и всяких шишек из министерств. Продают словно куски мяса!

Джакоби попытался подняться, но Стоунволл силой уложил его обратно.

– Одного не пойму, майор, – Джакоби стиснул зубы до скрипа. – Разве меня не должны были прикончить, если я стал свидетелем этого безумия? Для чего меня собрали по кускам, как гребаного Франкенштейна?

– Я и говорю, политика! – Стоунволл наклонился к нему, и Джакоби различил тонкий, бьющий в нос запах продуктов спиртового распада. – Ты по внутренней связи всему взводу доложил, так? Зачистить тебя было бы недостаточно, тут надо весь взвод зачищать.

Джакоби выматерился: об этом он как-то не подумал.

– Как оклемаешься, к тебе еще придут поговорить на эту тему. Но я тебе скажу вот что, капитан: тебя оставили в живых, чтобы ты случившееся представил в другом свете. В новостях, журналистам этим.

– Что?!

– Своему взводу скажешь, мол, ошибся. Мерзко, понимаю. Но для общественности тебе придется сказать то, что на бумажке напишут.

– Черта с два! – пульс Джакоби подскочил до двухсот.

На писк монитора в палату прибежала Аника. Всплеснула руками, увидев разъяренного сентиента.

– Капни ему седативного, – шепнул Стоунволл.

– Нет, нет, – Джакоби замотал головой, но было поздно: игла шприца уже скользнула в его подключичный катетер.

– В последний раз предупреждаю, – Стоунволл склонился к нему. – Забудь об этом. Влитую кровь ведь обратно не выкачаешь – нет, твоя участь будет иной. Тебя разжалуют, а затем отправят в такие дебри, о которых ты и не слышал. Ты будешь добывать себе пропитание, поедая дождевых червей, до самой смерти, Джакоби. Понял меня?

До самой смерти… Сентиенты могут прожить и до трехсот лет, впрочем, после окончания военного контракта никому и в голову не придет беспокоить отдавшего свой долг солдата. Джакоби знал, что, отслужив положенный срок, он получит кучу денег и полную свободу действий – это было все, что ему нужно.

Да, иногда у него случались отпуска и выходные, но все это было не сравнить с тем обещанным блаженством, которое должно было начаться с окончанием службы.

Жизнь после войны – тот единственный пряник, на который рассчитывал каждый сентиент. Лишь это будущее заставляло его вставать по утрам, отжиматься, бегать, поддерживать себя в прекрасной форме, а на линии огня выжимать из своего гибридного, генетически модифицированного тела все, до последней капли темно-бурой, густой, как деготь, крови.

Завершив службу – этот ад, длиной в сто лет, а то и больше, – сентиенты уходили на заслуженную пенсию. Они не старели так, как люди, их тела не изнашивались, и поэтому многие из них начинали новую жизнь в других, малоизученных мирах. Кто-то покупал себе недвижимость, кто-то занимался наукой: Джакоби лично знал одного такого магната, основателя проекта по исследованию глубокого космоса «Вечный странник». Некоторые сентиенты заводили семьи, зная, что ни одно существо, живое или мертвое, больше не побеспокоит их.

Джакоби оставалось совсем немного до окончания контракта, всего каких-то жалких десять лет. Он не планировал свою жизнь после, но часто представлял себя сидящим с книжкой в кресле, на веранде своего дома, где-нибудь на берегу Бесконечного моря. Все действительно могло быть именно так, если бы не эта, последняя вылазка, перечеркнувшая эти мечты.

И теперь, если он не скажет правду – точнее так: «правду», удобную для Содружества, – его отправят обратно на войну. Вот только контракт его перейдет в режим «до самой смерти». До полного истощения всех клеток, до ветхости – этого удела вампиров, которые не умирают и через тысячу лет, но превращаются в высушенных мумий. Он будет убивать врагов до тех пор, пока в силах будет стоять на ногах и держать автомат.

Откажется – что ж, и тут у Содружества найдется ответ. Три столетия пыток – как вам понравится такой расклад? Причем вампиры не постыдятся продлевать его жизнь при помощи свежей человеческой крови – лишь для того, чтобы Джакоби продолжал существовать, может быть даже в виде одной лишь головы или мозга, воспринимающего боль.

Это было вне всяких моральных принципов, но глядя на свое собранное по кускам тело, Джакоби понимал, что такой исход весьма вероятен. К тому же, он вспомнил, что десять лет назад в новостях всплывала скандальная история о сентиенте-дезертире. Участь его была именно такой: столетия пыток. Памятью Содружества были вампиры: а они ничего не прощали и ничего не забывали.

Проваливаясь в сон (седативное уже растекалось по его венам), Джакоби промычал что-то невнятное и замотал головой. Спутанные темные волосы упали на его лоб, и Стоунволл заботливо убрал их.

– Отдыхай, мой мальчик, – сказал майор.

***

Экклезис, орбита Земли-3

«Как же темно-то! – снова и снова думала Польна, припав к окну электрички. – Ну и занесло же меня!»

Пурпурно-черное небо, поблескивают снежные шапки на острых горах, зарницы вдалеке вспыхивают зеленым и алым светом – и ни одного, даже крохотного огонька.

«Точно в заднице у вампира», – подумала Польна.

«Аллегро» несла ее в Мглистый, один из сумеречных городов, построенных на орбитальной станции Экклезис – гигантской плывущей в космосе связке сарделек. Одиннадцать цилиндрических модулей, три климатические зоны с водоемами, горными ландшафтами и городами, гравитационный реактор в дополнение к ядерному – космическая станция была превосходным решением проблемы контакта двух рас.

Спроектированный людьми и вампирами Экклезис был настоящим инженерным чудом. Польна ожидала ощутить хоть какую-то разницу с земным притяжением, но его не было – гравитация на станции была идентична земной, ну, может быть, процентов на девяносто-девять – так или иначе диамагнетизм полностью решал проблему невесомости.

Еще свежи были воспоминания о полете на орбиту: вначале ты чувствуешь, как вжимает тебя в кресло гравитация, как не хочет отпускать тебя твой мир, но стоит преодолеть эту силу, как ты уже паришь в страховочных ремнях. Совершенно свободный, с дурацкой улыбкой на лице, наблюдая в иллюминатор, как мерцает на Земле сеть огней. Как они загораются попеременно, точно елочные гирлянды или нейронные синапсы: один за другим, вслед за уходящим солнцем.

Глядя на чернильные воды легендарного Действительно Черного Моря – искусственного резервуара с запрограммированными приливами и отливами – Польна была уверена, что не видала в жизни более сюрреалистичного места.

Она чувствовала себя застрявшей во сне, с похрустывающей, просоленной от близости моря одеждой; несущейся не в электричке, а в черном чреве диковинного морского ископаемого. Чем дольше Польна смотрела на это море, убаюканная почти бесшумным гулом, тем настойчивее было желание дернуть стоп-кран, выйти из поезда, зачерпнуть полную пригоршню этих темных вод и посмотреть: не окрасится ли ее рука в черный? В цвет маслин – совсем как кожа вампиров.

Да, глядя по сторонам, Польна снова и снова поражалась их интеллекту. Построить станцию на несинхронной, убегающей от солнца орбите Земли – тот еще трюк! Мышление вампиров, их логика завораживали… к счастью, в их реальности они не стремились к господству. Слишком печальным был опыт других близнецовых миров.

Польна давно хотела побывать в Мглистом: она вспомнила, как обрадовалась, точно ребенок, увидев билеты у себя на столе. Однако быстро сообразила, что начальница назначила ей отнюдь не развлекательную поездку. Это было наказание. И отбывать его ей придется в компании сентиента.

«Как же его? – Польна открыла свои заметки. – Джакоби».

Взглянув на затемненную фотографию (на телефоне – ночной режим на ближайшие две недели), взятую с какого-то официального сайта Содружества, Польна в очередной раз поморщилась. Типичный гибрид. Симпатичный, если забыть на мгновение о том, чем он является. Пепельно-серая кожа, канареечного цвета глаза с темным ободком по контуру, короткие темные волосы, несколько старых шрамов, татуировка на шее, капитанская форма. Гордо вздернутый подбородок. Во взгляде – усталость и слишком уж показное равнодушие.

Будучи человеком, Польна без вопросов принимала существование вампиров: без них люди не сделали бы и половины открытий в сфере медицины и астронавтики, и до сих пор болтались бы в вечных восьмидесятых, как жители Земли-2. Но сентиенты, эти всеобщие герои, смертоносное оружие из пробирки… пф-ф! Польна ощущала, как кулаки ее сжимаются сами собой при одной лишь мысли о том, что ей придется общаться с этим тупым солдафоном.

– Статус: отозван со службы в результате минно-взрывной травмы, находится на восстановлении в госпитале Долгой Ночи, – вслух зачитала Польна. – «Отозван со службы», надо же, как это у них называется!

Сообразив, что говорит слишком громко, Польна обернулась: в слабом свечении флуоресцентной разметки, расположенной вдоль кресел, она различила вампира, укутанного в несколько слоев плотной ткани, и двух стариков; впрочем, никто из них не обратил на девушку внимания.

Закинув ноги на сиденье напротив, Польна продолжала знакомиться с главным героем своей будущей статьи. Дальше шли в основном цифры: сто двадцать девять лет, пятьдесят девять успешных операций, двадцать семь госпитализаций, капитанское звание получил шестьдесят три года назад…

«Сколько-сколько госпитализаций?» – удивилась Польна. Джакоби выглядел ее ровесником, впрочем, лишь внешне. Психологическая зрелость сентиентов вызывала много споров в научных кругах: кто-то говорил, что они «вечные подростки», даже войну воспринимают, как игру. Другие же утверждали, что сентиенты прекрасно умеют маскировать истинные намерения: мол, у них даже своя языковая система есть, чтобы общаться под прицелом видеокамер.

Польна почти свернула заметки, чтобы немного подремать, как вдруг заметила маленькую сноску в самом низу. «Страдает от провалов в памяти. Склонен к импульсивным поступкам и невыполнению приказов. Неоднократно допускал излишнюю инициативность, жертвуя собой для спасения других боевых единиц. Неуправляем».

– А ты, оказывается, плохой мальчик, – прошептала Польна, возвращаясь к фотографии Джакоби.

Гордый взгляд канареечных глаз. Так мог выглядеть и Келси…

Со вздохом убрав телефон в карман плаща, Польна откинула голову на спинку сиденья.

«Вот только не надо мыслей о брате, пожалуйста, – сказала она себе. – Ты работать сюда едешь, поняла?»