Не желая верить в худшее, я стиснул зубы, пока изучал подвесной мост, на котором сражался мой брат. Его разрушили каким-то адским ударом силой в десятки тонн, и на руины страшно было смотреть. Поперек двора лежал огромный кусок каменной кладки, а плиты рассекала огромная борозда, темная от крови.

Я шел как на виселицу, и перед мысленным взором сиял образ Аарона. Я вспомнил нашу юность – нашу ненависть, перекованную адским пламенем в дружбу, которую я ценил превыше всего. Снова увидел, как он стоял рядом со мной в тот день, когда мы с Астрид поженились и обменялись кольцами – их собственными руками выковал нам Батист. Вспомнил, как они оба плакали в день, когда родилась Пейшенс. Как обнимали меня, когда я отправился вслед за Диор, страдая, что они не смогут снова отправиться со мной во тьму.

У меня перехватило дыхание при виде ужасного пятна – залитый кровью сапог, раздавленный каменной кладкой. И что-то еще, клином торчавшее из расколотого камня.

– Габи? – прошептала Диор.

Я опустился на колени, чтобы убрать это, но оно застряло намертво. Я почувствовал, как во мне поднимается ярость, как удлиняются и заостряются клыки, пока я пытался высвободить его. Мышцы напряглись, и Диор коснулась моего плеча, но я только выругался, дернул посильнее и по инерции отлетел назад, задыхаясь, когда, наконец, вырвал предмет и замер.

Падал снег, и в груди у меня нарастал крик. Предмет у меня в руке был тяжелее, чем моя жизнь, которую я так не любил. Я сжимал рукоять меча. Крестовина погнулась, но я мог разглядеть крылья ворона, ухмыляющийся череп, длинные развевающиеся серебряные одежды.

– Манэ. Ангел смерти.

– Это?.. – прошептала Диор.

– Меч Аарона.

– О Боже… О, Габи…

Я опустил голову, разбитая рукоять выпала из моей ладони, пока я боролся с рвавшимся из меня криком. Я закрыл глаза, чтобы не видеть этого, не хотел верить, не мог поверить, повторял себе снова и снова, что, возможно, это не он, а другой человек, другой солдат, которому в руки каким-то образом попал любимый клинок Аарона, как-то…

Как-то…

– Габриэль.

Я посмотрел на существо, издавшее этот ненавистный шепот, взглянул в ненавистные глаза.

– Нам надо уходить от-с-с-сюда, – прошипела Селин. – Кэрнхем ждет.

– Но… как же дети? – спросила Диор.

– А что с детьми? – раздался холодный шепот.

– Мы что, возьмем и просто бросим их?

– Именно. – Селин взмахом тонкой руки указала на обломки Авелина. – Это всего лишь проба, первое знакомство, Диор. Весь мир будет выглядеть так, если мы не найдем мастера Дженоа. Каждый раз, когда ты сбиваешься со своего пути, ты зря теряеш-ш-шь время, зря теряеш-ш-шь надежду…

– А ты зря сотрясаешь воздух своим дыханием, – огрызнулся я. – Без конца повторяя одно и то же.

– У нас-с-с нет дыхания, братец. С-с-спасибо тебе.

Удар был жестоким, и сердце у меня замерло, но я не хотел давать сдачи. Диор закусила губу, наблюдая, как я осматриваю святилище, построенное моими братьями, слушая одинокие крики обожравшихся ворон среди руин. Отголоски еще одной мечты были разрушены.

– Что бы мы ни делали, – наконец вздохнул я, – оставаться здесь мы не можем.

Мы побрели вниз по склону к детям. Их было человек двадцать, мальчиков и девочек, большинство примерно того же возраста, что и Диор, но некоторые – гораздо младше. Они собрали в руинах все, что могли, еду и одежду, пускай пережитое испытание измучило и раздавило их. Дети постарше при виде Диор вытягивались струной и смотрели с немой благодарностью и тихим благоговением. Феба раздобыла в сгоревших домах одежду – штаны, плотную куртку, зимний плащ – все в пятнах сажи. Но пары сапог ей, по-видимому, найти не удалось. Она одарила Диор теплой улыбкой, а меня холодным взглядом. Но на Селин посмотрела довольно сердито.

И это сулило неприятности…

Они не заставили себя ждать. Я услышал хруст шагов за спиной, обернулся и увидел Лаклана. Он проходил через ворота, его плечи припорошило свежим снегом. Наши взгляды встретились, и я увидела гнев и недоверие, которые он с трудом сдерживал. Он был достаточно вышколен, чтобы не озвучивать вопросы, которые наверняка роились у него за клыками. Но я знал: на горизонте маячит трудный разговор.

– Никаких признаков Киары и ее сородича, – сообщил он. – Но темнота сгущается, а нежить бегает быстро. Нам нужно уходить, пока они не добрались до нас. Вопрос в том, куда.

– Держимся тропы, – сказала Селин. – Двигаемся на запад, к Найтс-с-тоуну.

– С ними на буксире? – Феба махнула рукой в сторону детей. – Отличный план, пиявка.

– Никто не просил тебя выс-с-сказываться, ведьма плоти.

– Никто не просил меня спасать шкуру твоего брата. И не зови м…

– Хватит, – рявкнул я. – Прежде всего нам нужно убраться отсюда к чертовой матери. Если Неистовые вернутся, нам достанется больше, чем епископу на собрании кардиналов. Мы двигаемся назад, на север, подальше от их следов. Все мы, – добавил я, сердито глядя на сестру. – Протопаем ножками несколько миль, спать будем в мешках. – Я хлопнул в ладоши. – Давайте двигаться, солдаты.

Услышав мой голос, дети выстроились в шеренгу, готовясь покинуть единственный дом, который большинство из них знало. Воздух полнился печалью и холодом, и Диор стиснула мою руку, плотно сжав губы. В ответ я тоже пожал ей ладонь, сбрасывая покров горя и думая о том, чтобы просто выжить. Вздохнув, я посмотрел на Фебу, похлопывающую Медведя по седлу.

– Сначала дамы, потом господа.

Женщина приподняла бровь.

– Засунь свое рыцарство себе в задницу, парень.

– Мое рыцарство давным-давно пало от собственного меча. Но, если не ошибаюсь, ты останешься в таком виде по крайней мере до утренних сумерек. Так что, если только у тебя нет жгучего желания остаток ночи бродить босиком по ледяному снегу…

Феба оглядела меня с ног до головы, уперев руки в бока. Я закатил глаза.

– Не заставляйте меня умолять вас, мадемуазель.

– А мне нравится, когда меня умоляет твой вид.

– Мой вид?

Тряхнув волосами, Феба повернулась и усадила в седло Пони маленькую девочку, а за ней еще двух парнишек постарше. Затем пожала пальцы Диор и передала ей поводья. Девушка слегка напряглась от такого знакомого прикосновения, но Фебу, казалось, это ничуть не обеспокоило. Она нерушимой стеной встала за плечом Диор, как страж у ворот.

А я помог взобраться в седло Медведя долговязому мальчонке, посадил за ним еще одного ребенка и наклонился, чтобы поднять третьего. И вдруг понял, что это та самая белокурая девчушка лет шести-семи, которую вытащила из реки Диор. Ее платьице было грязным и в пятнах крови, в чумазой ручонке она сжимала самодельную тряпичную куклу. А на шее я увидел желанный трофей.

Золотой флакон на оборванной цепочке, который когда-то украшал шею Матери-Волчицы.

– Как тебя зовут, красавица? – тихо спросил я, присев перед ней на корточки.

Она испуганно посмотрела себе под ноги.

– Мила, месье, – произнес тоненький голосок.

– И где ты это взяла, мадемуазель Мила? – спросил я, указывая на пузырек.

– Нашла. – Она рискнула взглянуть на меня. – После того, как леди Кисуня укусила тебя и ты произнес нехорошее слово.

– Да, – торжественно кивнул я, – это было очень плохое слово.

– Да, – застенчиво улыбнулась она, прижимая куклу к груди. – Очень плохое.

– Можно мне посмотреть?

Она взглянула на меня: кожа забрызгана кровью, белокурые волосы испачкались, а большие карие глаза уже слишком много повидали в этом мире. И хотя эта маленькая девчушка только что потеряла все, она сняла цепочку с шеи и вложила в мою раскрытую ладонь.

– Возьми себе.

– Правда?

Мила кивнула.

– Ты сказал нехорошее слово. Но ты хороший человек.

Я сунул флакон в бандольер, поцеловал ее в лоб и, подняв, посадил позади остальных. Оглянувшись, я заметил, что Диор улыбается мне, но сам фыркнул и с хмурым видом отмахнулся. Лаклан посадил на плечи маленького мальчика, второй сидел у него на спине, обхватив его ногами за талию. Щурясь из-за резкого пронизывающего ветра, я высоко поднял воротник, низко натянул на лоб треуголку и вывел нашу маленькую компанию из ворот Авелина в морозную ночь.

Дети шли в основном молча, некоторые бормотали молитвы, другие тихо всхлипывали. Лаклан был начеку, бросая настороженные взгляды на деревья вокруг в поисках Дивоков, которые запросто могли нас преследовать. Селин, как всегда, держалась в отдалении, украдкой поглядывая на Фебу. Несмотря на то что моя сестра и сама была чудовищем, ей явно не нравилось, что с нами едет еще одно чудовище, и, по правде говоря, я разделял ее опасения. Братья из Сан-Мишона воспитывали нас с Лаки на историях о том, как жестоки закатные плясуны; учили нас, что они прокляты Богом и искажены еретической магией, что они – враг, с которым нужно бороться и которого нужно бояться.

Феба шагала рядом с Диор, как ее вторая тень. Босая, она не оставляла следов на снегу, и, казалось, ее совершенно не беспокоил холод. Но какой бы странной она ни была, она держала ладонь на плече Диор, готовая в любой момент защитить ее, выпустив когти. Она помогла нам, когда мы проходили через Оссвей, спасла мою задницу сегодня на льду. И она не была другом нежити.

Если не считать ее острого языка, она казалась не таким уж страшным чудовищем.

Через несколько часов перехода вверх по реке Лаклан заметил в неглубокой лощине развалины рыбацкой хижины, стены и крыша которой были покрыты тенеспином и узорами грибковой плесени. Он отправился на разведку и вскоре вернулся, коротко кивнув. Я повел наших юных подопечных внутрь.

Малыши в изнеможении рухнули на пол лачуги. Большинство пребывало в сильном ошеломлении, чтобы плакать. Мое сердце обливалось кровью из-за Аарона и Батиста, но в этой компании и без того было достаточно страданий. И вот, пока Лаклан стоял на страже, а Селин отправилась на разведку в поисках Неистовых, я уселся у костра и приготовил довольно сносный ужин из припасов, прихваченных из таверны в Авелине. Картошка, к сожалению, выглядела отвратительно, но зато ее хватило на всех. Я поставил кастрюлю кипятиться, нарезал овощи, прерываясь, чтобы затянуться санктусом из трубки или отхлебнуть из бутылки, которую тоже утащил. Несмотря на все мои проблемы, жажду можно было исключить – я выпил столько спиртного и выкурил столько святого причастия, что она не мучила меня. Но я все равно чувствовал запах, витавший в этой проклятой комнате. А во рту стоял привкус.

Крови.

Крови.

Исла забилась в угол с затравленным взглядом, и под глазами у нее я заметил две симпатичных родинки. Диор села у камина, Феба скользнула к ней, опустившись рядом, плавно и проворно. И девушка снова напряглась, когда закатная плясунья положила голову ей на плечо. Но Феба просто удовлетворенно вздохнула, уверенная в том, что ей рады, – ничье личное пространство ее не волновало, как и любую кошку, которые мне когда-либо попадались. Я был уверен, что если Диор почешет ей спину, Феба довольно замурлычет.

Подавая ужин, я стал расспрашивать о нападении: кто что видел и когда.

– Они появились как дым, шевалье, – заверил меня один из парнишек постарше, приглаживая пушок на подбородке. – Пробрались сквозь ворота, как туман.

– Чушь собачья, – усмехнулся другой. – Сейчас не время для твоих небылиц, Абриль Дюран.

– Заткнись, Серхио, я их видел! Они были как дым!

– Я не видела дыма, – прошептала худенькая девочка. – Но я видела того, кто их вел. Дьявол в черном. Пропитанный красным. Боже, когда она взглянула на меня…

Юнец с пушком на подбородке оглянулся.

– Это были те же дьяволы, что захватили Дун-Кинн, Исла?

Исла подняла уставший взгляд от пламени.

– Я не знаю, Абриль.

Я по-новому взглянул на девушку, вспомнив тех беженцев, которых мы с Диор встретили на дороге несколько месяцев назад.

– Ты была в Дун-Кинне, когда он пал, мадемуазель Исла?

Лицо стало совсем белым, когда она кивнула.