Эш обвинял себя не меньше, чем Лейлу, но осознание причастности к случившемуся ничего не меняет. Браку конец. Жить с ней после всего он не сможет, если даже очень постарается понять и простить. Даже ради Елены. Особенно ради Елены. Дети тонко чувствуют разлад в отношениях родителей. И притворяться счастливой семьей, чтобы уберечь психику ребенка – еще один ложный путь, обреченный на провал. Ложь еще никого не доводила до добра. История Розмари живой тому пример. Она может отрицать, но известие о том, что у отца была любовница, да еще и родила ему сына, потрясло ее до глубины души, а ведь Мари была уже взрослой девочкой.

Сука, ну почему…. Почему, когда его личное счастье рушится, когда брак на грани распада, он продолжает думать о Розмари?

Тоска о ней сейчас, как никогда, съедала его живьем. Когда нам больно, мы вспоминаем о тех, кого любим, о тех, чье присутствие исцеляет раны…. Или наносит новые. Неважно. Лишь бы быть рядом, лишь бы слушать дыхание… Она жестокая. И сильная. Сильнее его. Она может жить вдали, а он задыхается.

Когда боль становится невыносимой, включается самозащита, и мы переключаемся на другой канал, плывем на изведанной и знакомой волне боли. Ищем в ней забвение и облегчение. Так бывает. Хочется сбежать от настоящего и скрыться в прошлом. В тех оттенках страданий, которые уже пройдены и найдено лекарство. И вчерашняя боль кажется почти счастьем по сравнению с нынешней. Сплошной самообман. Тьма и разруха.

Эштон зашел в бар, где, поддавшись слабости, напился до чертиков, как поступают тысячи мужчин в похожей ситуации. Заночевал в отеле, отключив телефон.

Утро не принесло облегчения, не прояснило мысли, не подсказало решение проблемы. Вечно скрываться в берлоге малодушно и недостойно для мужчины. И Эштон поехал домой.

Лейла встречала его у дверей. Он не мог смотреть на нее, зато она, едва взглянув на него, все поняла. Эштон ждал истерик, слез, оправданий. Но неверная жена его удивила.

– А дам тебе развод, Эш. – спокойно произнесла она. – Расстанемся тихо, без скандала. Елена останется жить с тобой, но с одним условием.

– Говори.

– Я смогу ее видеть в любое время, брать на выходные.

– Ты не в том положении, чтобы диктовать условия. У меня есть фотографии, видео с тобой в главной роли. – подняв, наконец, глаза объявил Эштон.

На лице Лейлы, как обычно, тщательно накрашенном, промелькнуло удивление, но она быстро взяла себя в руки.

– Не думаю, что ты жаждешь их показать кому-либо. – спокойно сказала Лейла. – Я не хочу ругаться и ссориться, Эштон. От наших перепалок и выяснений отношений пострадает Елена. Все можно решить мирным путем.

– И тебе не стыдно? – в лоб спросил Харт, пронизывая жену взглядом. Лейла отвела глаза.

– Мне жить со своей совестью, Эш. Мои оправдания тебя вряд ли устроят. Я сама не могу себя простить. Наверное, все было предрешено. Мне стоило тебя послушать и не подписывать тот чертов контракт. Я открыла шкатулку с червями. И стала одной из них. Я попробую начать сначала. Простить меня не прошу. Это было бы нечестно. Мне легче, когда ты меня презираешь. И все-таки мы с тобой сделали один правильный поступок. Мы родили дочь. И теперь должны заботиться о ней. Может быть, я плохая мать, но я мать. Я люблю Елену.

– Я знаю. – тихо ответил Эштон. Глаза затянул туман.

– Пожалуйста, не вини себя. Я просто тебя разлюбила. Не знаю, когда это случилось. Но все пошло наперекосяк. Не так я представляла семейную жизнь, и тебя в ней. Я подпишу бумаги и уеду на пару недель. Нужно собраться с мыслями и определиться с дальнейшей жизнью.

– Делай, что хочешь. – равнодушно пожал плечами Эштон.

Он физически ощущал, как каменеет его сердце. Разлюбила. Как все просто для женщин. Полюбила, вышла замуж, родила. Разлюбила, изменила, ушла.

– Мне ничего не нужно, Эштон. Дом останется тебе. В нем будет расти наша дочь. У меня достаточно средств, чтобы обеспечить себя.

Эштон поднял голову, и они долго смотрели друг на друга. Без выражения, без печали. Усталость, горечь и равнодушие.

– Мик не заставлял меня, а просто подтолкнул. Я во всем виновата.

– Ты сейчас его оправдываешь? – с негодованием спросил Харт.

Лейла печально улыбнулась.

– Я его понимаю. Я знаю, что такое жить с человеком, который тебя не любит и зациклен только на себе. Мне повезло больше. Я справилась и перестала любить тебя. А он не смог.

– Это я зациклен на себе? – возмутился Эштон. – Открой глаза. Я из кожи вон лез, чтобы быть внимательным и заботливым мужем и отцом.

– Но не был. И не будешь. Отцом – да. Мужем – нет. Не для меня.

– А ты думаешь, я хочу? Теперь?

– Теперь и я не хочу, Эш. Давай закончим разговор, пока он не перерос в скандал.

– Я не собираюсь скандалить. Это ты начинаешь.

– Хорошо. Не буду. Извини меня, Эштон. Я была плохой женой. Может, однажды тебе повезет больше. – в голосе ее не было гнева, не было чувств. Только усталость и желание закончить разговор.

Лейла развернулась и направилась к лестнице. Эштон сидел в гостиной, читал Елене книжку, пока его жена собирала вещи. Она ушла тихо, не прощаясь. И даже Елену не поцеловала напоследок. Эш не мог понять ее поступков, ее мотивов. Как та девушка, которая клялась ему в любви, могла так внезапно его возненавидеть? И внезапно ли?

Глава 23

Два месяца спустя

Зал ресторана переполнен. Две сотни гостей. И каждый считает своим долгом подойти к юбиляру и лично его поздравить. Эштон Харт вымученно улыбался, старался радоваться и быть искренним, приветливым… Не получалось. Не актер он. Совсем не актер.

Каждый день рождения со времен его появления в семье Митчелл, как очередное Рождество с подарками. Правда, подарки не чета тем, что дарила ему мама… если дарила. И гости, конечно, совсем другие. Не спившиеся неудачники, проститутки и наркоманы, а элита, сливки общества. Но, признаться, суть от статуса не меняется. Эш видел истинные лица за масками преуспевающих и разряженных богачей. Те же прелюбодеи, развратники и наркоманы, но скрывающиеся за приличным фасадом.

Он напряженно стоял посреди бесконечной вереницы сменяющихся лиц, ослепленный улыбками, оглушенный льстивыми словами, и задыхался. Любопытные, иногда даже сочувственные взгляды, которые Харт время от времени ловил на себе, усиливали его раздражение и стойкое чувство неуместности и абсурдности происходящего.

Отец настоял на масштабном празднике по случаю тридцатилетия сына. Морган считал, что большое количество гостей отвлечет Эштона от мрачных мыслей, несмотря на его вялое сопротивление. Но получилось все в точности наоборот.

Эштон поймал ободряющий взгляд отца, и выдавил еще одну скупую улыбку. Морган делал все возможное, чтобы вытащить сына из апатичного состояния, но пока его попытки не увенчались успехом. Разве можно вылечить от пустоты, раздирающей кишки? Отец думал, что знает сына, понимает его боль. Но ошибался. Эштону не было больно. Полное безразличие овладело им в тот день, когда Лейла собрала вещи и ушла. Он не страдал, не скучал, не чувствовал себя преданным. Он устал чувствовать и отключил эмоции, все, кроме любви к дочери и отцу. И даже очередной отказ Розмари присутствовать на юбилее, не огорчил Харта.

Он давно перестал ее ждать. Вся прошлая жизнь теперь казалась сном, размытым и неясным. Ненастоящая Розмари, лживая Лейла, и другие безликие женщины – он никогда не знал их. Осколки прошлого, обрывки видений – не больше.

И ему нравилось то, как он себя чувствовал. У каждого есть предел – он своего достиг. И больше ничего не хотел, ни о чем не мечтал и не жалел. Жизнь ради самой жизни. Работа, воспитание дочери, забота о семье. Покой и равновесие.

Розмари была права, выбрав подобный образ существования.

Он устал от потрясений.

Хватит.

Пора полюбить себя и свое продолжение. Он не один – а это дорого стоит. Елена – смысл его жизни.

Череда одноразовых любовных связей после разрыва с Лейлой, тоже успела ему наскучить, и Эш взял тайм-аут в отношениях с противоположным полом. Хотя… Вон та блондинка, подпирающая столб и бросающая на него многообещающие заинтересованные взгляды могла бы скрасить ночь. И, когда гости разойдутся, он, возможно, даст ей шанс проявить свою изобретательность, и вовсе не в интеллектуальных играх. Как приятно снова ощущать свободу. Нет чувств – нет и сожалений.

Он был таким … когда-то. Секс – это только секс – его девиз.

– Привет. – блондинка подошла к нему первой.

Эштон оценивающе скользнул по ней взглядом. Придраться не к чему.

– Привет. – он широко улыбнулся. – Какие планы на вечер?

– А у тебя есть предложения?

– Да, и все, как один, порочны до мозга костей.

– Мне нравится твой настрой, юбиляр. – голубые ярко накрашенные глаза призывно сверкнули.

– Эш! – окликнул его голос отца.

Харт обернулся и увидел встревоженного не на шутку Моргана.

– Папа, что-то случилось? – спросил Эштон, и ощутил странное напряжение внутри.

– Давай, выйдем. Есть разговор. – тяжело и судорожно дыша, сказал Морган.

Эш последовал за отцом в служебное помещение, предчувствуя плохие новости. А других он и не ждал. Белая полоса давно закончилась.

– Сын, мне нужно срочно уехать. – сообщил Морган, когда они оказались внутри небольшого кабинета. Музыка и смех гостей пробивались даже сюда. – Прости, я не могу остаться.

– Не волнуйся ты так. Я понимаю. В офисе проблемы? Ты надолго?

Отец снова тяжело вздохнул, качнул седой головой. На бледном лице обозначились морщины, выдавая возраст. Скулы напряжены, губы плотно сжаты.

– Я улетаю в Майами на пару дней, может, больше. Не знаю, как долго меня не будет. Мои полномочия временно лягут на тебя. Справишься?

Сердце Харта тревожно екнуло. Майами. Он нахмурился, даже не пытаясь изобразить покорность и равнодушие.

– Розмари? – в этом имени прозвучали десятки не заданных вопросов, и отец понял каждый из них.

– Да. Мне только что позвонили из полицейского участка. Номер нашли в ее телефоне. – хрипло проговорил Морган, пряча глаза. В них читался страх и беспокойство, которые передались Эштону.

– Полиция? Я не понимаю… – растерянно проговорил Харт.

– Я тоже, Эш. – развел руками Митчелл. – Ее задержали, и она сама не в состоянии разговаривать.

Легкие Эштона обдало холодом.

– Она жива? Что случилось?

– Жива. – Морган снова отвел глаза. – Роз вела машину в наркотическом опьянении, и попала в аварию. С ней – нет проблем, но ее пассажир в коме.

– Черт…. – Харт запустил руку в волосы, уничтожив стильную укладку одним махом.

– Нужен адвокат, залог, и, наверно, врач… Нарколог. Я не понимаю, как такое могло случиться. Я видел Роз недавно. Она казалась здоровой и довольной жизнью.

– Папа, послушай меня. – уверенно взглянул на отца Эштон. Решение было принято мгновенно. – Ты никуда не поедешь. У тебя больное сердце, ты весь на взводе. Толку в таком состоянии от тебя будет мало. Я договорюсь со Стивеном Паркером, он лучший адвокат в Нью-Йорке, и уже работал с Розмари, и мы с ним вылетим первым же рейсом. Я позабочусь о ней. А ты останешься здесь и позаботишься об Елене.

– Нет, я не могу. Она – моя дочь. Я должен быть рядом. А у тебя сегодня праздник…

– Ты думаешь, я все еще в настроении праздновать? – Эш сурово посмотрел на отца. – Папа, поверь мне. Я справлюсь. Роз доверяет мне. Ей будет только хуже, если она увидит, как ты огорчен и взволнован.

Морган, все еще сомневаясь, растерянно смотрел в глаза сына.

– Как только все уладится, ты приедешь. Но не сейчас. – твердо сказал Харт.

– Ладно. Я … тебе доверяю, Эш. Как себе. Помоги ей, мальчик. И будь на связи.

– Разумеется. Я дам тебе знать, как только выясню, в чем дело. Попрощайся за меня с гостями, и поблагодари всех.

– Хорошо…

– Пап!

– Да?

– Все будет хорошо. Спасибо, что веришь мне.

– Ты мой сын. Как иначе.

Майами

– Даже не знаю, с чего начать. – наблюдая за Эштоном, нервно меряющим шагами номер гостиницы, произнес Стив Паркер.

– Начни сначала. – резко ответил Эш, остановившись на мгновение. – Сколько нужно заплатить, чтобы ее выпустили?