– Давайте предположим, что в понедельник мистер Хьюм решил, что Джон Смит – весьма умный джентльмен. Станет ли он считать его дураком во вторник, если не обнаружит очень вескую причину для такой оценки?

Мягкий голос судьи заглушил все прочие звуки в зале, когда он сказал:

– Мистер Лоутон, я настаиваю, чтобы вы прекратили задавать свидетельнице наводящие вопросы.

– Как-будет-угодно-вашей-чести, – скромно-вежливо пробормотал прокурор и сразу же обратился к мисс Джордан: – Итак, давайте вернемся к вечеру четвертого января. Сколько людей, по-вашему, находилось в доме в шесть часов вечера?

– Мистер Хьюм, Дайер и я.

– Проживает ли в доме кто-то еще?

– Да, доктор Хьюм, повар и горничная. Однако последние двое взяли отгул, а доктора Хьюма я должна была забрать на машине из больницы Святого Прейда не позже шести пятнадцати, потому что оттуда мы хотели сразу же отправиться в Суссекс…

– Хорошо, мисс Джордан, – пресек прокурор ее нервозную многословность. – Где вы находились в тот вечер примерно в шесть часов десять минут?

– Я была наверху, собирала чемодан доктора Хьюма – он попросил меня это сделать, потому что у него не было времени вернуться за своими вещами из больницы. И мне, конечно, не стоило забывать про свой саквояж…

– Да-да, понятно. Полагаю, примерно в шесть десять вы услышали дверной звонок?

– Да.

– Что вы сделали?

– Я выбежала на лестницу и посмотрела вниз через перила.

– Вы видели, как вошел обвиняемый?

– Да, я… я разглядела его через нижнюю часть перил, – проговорила свидетельница и покраснела. – Я хотела узнать, как он выглядит.

– Вполне естественно. Не могли бы вы рассказать, что произошло дальше?

– Дайер открыл дверь. Этот человек… – быстрый взгляд в сторону обвиняемого, – вошел и сказал, что его зовут Ансвелл и мистер Хьюм ожидает его. Затем уронил свою шляпу. Когда Дайер предложил забрать шляпу и пальто, он ответил, что останется в пальто.

– Ответил, что останется в пальто, – медленно повторил прокурор. – Как это было сказано?

– Сердитым тоном.

– А потом?

– Дайер повел его через холл к коридору, ведущему в кабинет. Проходя мимо лестницы, он посмотрел наверх и увидел меня. Затем они вошли внутрь, а я вернулась к чемодану, не зная, что и подумать.

– Просто говорите о том, что делали, мисс Джордан, этого будет достаточно. Перенесемся вперед – на часах почти половина седьмого. Где вы находились к тому времени?

– Я надела шляпу и пальто, взяла багаж и спустилась вниз. Дайеру было велено пригнать машину из гаража на Маунт-стрит к парадной двери, однако внизу никого не оказалось. Тогда я пошла к мистеру Хьюму спросить, не хочет ли он передать через меня сообщение дочери или дать другие указания, прежде чем я уеду.

– Мистер Хьюм сообщения не передал, – с неуместной скорбью прокомментировал мистер Лоутон. – Что было дальше?

– Я хотела постучать в дверь кабинета, но услышала голос, который сказал: «Поднимайтесь, черт возьми!» – И снова грубое выражение послужило ярким контрастом к ее нежному голоску. Она произнесла его со смущением, как это принято в обществе.

– Что еще вы услышали?

– Кажется, он добавил: «Встаньте с пола и скажите что-нибудь».

– Громким голосом?

– Да, скорее громким.

– Это был голос обвиняемого?

– Я едва смогла его узнать. Мне пришли на ум слова, которые мистер Хьюм сказал днем…

– Вы попробовали открыть дверь?

– Да, один раз.

– Она была заперта изнутри на засов?

– Ну, я не подумала тогда про засов… Но да, дверь была заперта.

– Что потом?

– В коридоре появился Дайер, одетый в пальто и шляпу. Я подбежала к нему и сказала: «Они там дерутся. Убивают друг друга. Останови их». Он ответил: «Я схожу за констеблем». Я возмутилась: «Раз ты такой трус, беги позови мистера Флеминга».

– Что вы сделали потом?

– Мне кажется, я приплясывала на месте от нетерпения, а он никуда не шел. Сказал, что лучше сходить мне, чтобы не оставаться в доме одной. Я согласилась и пошла.

– Вы быстро нашли мистера Флеминга?

– Да, он как раз спускался по лестнице своего крыльца.

– Вы вместе вернулись в дом?

– Да, и встретили Дайера, когда он выходил из кухни с кочергой. Мистер Флеминг спросил: «Что происходит?» – а Дайер ответил, что в кабинете тихо.

– Дальше вы направились к кабинету?

– Дайер постучал в дверь. Потом мистер Флеминг, гораздо сильнее.

– А потом?

– Мы услышали шаги, я имею в виду в кабинете; потом стали двигать засов.

– Вы совершенно уверены, что дверь оказалась закрыта на засов, который необходимо было отодвинуть?

– Да, это было понятно по звуку. Засов двигался медленно, рывками, и дверь слегка дрожала.

– Сколько, по-вашему, прошло времени, пока засов не был полностью открыт?

– Не знаю, наверное, немного. Но мне показалось, что прошла целая вечность.

– Возможно, прошла одна минута?

– Да, пожалуй.

– Скажите присяжным, что произошло дальше.

Но она не хотела говорить с присяжными. Не отрывая взгляда от своих рук, охвативших бортик кабинки, мисс Джордан продолжала:

– Дверь открылась на несколько дюймов, и я увидела того человека. Он посмотрел на нас, затем раскрыл дверь нараспашку и сказал: «Пожалуй, вам лучше зайти». Мистер Флеминг бросился вперед, Дайер последовал за ним.

– Вы не вошли в комнату?

– Нет, я осталась на пороге.

– Скажите, что именно вы увидели.

– Эйвори, лежащего на спине у стола, ногами ко мне.

– Вам знакомы эти фотографии? Мне показалось, вы кивнули, мисс Джордан? Да. Спасибо. Возьмите их, пожалуйста. – Он передал свидетельнице желтую брошюру. – Взгляните на фотографию номер пять. Мистер Хьюм лежал в этой позе?

– Думаю, да.

– Поверьте, я глубоко… Да, можете их положить. Насколько близко к телу вы находились?

– Я не прошла дальше порога. Они сказали, что он умер.

– Кто сказал?

– Кажется, мистер Флеминг.

– Можете вспомнить, что говорил обвиняемый?

– Я помню, как мистер Флеминг задал ему вопрос и обвиняемый ответил: «Полагаю, вы скажете, что это сделал я». Мистер Флеминг сказал: «Выходит, его убили вы; надо вызвать полицию». Я хорошо помню все, что видела, но кто что сказал, припоминаю с трудом. Мне было нехорошо.

– Как вел себя обвиняемый?

– Он был спокоен и прекрасно владел собой, вот только галстук его болтался поверх пальто.

– Что сделал обвиняемый, когда мистер Флеминг предложил вызвать полицию?

– Он сел в кресло у стола, достал из внутреннего кармана портсигар, взял сигарету и закурил.

Мистер Хантли Лоутон застыл на пару секунд, касаясь стола кончиками пальцев. Затем наклонился к своему боссу и о чем-то быстро заговорил; мне показалось, что это была уловка, призванная подчеркнуть последние слова свидетельницы. Конец допроса был похож на глоток свежего воздуха после погружения в океанские глубины. Каждый присутствующий в зале, кроме, пожалуй, судьи, бросал украдкой взгляды в сторону обвиняемого. Перо судьи Рэнкина замерло на месте; он поднял голову от тетради и терпеливо ждал. Свидетельница, очевидно, решила, что проведет на своем месте остаток жизни, и пыталась с этим смириться.

У мистера Хантли Лоутона в запасе оставался последний рывок. Когда он вновь обратился к свидетельнице, по залу пронесся шелест, как будто люди принимали прежние позы.

– Полагаю, мисс Джордан, после обнаружения тела вас отправили за доктором Спенсером Хьюмом в больницу Святого Прейда на Прейд-стрит?

– Да, мистер Флеминг положил руку мне на плечо и попросил как можно скорее ехать в больницу, потому что, если доктор Хьюм будет занят на операции, ему не смогут передать сообщение.

– У вас есть что добавить?

– Нет.

– Насколько мне известно, вернувшись из больницы, вы заболели воспалением мозга и следующий месяц провели в постели?

– Да.

Прокурор положил руку на стопку документов перед собой:

– Я прошу вас внимательно подумать, мисс Джордан. Возможно, вы могли бы рассказать нам что-нибудь еще, например о словах обвиняемого? Произнес ли он что-то, пока садился в кресло и зажигал сигарету?

– Да… Мне кажется, он ответил на один вопрос.

– Какой вопрос?

– Кто-то спросил: «Вы что, сделаны из камня?»

– «Вы что, сделаны из камня». И что он ответил?

– Он ответил: «Это ему за то, что отравил мой виски».

Секунду-другую прокурор внимательно смотрел на мисс Джордан. Затем сел на свое место.

Сэр Генри Мерривейл поднялся для перекрестного допроса.

Глава третья
В маленьком темном коридоре

Никто не мог представить, какую линию выберет защита, – пожалуй, была слабая надежда свести дело к невменяемости подсудимого или даже к непредумышленному убийству; однако, зная Г. М., я сомневался, что его устроят подобные компромиссы. Первый перекрестный допрос мог бы кое-что прояснить.

Его царственный подъем был подпорчен громким треском рвущейся ткани, напоминающим непристойное фырканье, – на мгновение я пришел в ужас от мысли, что он действительно издал этот звук, но оказалось, что его мантия за что-то зацепилась и порвалась. Г. М. расправил плечи. Пускай его юридическая сноровка оставляла желать лучшего – именно на перекрестном допросе, где позволено задавать наводящие вопросы и говорить о чем угодно (в пределах разумного), его обычная суматошно-беспорядочная тактика могла бы принести результат. Однако в данном случае все было не так просто. Мисс Джордан успела завоевать симпатию зала, включая присяжных заседателей, – давить на нее было бы неразумно. Нельзя было ее волновать. Бросив через плечо мимолетный злобный взгляд на порванную мантию (мы увидели, что его очки сидят на самом кончике широкого носа), он обратился к мисс Джордан почти так же мягко, как Хантли Лоутон. Его звучный голос сразу же успокоил свидетельницу и всех остальных. Он использовал тон «давайте-ка-присядем-что-нибудь-выпьем-и-обо-всем-поговорим».

– Мэм, – беспечно произнес Г. М., – вы полагаете, мистер Хьюм что-то узнал о подсудимом и это заставило его изменить свое мнение о нем?

Молчание.

– Я не знаю.

– И все же, – настаивал Г. М., – поскольку мой ученый коллега озвучил этот вопрос, давайте разберемся. Он предположил, что если мистер Хьюм изменил свое мнение, то очевидно, он что-то от кого-то узнал, не так ли?

– Конечно, я так и подумала.

– Конечно. С другой стороны, если бы он ничего не узнал, то не стал бы менять свое отношение к обвиняемому?

– Полагаю, что так. Не стал бы.

– Мэм, – продолжал рассуждать Г. М., – кажется, он пребывал в прекрасном настроении в пятницу вечером, когда попросил вас поехать на следующий день в Суссекс. Верно?

– О да.

– Выходил ли он тем вечером из дому?

– Нет.

– Принимал гостей?

– Нет.

– Поступали письма, звонки, какие-нибудь сообщения?

– Нет. Ах да, тем вечером звонила Мэри. Я взяла трубку, и мы поболтали несколько минут. Потом мистер Хьюм подошел к телефону, но я не слышала, что он говорил.

– Сколько писем пришло на следующее утро во время завтрака?

– Только одно – с почерком Мэри.

– Так-так. Выходит, он мог узнать что-то плохое про обвиняемого лишь от собственной дочери?

Послышался тихий шелест – сэр Уолтер Шторм хотел было встать, но лишь наклонился к Хантли Лоутону и что-то ему зашептал.

– Ну… Я не знаю. Откуда мне знать?

– И все же именно после чтения того письма мистер Хьюм впервые продемонстрировал свою неприязнь к обвиняемому, не так ли?

– Да.

– Все началось тогда и там, верно?

– Насколько я могу судить, да.

– Да. Итак, мэм, предположим, я сообщу вам: в том письме про обвиняемого не было ни слова, кроме того, что он приезжает в город. Что вы на это скажете?

Свидетельница коснулась своих очков:

– Я не понимаю, что должна на это ответить.