День прошёл тягуче и расслабленно. Делать, по-сути, было нечего. Мы пообедали пайками, подремали в тени пальм, сходили к озеру, где наткнулись на стаю розовых фламинго. Красивые птицы. Купаться, однако, не стали – и впрямь мелко.

Время от времени Нодия включал рацию и проверял компас. Всё оставалось по-прежнему: эфир был пуст, а компас напрочь отказывался показывать стороны света.

После обеда, ближе к вечеру, наползли тучи и пролился короткий, но мощный тропический ливень. Его мы переждали, спрятавшись в гравилёте. После ливня стало чуть прохладнее. Тучи разошлись, солнце всё больше склонялось к западу.

– Удивительное чувство, – сказал Аркадий Натанович. – Словно мы одни во всём мире. Нет у вас такого?

– Есть, – сказал младший Стругацкий. – Я списываю это на то, что остров необитаем, а радиоэфир пуст.

– Психологический эффект? – спросил старший брат.

– Он самый.

– А то, что на острове нет ни малейших следов человека, тебя не смущает?

– Возможно, это другой остров. Не Западный Кайкос.

– Это Западный Кайкос, – сказал Сергеев. – Можешь даже не сомневаться, Боря (за время, проведённое на острове, они перешли на «ты»).

– Подтверждаю, – сказал я.

– И я подтверждаю, – сказал Нодия.

– Мы так и не долетели до соседнего острова и не проверили, есть ли там аэропорт, – упрямо сказал Борис Натанович.

Мы с Нодия и Сергеевым переглянулись.

– До заката ещё два часа, – сказал Сергеев. – А до Провиденсьялеса с его аэропортом – двадцать два километра.

– Пять минут лёту, – сказал Нодия. – Машина в полном порядке.

– А, чёрт, давайте слетаем, – махнул я рукой. – Невыносимо ждать.

– Что будем делать, если аэропорта нет? – спросил Аркадий Натанович. – А его, думаю, нет.

– Вернёмся сюда, на привычное место. Ночуем и завтра с утра, если ничего не изменится, думаем, что делать.

– Я мог бы определиться по звёздам, – сказал Сергеев. – Уж на Кубу точно вернуться можно.

– Если нет аэропорта, – сказал Аркадий Натанович, – то может не оказаться и Гаваны.

– Твою дивизию, – сказал охранник Борис. – Аж мороз по коже. Вы серьёзно?

– Серьёзней некуда.

– Летим, – я поднялся с песка. – Туда и назад, сорок минут нам на всё про всё.

– Все летим? – спросил Нодия.

– Все, – сказал я. – Думаю, лучше не разделяться.

Аэропорта на соседнем острове Провиденсьялес не оказалось. Так же, как не оказалось там ни малейших признаков жилья и присутствия человека. Такой же тропический остров с девственной природой, как и Западный Кайкос.

– Возвращаемся, – скомандовал я. Формально командиром гравилёта был Нодия, но за последние несколько часов лидерство как-то незаметно перешло ко мне. Возможно потому, что вся затея с Пуэрто-Рико и радиотелескопом была моей. А возможно, и нет.

Пятнадцатилетний капитан.

Южная ночь наступает быстро. Что в Кушке, что здесь – на Карибах. Казалось бы, вот только что солнце валилось в океан, раскрашивая алым, жёлтым и оранжевым редкие перистые облака и гребни волн, а в следующую минуту небо теряет закатные краски; загораются первые звёзды, и, не успеешь сказать «добрый вечер», как весь твой свет – это пляшущее пламя костра и электрический фонарик в кармане. Всё остальное – жаркая летняя темнота, в которой слышен шорох игуан, шныряющих по соседним кустам да крики незнакомых птиц. Конечно, если нет луны. Её и не было.

– И всё-таки, – сказал Аркадий Натанович, отправив в рот кусочек хлеба, которым только что вытер тарелку от мясного соуса. – М-м… вкусно. Впрочем, в походе всё вкусно. Организм требует калорий и готов с радостью переварить что угодно, – он налил себе в алюминиевую кружку чая из котелка, стоящего рядом с костром, с хрустом разгрыз кусочек рафинада, сделал глоток. – Божественно. Тысячу лет не пил чай вприкуску. Так вот. И всё-таки. Мы тут все неглупые люди, кое-кто даже с высшим образованием, а двое и вовсе учёные. Предлагаю порассуждать о том, что с нами случилось.

– Бермудский треугольник с нами случился, – буркнул охранник Борис. – Сами же рассказывали.

– Ну хорошо, – решительно произнёс Борис Натанович, поднялся и направился к гравилёту, стоящему неподалёку.

– Ты куда? – спросил старший брат.

– На звёзды смотреть, – ответил младший. Астроном я или где?

– А ведь и верно, – сказал Сергеев, поднимаясь с песка. – Звёздное небо над головой – лучшая карта штурмана.

Через минуту мы все стояли на пляже, метрах в двадцати от прибоя, и смотрели в небо.

– Сейчас начало августа, и мы далеко на юге, – сказал Борис Натанович. – Значит, Большую Медведицу не видно, а Малая с Полярной звездой должны быть над самым горизонтом, на севере. Вот она, – он показал на север. – Видите, мерцает? Удивительная чистота атмосферы, к слову. Будь мы в городе или рядом, ни черта бы не увидели.

– Значит, север на месте, если сравнивать с картой, – сказал механик-штурман. – Хоть за это спасибо.

– Прямо над нами – Сатурн, – продолжил Владимир Алексеевич Крат, вытягивая руку к зениту. – Вон тот, самый яркий. Южнее, – он повернулся и чуть опустил руку, – Фомальгаут. Самая яркая звезда в Южной Рыбе. У нас, в России, особенно в Ленинграде, не виден.

– Двадцать пять световых лет от Солнца, – добавил Борис Натанович. – Совсем рядом по галактическим меркам.

– Смотрим дальше, – оживился директор Пулковской обсерватории. – Вон там, на востоке, Юпитер и Альдебаран в созвездии Тельца. Чуть правее, к северу, – Марс. Красноватый, видите? На западе – Альтаир в созвездии Орла. Ещё западнее, яркая, голубоватая, – Вега в созвездии Лиры.

– У нас, в России, она в это время года практически в зените, – сказал Борис Натанович.

Мы послушно поворачивали головы, следя за его пальцем и звёздным небом. Зенит над головой прочертил яркий и быстрый метеорит.

– Звезда упала, – прокомментировал Антон. – Не успел.

– Желание загадать? – спросил Борис.

– Ага. Никогда не успеваю.

– Желание у нас, думаю, сейчас одно на всех, – сказал Аркадий Натанович. – Домой вернуться. В смысле, в свой мир. Потому что этот мир точно не наш. Доказательство – отсутствие следов человека.

– Провал во времени? – деловито осведомился Нодия, демонстрируя знакомство с фантастической литературой.

– Если только не слишком глубокий, – сказал Борис Натанович. – Созвездия те же и все на своих местах. Так, Владимир Алексеевич?

– На первый взгляд – да, – подтвердил директор Пулковской обсерватории. – Хотя, чтобы определить точно, нужны соответствующие инструменты и карты звёздного неба.

– Несчастных пятисот лет вполне хватит, – сказал Аркадий Натанович. – В каком году у нас Колумб Америку открыл, в тысяча четыреста девяносто втором?

– Примерно так, – подтвердил младший брат. – Но люди здесь были, я думаю. Хоть и не белые, конечно.

– Или это параллельный мир, – сказал я, вспомнив гарадскую теорию параллельных миров. – Всё то же самое, только без человека. Совсем.

– Ужас, слушай, – сказал Нодия. – Уж лучше временной провал. Тогда хоть какие-то шансы.

– Долетим до Европы и станем там королями! – радостно воскликнул Сергеев. – С нашими-то знаниями и гравилётом!

– Наше с Антоном оружие тоже лишним не будет, – сказал охранник Борис.

– А то! – приосанился Антон.

– «Янки при дворе короля Артура», – буркнул Борис Натанович. – Как же, как же, читали.

– В данном случае – русские, – весело заметил Аркадий Натанович. – В смысле, советские. И почему обязательно Артур?

– Можно подумать, Иван Грозный лучше, – вздохнул младший брат.

– Как насчёт Александра Невского? – спросил старший. – Объединим Русь, скинем татарское иго… А?

– Мечтатели, – сказал Владимир Алексеевич. – Одно слово – фантасты, – он зевнул. – Пошли на ночлег устраиваться. День был непростой, устал я что-то.

Дежурство решили не устанавливать. Самого страшного зверя – человека – здесь не было, а все остальные не представляли опасности.

– А змеи? – опасливо осведомился охранник Борис. – Не люблю змей.

– Зря, – сказал я. – Они хорошие и никогда не нападут на человека первыми. Говорюкак кушкинец.

– Да нет здесь ядовитых змей, – сказал Сергеев. – Мы не видели и в путеводителе про них ни слова.

– Ладно, – неуверенно сказал Борис. – Поверю на слово.

– Кто боится, может спать в гравилёте, – сказал Нодия. – Сиденья раскладываются, двое вместе со мной как-нибудь поместятся.

– Правильно, – сказал я. – Командир корабля должен спать в корабле. На всякий случай.

Наконец, устроились. Нодия лёг спать в главилёте, остальные, на одеялах, вокруг угасающего костра. Поболтали о разном, кто курил – покурили и быстро заснули. Вероятно, сказался трудный день.

Я проснулся ночью, словно меня кто-то толкнул.

Сел, огляделся.

Конечно же, никто меня не толкал – все крепко спали.

Над головой раскинулось роскошное звёздное небо с Млечным Путём и всеми своими альдебаранами, сатурнами и вегами. В кустах негромко цвёркали какие-то насекомые – возможно, местные цикады. Костёр практически погас. Я подбросил в него несколько веток, посмотрел на часы. Два часа ночи. Что же меня разбудило, интересно?

Бесшумно поднялся и пошёл к океану. Два часа ночи – время, когда прилив уже закончился, а отлив ещё не начался.

Глава шестая
Морской Народ. Обсерватория Аресибо. Радиосигнал

Невысокий прибой умиротворяюще накатывался на песчаный пляж.

Вряд ли акулы подойдут близко к берегу, они за рифом охотятся, а он дальше, туда не поплыву. Впрочем, даже если подойдут, я их почувствую заранее.

А искупаться очень хочется – весь день на жаре.

Я разделся догола, вошёл в воду, продышался, нырнул, открыл глаза.

Ах, хорошо!

Мелькнула стайка светящихся рыбок. Две медузы, словно два прозрачных сосуда удивительной формы, наполненных синеватым и зеленоватым светом. Дальше и глубже светились целые поля кораллов, усыпанные жёлто-зелёными флуоресцентными пятнышками. Так бы плыл и плыл, словно Ихтиандр – никому не враг, свой среди своих. Только в такие моменты отчетливо понимаешь, что мы вышли из океана. Просыпается древняя глубинная память и словно говорит тебе…

– Здравствуй. Хорошо, что ты пришёл. Мы тебя звали, – словно сказал кто-то в моей голове. Не по-русски, не по-гарадски и не по-английски. Вообще не словами. Но я понял.

Десять – одиннадцать минут. Примерно столько я могу пробыть под водой, не напрягаясь. Если напрячься – дольше.

Нырнул я меньше минуты назад и не испытывал ни малейшего дискомфорта с потреблением кислорода. Плавать ещё и плавать.

Глубина?

Метра два с половиной. Но можно опуститься и глубже, к самому дну. Зачем? Сам не знаю, – так мне показалось будет спокойнее. На глубине всегда спокойнее.

Я перешёл в орно и нырнул глубже. До дна от поверхности здесь было метров семь. Никакого течения я не ощущал, отлив только-только начался и ещё не успел набрать силу.

Теперь я видел лучше, хотя, конечно, не так, как на воздухе. Была бы маска для ныряния – другое дело. Но что есть – то есть.

Вот ещё что. Ни люди, ни силгурды не владеют телепатией. Мы не умеем читать мысли. Даже в состоянии орно. В самом лучшем случае – тонко чувствовать настроение человека, примерно догадываться, о чём он думает. Другое дело – животные и растения. С ними наше общение может приближаться к телепатическому. Да, у животных и растений нет мыслей в нашем понимании этого слова. Но они чувствуют и могут общаться на биоэнергетическом уровне. Вот к этому общению можно подключиться. Тогда собака принесёт вам пачку папирос из соседней комнаты без всякой звуковой команды (это даже мой прадед умеет), а листья чинары, под которой вы сидите жарким летним днём в одном из парков Ташкента, развернутся так, чтобы тень от них стала гуще и прохладнее.

– Кто вы? – спросил я мысленно.