– Обязанность каждого правителя – научиться держать огонь, – сказала дочь. – Как мне быть королевой, если я даже не в состоянии высидеть церемонию Ашанты?

Правду он ей открыть не мог. Пока не мог.

Огонь требовал жертвы – жертвы, на которую Элина была не готова, которую в принципе не могла принести.

– Выход состоится завтра утром, – только и сказал Лио.

Элина отодвинулась от стола; губы ее были плотно сжаты, а глаза – глаза Ахны – смотрели осуждающе.

– Ты совершаешь большую ошибку, – сказала она наконец.

Лио не ответил.

Элина ухватилась за край стола, на лице заиграли желваки. В итоге, так и не произнеся ни слова, она ушла из кабинета.

Пламя зашипело. Лио устало откинулся на спинку кресла и, достав из-под курты подвеску Ахны, стал рассматривать тонкую резьбу.

Перед коронацией никто его не предупреждал, что Вечному пламени нужно принести в жертву того, кого любишь. Отец скрывал правду до самого последнего дня.

Лио был в ярости. Он отказался жертвовать Ахной, а пламя в отместку попыталось разорвать его на части.

Каким-то чудом он не погиб. И продолжал жить, наивно полагая, что проверку прошел и Великое пламя удовлетворил.

Вот только Ахна узнала, что это не так. Истина, как всегда, отыскалась в ее свитках.

Это случилось в храме, во время очередной церемонии Ашанты. Элине тогда только минуло семь оборотов. Вечное пламя пылало особенно жарко и хищно. Оно попыталось ужалить Лио, и тот, спотыкаясь, поспешил прочь, но огонь оказался хитрее – ухватил его за лодыжку. Так и утянул бы в яму, если бы Ахна с решительным видом не прыгнула туда первой. Вечное пламя испепелило ее в несколько секунд.

Вот она стояла у амвона, прижимая к себе Элину, – и вот ее уже не стало.

После ее самопожертвования пламя, насытившись, утихло.

Только тогда Лио понял, почему отец скрывал от него правду. Он хотел защитить сына – точно так же, как и сам Лио сейчас оберегал от этого знания Элину.

Чтобы взойти на Огненный престол и принять титул феникса, нужно было принести жертву: либо кровь, либо любовь.

Эту тайну тщательно скрывали от наследников, сообщая лишь в день коронации. Если общественность замечала исчезновение члена королевской семьи, для нее сочиняли объяснения: «Он сильно запил и сгинул в пустыне»; «Она отправилась на Первый материк, там заболела и умерла».

Хотя бы не было нужды скрывать безумие, что текло в крови правителей Раванса. Противники любили этим тыкать: «Почему вы терпите во главе страны сумасшедших?»

«Они отдают себя без остатка служению Феникс, – парировали монархисты. – Разве можно их за это винить?»

Поначалу рассказы о безумии были всего лишь способом отвлечь внимание от страшной правды, но в какой-то момент сами стали правдой. Род Равансов действительно обезумел. Отец Лио, двоюродный дед отца и многие, многие другие. Правда, оставался вопрос: они сошли с ума потому, что скрывали истину, или потому, что лишились своей главной опоры?

Лио знал, какое горе способен принести огонь. И, Феникс всемогущая, он хотел уберечь от этого горя Элину.

«Но есть ведь и другая причина?» – как будто зашептало пламя, и в его треске Лио почудился голос Ахны: «О мой Малхари, ты такой эгоист».

Он медленно развернул свитки. Хоть он и не мог расшифровать рунное послание, общий смысл был ему ясен. Вечное пламя предостерегало короля, напоминая о его преступлении.

Однако он поклялся защищать Раванс до последнего вздоха. Без него страну ожидает хаос, а Элине придется в одиночку сражаться против стаи гиен.

Лио вызвал Муфтасу.

– Помнишь девушку? – сказал он. – Ту, с волосами цвета звезд? Приведи ее ко мне. Посмотрим, горит она или нет.

Последний пророк

Из архивов Пламенного ордена

Вознесшись над храмом, Феникс обратилась к жрецам, и голос Ее был пеплом.

– Почему они воюют за эту землю?

У подножия гор в битве сошлись несколько армий. До крыльца храма доносился далекий лязг металла о металл и краткие вскрики воинов – печальное эхо сражения. Феникс вопрошающе смотрела на одного жреца, на другого, на третьего, но те не поднимали головы: не только из трепета перед богиней, но и оттого, что никто не мог вытерпеть Ее пламенеющего взора.

Никто, кроме одной.

Жрица заглянула прямо в золотые глаза Феникс и тихо, но уверенно произнесла:

– Они не осознают, что смертны.

Феникс пристально посмотрела на жрицу – та не отвела глаз.

– Ты, – произнесла богиня, и стало так.

Вечное пламя полыхнуло навстречу новой госпоже, окутало ее с ног до головы, укрывая, обнимая, принимая. Феникс воздела крылья, и из средоточия огня в небо устремился столп света. Сражающиеся внизу увидели это. Весь мир увидел.

Пророк явился.

Взмахом руки она дала волю гневу Феникс, и бушующее пламя лавиной покатилось вниз по склону. Каждый, кто сопротивлялся, погиб. Каждый, кто молил о пощаде, погиб. Каждый, кто безвольно пал на колени, погиб.

Феникс не знает пощады.

Когда последний король обратился в пепел, Пророк обратилась к остальным жрецам и объявила:

– Никто больше за эту землю воевать не будет.

Так и стало. Спустившись с горы, пламя испаряло реки и ручьи, без разбора жгло деревья, птиц, людей. На глазах у жрецов пышный зеленый лес превратился в иссушенную пустыню, где нельзя было укрыться от безжалостно палящего солнца. Сохранились лишь заросли, укрывавшие горные склоны.

Феникс узрела все это и не только.

Она вновь простерла свои благодатные крыла, и в каждом пере Пророк узнала переливы всех красок мира: от глубин океана до теплых оттенков утренней зари. И, глядя на этот калейдоскоп, она почувствовала, как меняется ее тело.

Жрецы утверждают, будто глаза Пророка обернулись бессмертным золотом Феникс, жилы взорвались потоками пламени, волосы взвились струйками дыма, а губы, когда-то певшие гимны, ссохлись и затвердели.

И голос Пророка теперь звучал хором всех прошлых ее инкарнаций:

– Этот огонь будет защищать землю. Не давайте ему погаснуть.

Так Вечное пламя обрело дом в средоточии храма. Пророк и Феникс стали возноситься ввысь, слившись воедино, пылая все ярче и ярче, пока на них не стало больно смотреть. Когда жрецы наконец смогли открыть глаза, ни богини, ни ее избранницы не было.

Остался только огонь, жаркий и жестокий, безмолвный свидетель того, что случилось, и того, что еще будет.

Глава 11. Яссен

Сияющий Рисанти, Латунный город, был основан пятьсот оборотов назад Ридией, королевой Джантара по прозвищу Тиранка. Когда строители пожаловались, что солнце слишком ярко отражается от металлических построек, она велела всем надеть забрала. С тех пор глаза джантарцев стали обесцвечиваться.

Полная история Сайона, гл. 33

Яссен очнулся от стука в дверь.

Закряхтев, он облизал пересохшие губы. Руку кололи иголки. Морщась от боли, он приподнялся на четвереньки и пополз к двери, но тут она распахнулась, и в комнату вошел Сэмсон.

– Драконьи яйца, ты почему на полу? – удивился друг.

– Так удобнее, – ответил Яссен, прислоняясь головой к стене.

Сэмсон окинул взглядом его спутанные волосы и мятую одежду, затем присел и взял Яссена за подбородок.

– Ты что, отключился? – спросил он с ноткой искреннего волнения.

– Меня здорово отделали.

Сэмсон, прищурившись, повернул его лицо в одну сторону, потом в другую.

– Ну, выглядишь определенно более привлекательно.

Яссен, фыркнув, посмотрел на окно. Уже смеркалось, и луны-близнецы отправились в свой ночной обход. Ему припомнилось, что собирался дождь, но теперь на горизонте осталось лишь несколько одиноких тучек.

Сэмсон поднялся и осмотрел комнату. Его внимание привлекла одежда, разложенная на кровати.

– Это из-за руки? Распорядитель арены мне рассказала. Я пообещал, что передам Элине сам.

Яссен вспомнил замечание принцессы по поводу руки и ее внимательный взгляд. Так пустынный сокол высматривает жертву, прежде чем размозжить ее о камни. Она, должно быть, почуяла, где у него слабое место. А потом он вспомнил взгляд ее карих глаз: безжалостный и расчетливый, но словно таивший в глубине страх.

– Как думаешь, Элина боится? – спросил он.

– А ты бы не боялся, если бы тебе предстояло меньше чем через цикл взойти на трон? – засмеялся Сэмсон. – Окажись я на седьмом кругу пекла, и то не так бы переживал.

«Что ж, трудно не согласиться».

Яссен потер руку и присел на край кровати. Шелковые рубашки из Нбру, льняные куртки с Монгуми и хлопковые штаны, сшитые в тихом городке Бейроне, аккуратно лежали поверх одеяла, нетронутые.

– Примерь. Посмотрим, подойдут ли, – сказал Сэмсон, закрывая окно.

Яссен нехотя взглянул на одежду и осторожно взял голубую рубашку с золотыми пуговицами.

– Сейчас, – сказал он и пошел было к ванной, но Сэмсон его остановил:

– Примерь здесь.

Они долго смотрели друг на друга, пока наконец Яссен со вздохом не отвел глаза.

– Так я и знал, – сказал Сэмсон. – Покажешь?

Яссен медленно стянул мокрую от пота рубашку, обнажая правую руку. Вниз от плеча шли глубокие рубцы, вдоль которых расползались буро-красные пятна ожогов, сморщенные, словно кожица сушеных фиников. Коснувшись локтя, Яссен ощутил в костях знакомую ноющую боль.

– Это с тобой арохассины сотворили? – ошарашенно прошептал Сэмсон.

– Они тут ни при чем. Я сам виноват.

Воспоминание было еще слишком свежо. Яссен будто заново ощутил, как огонь охватил его руку, как в кожу впился нестерпимый жар, как запахло паленой плотью.

– Арохассины меня едва спасли.

Сэмсон медленно опустился на диванчик и положил подбородок на сплетенные пальцы.

Это была его старая привычка. Точно так же он сидел, когда им впервые дали задание убить человека.

Испытание называлось Охотой. Жертвами становились сбежавшие пленники – обычно раванские солдаты или чиновники, которых до этого похитили или взяли в плен, чтобы выпытать важные сведения. Допросы велись с разной степенью пристрастия, или, как любили говорить арохассины, «склонения к сотрудничеству». Тех, кто не умирал под пытками, использовали в качестве живых мишеней для новобранцев.

– Ну что, ребята и девчата, разбиваемся на пары, – приказал Акарос, выдав каждому оружие.

Яссен, конечно же, выбрал Сэмсона: тогда они были неразлучны. Чувствуя дрожь своего товарища, он внимательно слушал суть задания.

– Итак, всего их будет шесть, и бежать они будут быстро – очень быстро. Как шобу, спасающиеся от змеи. Так вот: вы должны быть быстрее. Вспомните, чему вас учили. Найдите цель, выровняйте дыхание, стреляйте. Вопросы?

– В чем подвох?

От других наставников Акарос отличался выдумкой. Все об этом знали, но подать голос не осмелился никто, кроме Сэмсона.

Акарос развел руки и усмехнулся. Ожог у него на лице искривился, будто стронутый ветром песок.

– Молодец, что спросил, Руру. – Это был позывной Сэмсона. – У каждого будет ровно один выстрел – одна пуля… Нечего головами трясти! В пуле больше сути, чем в клятом импульсе… Так, теперь посмотрите на своего напарника или напарницу. Да-да, прямо в глаза. Давайте. Если вы поразите мишень, они получат поощрение. А если промахнетесь… – Акарос перестал улыбаться. Плохой знак: теперь не поймешь, что у него на уме. – Вы знаете, что бывает с теми, кто не идет на сотрудничество.

В ту ночь обе луны скрылись за облаками, и с гребня холма было почти ничего не разглядеть. Впрочем, лаз из подземной тюрьмы располагался как раз напротив валунов, в тени которых по двое засели новобранцы.

– Сэмсон, – шепотом позвал Яссен. – Сэм.

Он видел, как дрожит рука товарища, сжимающая оружие.

– Всем приготовиться, – послышался в комме голос Акароса. – Они выходят.