Раз начитываю текст поверх видеоряда – прослушиваю, откуда-то лезут фоном котячьи вопли. Стерла, второй раз пишу – прослушиваю, ну точно где-то за заднем фоне орут коты. Не как весной орут, а как-то истерично, миу, миу… Пожар, что ли?

Я наушники сняла и слышу, что мои котейки ломятся в студию и орут, а сверхчуткий микрофон их вопли пишет.

Коты истошно, отчаянно орут. Бегают от меня к двери на улицу… Землетрясения у нас быть не должно! Что стряслось? Но явно, они хотят на улицу, прямо рвутся…

Я накинула куртку, всунула ноги в валенки и открыла дверь, одну, вторую… коты пулями вылетели на улицу, а навстречу им кот дяди Володи Устименко, и все орут «Мяяяя-Мяяяя»! Страшно орут…

Я вышла на улицу и увидела, что кто-то лежит на дороге. Добежала, а это дядя Володя Устименко!

Я его осмотрела, вроде живой! Пульса ниточку на запястье еле нащупала. Позвать кого-нибудь? Что делать? Телефон жму 112, а там: «Все операторы заняты, подождите одну минуту или отправьте сообщение о происшествии»!

Тут он глаза приоткрыл и шепчет:

– Зинка, там в амбулатории Нефедов, он разбился!.. – а у меня все в голове смешалось. Не понимаю, какой такой Нефедов? И только потом дошло – Колька, сосед. Как разбился? Я не знаю, что говорила тогда. А он снова:

– МЧС вызвал его костюм, должны приехать, лететь нельзя. Ты посмотри, что там в амбулатории?

Ну, тут я разозлилась, какое дело мне смотреть? Тут он весь лежит, как снег белый… И я не знаю, что делать. А он помолчал минуту и шепчет:

– Слушай внимательно и делай, как скажу, только точно. Запомни код доступа, это позволит управлять амбулаторией. Иди туда, если Кольку утащили на обследование на второй, возьми подкат, это тележка такая. И веди ее ко мне. Я не могу двигаться, слабость сильнейшая. Даже говорить трудно.

Пригнала я подкат, нашла кнопку, чтобы он сложился до земли, крылышки-борта опустил. И я дядю Володю на него закатила. Подкат его сразу повез к тому крылу, где сердце нарисовано.

Оказывается, Устименко ему сказал: «В кардиологию»! Видно сам понял, что с ним.

Я рядом иду. А Устименко твердит: «Оставь меня, дальше автоматы сработают, а ты иди к служебному входу, вставь мою эльку и набери код. Там увидишь кабинет с пультом. Сядешь, вызови Степанова Евгения, телефон там вшит в контакт-лист, опиши ситуацию. Запомни: Нефедов – сочетанная автотравма. Точнее не знаю. У меня… – замолчал и сказал, – разберемся. ЭКГ надо посмотреть и кровь на тропонин^[12] взять».

Я смотрю, Устименко подъемником сразу на второй этаж подняло. Окна зажглись.

Там, где с Нефедовым занимались – уже давно горели. Но мне до него дела не было. Дурак известный. А вот какое к нему отношение дядя Володя имел, я тогда не знала.

Успокоилась, зашла в пультовую, включила. А там одна кнопка она же ручка-крутилка. Все ясно. Ищу на экране, меню перебираю, вижу: «Связаться с областным консультативным центром», жму. Открывается список: «Дежурный врач ЦОБ»; «Эксперт-консультант Степанов».

Вспомнила – Степанова вызвать. Жму. Минут через пять появляется заспанный мужик лет шестидесяти. Гладкий такой, розовый. Смотрит на меня бледными, какими-то рыбьими глазами и удивленно так спрашивает:

– А чего вы делаете там?

Я и отвечаю:

– Дядя Володя Устименко тяжело болен, он сейчас на втором этаже в кардиологическом крыле. Я не знаю, что с ним, он мне велел связаться с вами.

Степанов глаза выпучил, орет:

– Как болен?! Что с ним? – а я твержу «Не знаю, я не врач. Говорите, что мне делать»?

Ну, он отдышался и говорит:

– Выбери на экране режим: «Интерком с кардиологическим отделением», там есть окошечко «конференц-связь», поставь галочку. Сейчас с ним поговорим. Ты его видишь на экране?

– Вижу, – говорю, – его сейчас через томограф потаскивают.

– Иголка в вене у него стоит?

Я изображение увеличила, смотрю на руки, в них нет ничего… вижу на плече трубочка которая из шеи торчит. Отвечаю:

– У него в шее трубочка.

– Хорошо, – говорит Степанов. – Погляди на параметры. Что пишет? Читай вслух.

Я читаю, он кивает, а сам, вижу – одевается. Когда я ему все красные строчки прочитала, он мрачный такой стал.

– Все плохо, Зина. Все очень плохо… это не инфаркт… Сейчас поглядим, что томограф покажет, впрочем я догадываюсь.

А я-то нет. Что он темнит?

Появилось заключение томограммы. Читаю: «Острая аневризма брюшного отдела аорты, расслоение стенки на протяжении сантиметра. Забрюшинное кровотечение». Не знаю, что это, но словосочетание «аневризма аорты» – слышала. Расслоение – это что? – спрашиваю Степанова.

– Ничего хорошего, – отвечает он, а сам требует: – Связь с проводником системы. Артур, ты меня слышишь?

– Слышу, – отвечает невидимый робот, и сразу без вопроса говорит: – больной Устименко – инкурабелен, состояние крайне тяжелое, прогноз неблагоприятный.

– Не говори глупостей, – ворчит Степанов, – не может он быть инкурабелен. Зина, сколько времени прошло, как ты его нашла?

– Полчаса, не больше, – отвечаю.

– Ну и до этого он лежал не дольше, если судить от момента как приняли Нефедова. Щель в аорте там меньше сантиметра, давление какое? – Степанов видит переданные с пульта параметры.

– Девяносто на сорок, – отвечаю.

– Артур, давление ему выше ста не поднимать! Понял? Готовьте его к стентированию аорты. Я сейчас найду спеца и подключу его к роботу.

Гладкий дядька отключился, а я сижу, смотрю. На экранах кривые разные, цифры меняются. Устименко опять глаза открыл. Говорит тихо, видно, что не может громче.

– Зина, как там Нефедов?

Я и забыла о нем, смотрю на боковой экран, там уже Колька голый под простынкой спит. Я выбрала «Заключение и предварительный диагноз», читаю с экрана:

– Дядя Володя, у Кольки все нормально, вот: алкогольное опьянение 3 промилле, сотрясение головного мозга и внутренних органов, повреждений костей, связок и мышц – нет. Давление сто двадцать на семьдесят, пульс восемьдесят.

– Скоро должна ГАИ приехать, Зина, МЧС. Он мою семью спас.

Я не понимаю, как спас? Но спрашивать не хочу. Вижу, как ему тяжело говорить.

– Зина, Степанов что сказал?

– Хочет вам операцию делать. Поехал за хирургом. А этот… Артур говорит, что вы инкурабельны. Это что значит?

– Не бери в голову. Ерунда… Артур!

Робот сразу отозвался.

– Слушаю вас!

– Клятву Гиппократа знаешь? Прочитай.

– По-русски или по гречески?

– Не выпендривайся, греков тут нет, читай по-русски.

Я слышу, как он задыхается.

Робот начал читать, как это делают роботы – без выражения и ударения ставит, как попало.

– Клянусь Аполлоном вра́чом, Асклепи́ем, Гиги́ей и Пана́кеей и всеми бо́гами и богиня́ми, беря их в свидетели, исполнять честно, соответственно моим силам и моему разумению, следующую присягу и письменное обязательство: считать научившего меня врачебному искусству нара́вне с моими родителями, делиться с ним своими достатками и в случае надобности помогать ему в его нужда́х; его потомство считать своими братья́ми, и это искусство, если они захотят его изучать, преподавать им безвозмездно и без всякого договора; наставления, устные уроки и все остальное в учении сообщать своим сыновьям, сыновьям своего учителя и ученикам, связанным обязательством и клятвой по закону медицинскому, но никому другому.

– Стоп, – проговорил Устименко. Робот замолчал. – Объясни этот фрагмент, какой смысл заложен в этом абзаце?

Артур молчит. А я вижу на экране, что его внешний трафик – запросы/ответы возрос раза в три. Пока молчал Артур, вдруг заиграла веселая музыка и задорный голос начал песенку:

«Две мясных котлеты-гриль, специальный соус-сыр, огурцы, томаты, лук, Всё на булочке с кунжутом… – Новая сеть ресторанов быстрого питания «Дон Макдон» организует вам доставку заказа на дом! Установите приложение в свой телефон и первый заказ получите бесплатно, оплачивается только доставка! Но это еще не всё! Если вы закажете две порции картофеля-фри, третья порция – бесплатно!»… Следом без паузы: «Тонгат Джабраил» – лучшее средство для повышения потенции, ваш секс станет незабываемым!»

Наконец, Артур заговорил:

– Средневековый врач, принимая эту присягу, клянется безвозмездно лечить своих коллег и обучать их детей врачебному искусству – бесплатно. В настоящее время «клятва Гиппократа» считается устаревшим архаизмом, лишенным возможности применения в современном обществе.

О как ввернул: «Лишенная возможности применения».

Я нажала кнопку отключения громкой связи и спрашиваю:

– Артур, что значит – инкурабелен?

– Это значит, что больной не подлежит радикальному лечению, только паллиативной помощи.

Так, моего сельхозобразования должно хватить на эти термины. Радикальное лечение – это, надо полагать, операция, а паллиативное – что-то такое, позволяющее пожить какое-то время и помереть.

– Артур, почему дя… врач Устименко инкурабелен?

– По возрасту, и он уже не врач. Его медицинский сертификат истек девять лет назад.

– В каком смысле, по-возрасту? Ему шестьдесят девять, он еще крепкий мужчина. Ты можешь сделать операцию? Технически?

– Технически да, но его год исключен из списков ОМСа на безвозмездное лечение и операции при таких заболеваниях.

– Какой год?! – я ору, слезы сами брызжут. Они что там с ума сошли?

– Его год рождения.

– Почему? – горло перехватывает, орать не могу, сиплю в микрофон.

– Его лечение не рентабельно, он – пенсионер.

– А заслуги не в счет?

Артур опять молчит. Вижу, полез искать информацию об Устименко.

– Госнаград нет, общемедицинский стаж сорок пять лет, званий и степеней – нет. Последнее место работы – рядовой преподаватель в медицинском училище. У него нет заслуг перед обществом и государством, Зинаида Михайловна.

А то, что все эти десять лет к нему весь поселок за помощью ходит? Я вовремя остановила свой вопрос, прямо в горле… Только сейчас поняла, врач без сертификата – лечит, это преступление.

– Артур, как ему помочь? Что нужно, чтобы ты сделал операцию?

– Если операция будет оплачена.

– Сколько она стоит?

– Это конфиденциальная информация, только для родственников.

– Некогда мне искать его родственников! Говори, сколько?

– Информацию о стоимости аналогичной операции по установке графт-стента при аневризме аорты вы найдете в перечне платных медуслуг амбулатории. В поиске введите название операции, категория сложности для больного семидесяти лет – четвертая.

Выкрутился черт кибернетический!

Сумма на экране меня заставила поперхнуться. Миллион! Слава Богу не десятки миллионов, но чувствительно для любого бюджета. Мне на эту операцию надо несколько лет работать. Есть запас… Сижу, думаю, что делать?

Пока думала, слышу, Устименко хрипит. Не говорит хрипло… а дышит так, что слышно!

– Артур, – зову робота, тот сразу отозвался, – почему хрипит? – спрашиваю. А он объясняет:

– В системе левого желудочка слишком низкое давление, вода пропитала легкие, пена, от этого хрипы.

– Сделай, что-нибудь, чтобы он дышал легче. Почему давление низкое?

– Он получает пары спирта с кислородом, стенка аорты расслоилась и образовалась аневризма, упало артериальное давление, судя по томограмме, образовался участок диссекции^[13] стенки аорты, через него идет кровотечение в забрюшинное пространство. По данным последнего ультразвукового исследования объем кровопотери порядка полулитра или уже немного больше.

– Чего ты ждешь? Спаси его.

– Сейчас размораживается порция клеток костного мозга для синтезатора эритроцитов, синтез начнется через пять часов. Взвесь нужно согреть и отмыть от раствора глицерина.

– Когда ему можно будет перелить кровь?