Первый пленник высунулся из лаза, осмотрел окрестности и застыл в нерешительности. Сквозь прицел Яссен видел его бледное лицо и загнанный взгляд. Следом показались еще пятеро и заспорили между собой. Яссен пытался прочесть по губам, о чем они говорят, и тут первый пленник рванул на свободу.

Кто-то из парней выстрелил. Гулкое эхо огласило долину. Беглец споткнулся и упал.

– Живее, – велел Акарос.

– Сэм!

– Я… я не могу… Прости, Яссен.

Его охватил ужас, холодный и безжалостный.

– Что значит «не могу»?! Сэмсон, ты должен!

Следующий пленник с воплем кинулся наружу и вправо. Выругавшись, Яссен взял его на мушку. Голова жертвы оказалась точно в перекрестье прицела. Этот мужчина был чьим-то сыном, братом, отцом. Не исключено, что приличным человеком. Однако Яссен знал, как любит Акарос растягивать мучение, что даже укол иглы становится нестерпимым. Он не мог обречь Сэмсона на подобные страдания.

Выстрел был точным. Ноги у беглеца подкосились, будто соломенные. Выдохнув, Яссен слышал в ушах отчаянный стук сердца. Все тело дрожало. В ту секунду – в то самое мгновение, когда пуля оборвала чужую жизнь, – он осознал, что и в нем что-то оборвалось. И что эту прореху в душе не залатать.

Другие новобранцы тоже поразили свои цели. Осталась только одна девушка, убегавшая к холмам. Яссен встряхнул Сэмсона, но тот будто застыл, даже пальцы обмякли.

– Ну давай, ну пожалуйста! – умолял Яссен, однако друг так и не шевельнулся.

И тогда Яссен вырвал оружие у него из рук и застрелил пленницу. В ту ночь он впервые убил – и сразу двоих. После испытания он попробовал убедить Акароса, проверявшего патронники, что стрелял Сэмсон, но наставник обо всем догадался.

– Стойте, – сказал Сэмсон, когда Акарос велел схватить Яссена. – Накажите лучше меня. Это я виноват.

– Надо же, как благородно, – произнес Акарос, и в его устах это слово сочилось ядом.

В наказание Сэмсону назначили двадцать ударов плетью: десять за себя, десять за Яссена. Его высекли на глазах у прочих новобранцев. Яссен не помнил, плакал ли Сэмсон, помнил только, как они вернулись в казарму и как друг в полубреду от лекарств шептал что-то в темноте.

– Она была похожа на мою сестру…

За все время их знакомства Яссен даже не подозревал, что у Сэмсона есть родные.

– Забудь, – прошептал он в ответ, сжимая Сэму руку. – Они все мертвы. Они больше не мучаются.

Ужасные слова, но Яссен не умел утешать других. Сэмсон, впрочем, уже заснул, в основном из-за обезболивающих. Тогда-то Яссен и поклялся себе, что никогда больше не убьет без необходимости. И никогда не убьет безоружного.

Но той злополучной ночью в Веране он эту клятву нарушил.

По стеклу загрохотал дождь, и Яссен вздрогнул. Сэмсон подошел к окну и снова его открыл. В комнату ворвался поток свежего воздуха, густо пахнущий сырым песком. Обожженной кожей Яссен ощутил мокрые брызги.

– Гроза в пустыне ни с чем не сравнима, – заметил Сэмсон.

Яссен размял пальцы.

– Я могу драться.

– Не сомневаюсь. Только боюсь, как бы такие драки тебя не прикончили.

– Бывало и похуже, – отозвался Яссен. Он старался казаться беспечным, но рука предательски задрожала, и пришлось сжать ее в кулак.

– В твоем списке есть агент арохассинов, которого мы хотим захватить, – сообщил Сэмсон. – Работает в южном округе Рани.

– Хорошо. Я могу ее взять.

Сэмсон немного постоял, ссутулившись и опустив голову, на фоне догорающего заката. Затем развернулся и посмотрел на Яссена.

– Если сведения не подтвердятся, тебя пристрелят на месте.

Яссен кивнул.

– Что-то еще?

Он понимал, что Сэмсон сказал не все, – мог прочесть это по глазам и по тому, как друг вцепился в подоконник.

– Ну, разве только… – доверчиво и простодушно улыбнулся Сэмсон, как тогда, в детстве. – Я рад, что ты здесь, живой. Клятое пекло, Яссен, я рубил ходы в горе, и можешь мне поверить: ты – крепче, – добавил он со смехом.

– Знаешь, немудрено, когда пытаешься выжить, а у тебя над душой стоит Акарос.

Улыбка Сэмсона дрогнула. Черной бесшумной кошкой на его лицо вползло раскаяние. Яссен, впрочем, знал, что извинений не будет. Сэмсон не из тех, кто просит прощения, – то ли от стыда, то ли от гордыни. Когда он сбежал и не вернулся, Яссен был вне себя от ярости. Однако стоило Акаросу предложить ему выследить и убить бывшего напарника, от ярости не осталось и следа. Потому что у Сэмсона было одно качество, которое Яссен ценил в нем превыше всего.

Верность.

Извинений от него не дождешься, но зато своих он защищает до последнего и в беде не бросает.

– Клянусь, – твердо произнес Сэмсон, – как только ты будешь свободен, мы вместе поймаем Акароса. И я отрежу ему голову.

Яссен промолчал. Злость требовала усилий, давила на плечи, и если уж отрекаться от прошлого, то вместе со всем остальным. С местью, кровопролитием, расплатой.

Чистый лист, новое имя.

Новая жизнь, в которой нет места возмездию.

– Как хочешь, но сделай это, пожалуйста, один. Без меня, – сказал он.

Сэмсон попытался было что-то возразить, но передумал.

– Лови, тебе пойдет, – сказал он, швыряя в Яссена белой рубашкой. Взгляд его задержался на покрытой ожогами руке. – Болит?

– Иногда. Словно привидение проходит сквозь меня. – Подхватив штаны, Яссен выпрямился. – А теперь можешь выйти, если не трудно?

На пороге Сэмсон задержался. Дождь стал сильнее, тяжелые капли били по крыше, как будто там сражалось полчище игрушечных солдатиков.

– Отбываем на рассвете, – сказал друг и аккуратно прикрыл за собой дверь.

Яссен бросил рубашку на пол, подошел к окну и высунулся. Ливень ударил ему в лицо, намочил волосы, струился по голому торсу. Яссену хотелось, чтобы сырость пробрала его до костей.

Сквозь дождливую муть проступали очертания песчаных небоскребов и чатри. Дальше раскинулся пустынный пригород, и где-то на его окраинах притулился дом.

Мысли о нем вызывали смешанные чувства. Дом ведь – это тихая гавань, где ты спокойно доживаешь остаток дней. Но он же – проклятие, мечта, которой не суждено исполниться.

Из-за бесцветных глаз Яссен не мог быть в Равансе своим. Джантарцы тоже отвергли его, едва услышав пустынный акцент. Яссен всегда был сиротой, даже до того, как осиротел на самом деле.

Родители пытались его уберечь, но и они подвергались тем же гонениям. Все называли их предателями. Яссена же называли выродком.

А когда родители умерли, соседи смотрели на него с жалостью, будто на бесхвостого шобу. «Никто его такого не усыновит», – шептались они. Яссену хотелось вырвать жалость из их глаз и закопать где-нибудь далеко в пустыне.

И тем не менее вот он на Дворцовом холме, в чертогах, что нависают над городом, который породил его и отверг. Он спит в королевских покоях, хотя никогда даже не мечтал сюда попасть.

Яссен закрыл глаза и подставил язык соленым каплям.

Он, сирота с пустынных окраин, покажет им всем, чего сто́ит. Обязан показать.

Глава 12. Элина

Вместе с огнем приходит исступление – всепоглощающая ярость, выжигающая страх дотла. В этом кроется секрет могущества Пророка. Она служит палачом правосудия и не боится смерти. Ее жизнь простирается на многие и многие поколения, а мы для нее не более чем мимолетный вздох.

Из дневников Ному, жрицы Пламенного ордена

– Ты потеряла контроль, – сказала Ферма, когда Элина вышла из отцовского кабинета.

– Что?.. – удивилась она, отвлекаясь от мыслей, зачем отцу понадобилось спускаться в библиотеку. – Потеряла контроль над чем?

– Там, на арене, – уточнила Ферма. – Устроила убийце избиение после того, как он явно уступил тебе бой.

– А, ты об этом… – Элина вздохнула. – Он владеет унсунгом, Ферма. Видно по стойке. Я старалась его вынудить хотя бы на один прием…

– …Но ему хватило ума терпеть твои удары. – Ферма покачала головой. – Ты ведь сама знаешь, что лежачего бить нечестно.

Элина промолчала. Пускай еще не королева, она знала, как правители бывают скоры на расправу и суровы в приговорах. Фарзанд безжалостно велел истребить джантарское войско, застрявшее на севере из-за песчаных бурь. Беспомощные мужчины и женщины были безопасны, но король не дрогнул. Даже тела не вернули родным для погребения – их сложили в большой костер в нескольких милях к северу от Дворцового холма и сожгли.

У нее бы не хватило духу поступить так же, но один урок из этой истории она извлекла: поверженного врага нельзя недооценивать.

Элина направлялась в свои покои, где тоже располагался отдельный вход в библиотеку, положенный всем членам королевской семьи, – на этом настояла королева Джуми. Отец редко спускался в книгохранилище, потому что все там напоминало ему об Ахне. Раз он сумел переступить через себя и обратиться к свиткам, нужно было понять зачем.

– Ты меня слушаешь?

– Не поверишь, но да, – ответила Элина, поворачиваясь к юми. – Да, пожалуй, с убийцей я слегка перегнула палку. Но в самом главном, Ферма, ты ошибаешься. – Она остановилась, и ее Копью тоже пришлось замереть. – Контроль я не теряла. Ни разу.

Элина вытянула руку вперед, та была неподвижна. После первых спаррингов с использованием унсунга ее всю трясло еще несколько часов. Приемы требовали высокого сосредоточения и энергетических затрат. Элина видела, как Яссен Найт крутился буквально на носках, уходя от атак Фермы. Унсунгом он пользовался, но ограниченно.

«Возможно, дело в травме», – подумала Элина. Даже с больной рукой убийца здорово защищался, все время переправляя импульс ее ударов так, чтобы не подставлять правый бок.

Он был умен, и это страшно бесило. Впрочем, в Элине снова проснулось осторожное любопытство – с ноткой тревоги.

Если Яссен Найт сражался так вполсилы, то каков он на самом деле? И что еще скрывает?

* * *

В библиотеке пахло по-прежнему: старым камнем и слежавшимся песком. Элина медленно покрутилась, и шары-лампы, реагируя на ее движение и шелест юбок, один за другим осветили уносящиеся ввысь стеллажи с книгами и свитками.

За спиной послышались шаги. Обернувшись, Элина увидела, как Ферма спускается следом за ней и отряхивает пыль с длинных шелковистых волос.

– Я велела стражникам отойти в другой конец коридора. Они не слышали, как открылся проход.

Элина подошла к восточной стене и провела пальцами по выдолбленным в камне полкам. В последние обороты она стала появляться здесь все реже. Подготовка к коронации и слежка за золотошапочниками отнимали много времени.

В детстве она спускалась в библиотеку, чтобы удрать от назойливых учителей. Подростком – чтобы побыть в одиночестве. Холодно-неподвижный камень и затхлый запах древних папирусов до сих пор почему-то ее успокаивал.

Но самое главное – здесь она ощущала себя ближе всего к матери. Ахна, когда была жива, сделалась смотрителем этой библиотеки. Она изобрела систему каталогизации свитков, которую по секрету передала дочери. Нередко Элине случалось застать Ахну здесь за расшифровкой древних рун и пророчеств давно ушедших эпох.

– Мама, а что ты читаешь? – спрашивала Элина, и та с улыбкой расправляла сари, приглашая дочь к себе на колени.

– Слушай… Вначале, когда еще не было ничего, существовали три вида пламени…

Ахна любила эту легенду больше прочих, до одержимости, – так сильно, что ее сны наполнились лихорадкой разрушения и смерти.

Элина шла по библиотеке, чувствуя, что вот-вот расплачется. Ей припомнился один случай: она спустилась сюда и увидела, как мать мечется от стеллажа к стеллажу на летающей платформе, расшвыривая свитки во все стороны.

– Феникс всемогущая, он должен быть тут. Должен, я знаю! – восклицала она.

Весь пол был завален бумагами. Элина, вскрикнув, принялась их собирать, чтобы вернуть на место, но Ахна создавала беспорядок быстрее.