Сколько волка ни корми (страница 19)
Только не Солн. Пожалуйста, земля-матушка, небо-батюшка, волк-братец, волчица-сестрица… только не он. Если Солн сейчас Врана здесь за уши поймает, да ещё и в обществе Зимы, то Вран может смело все свои огарки свечные с одеждой сменной из холма забирать да на вечный свободный выгул в лес отправляться – и там уже время с кем угодно в своё удовольствие проводить, хоть с русалками, хоть с лютами молодыми, хоть с Чомором самим – только от дома лютьего подальше.
Вран быстро в сторону её взгляда поворачивается. С пяток отговорок лихорадочно придумывает, и шестая уже на подходе – но в следующий миг все отговорки эти со свистом из головы его вылетают.
Потому что не Солн к ним среди деревьев оттаивающих пробирается.
Бая.
Вран сначала глазам своим не верит. Моргает раз. Другой. Третий. Быстро местность справа от Баи осматривает, слева, сзади – не идёт ли за Баей Лесьяра с ликом равнодушным, чтобы Врану сказать: ну нет, дорогой, это уже слишком, совсем ты обнаглел, катись-ка ты отсюда куда подальше.
Нет, никакой Лесьяры нет. Вообще никого больше нет. Только Бая.
Бая, на которую Вран как в первый раз смотрит.
Кажется, не так много времени с их последней встречи прошло – но забыл уже Вран, как она на самом деле красива. Забыл, какие волосы у неё густые, забыл, какие черты лица тонкие, как изящно брови чёрные над глазами тёмными взлетают, когда видит она или слышит что-то неожиданное.
И, похоже, неожиданное это Бая прямо сейчас увидела: скользит её взгляд по Врану, потом – по Зиме, и так на Зиме и останавливается.
Ни на каплю неувереннее её походка не становится, идёт Бая к ним так, словно давно уже в права свои наследственные вступила, и не дочь перед ними главы племени, а сама глава воочию. Прямая у Баи спина, лёгкий, быстрый шаг; Зима медлит немного – и на ноги так же быстро вскакивает, в знак приветствия голову склоняя.
А Вран так на месте и сидит.
Судя по всё более раздражённым возгласам Сивера, он и вовсе сестру не замечает.
И это, наверное, хорошо.
– Зима, – задумчиво произносит Бая, приблизившись. Тоже Зиме кивает, на Врана больше не глядя. – Да найдёшь ты в лесу всё, что ищешь в нём. А что ты, кстати, ищешь?..
Забыл Вран, и как голос её звучит. Отслушал Вран уже десятки песен птичьих, приход весны приветствующих, журчание первого оттаявшего ручья услышал, звон капель, на лёд хрупкий падающих, – и теперь с уверенностью сказать может: совершенно всё это голосу Баи проигрывает.
– Я… – тянет Зима. – Старший меня послал…
Да уж, а вот Зима явно над оправданиями не задумывалась.
– Сиверу с русалкой помочь? – склонив голову набок, предлагает Бая.
Выбивается из-за уха прядь волос её, на щёку падает. Что-то необычное в лице Баи появилось; Вран не сразу понимает, что именно – а как присматривается, улыбки удивлённой сдержать не может.
Веснушки. Тёмные, редкие, не такие, как у Латуты, у которой ото лба до подбородка всё ими засыпано, – ладные, нос с щеками мягко покрывающие, к губам спускающиеся – да так там и растворяющиеся.
Зима косится на Врана. То ли помощи от него ждёт, то ли недоумевает, почему Вран на губы Баи уставился. Дрогают уголки этих губ – но спокойно Бая продолжает к Зиме обращаться, всё ещё Врана даже беглым взглядом не удостаивая:
– Не знала я, что Радей Сиверу помощников теперь ищет. Помнится, говорил он, что Сивера одного эта задача, даже меня бранил, когда узнал, что Сивер мне Рыжку показывал. Весна ему, что ли, в голову ударила?
Молчит Зима, плечами неопределённо пожимая. Насмешливым взгляд Баи становится.
– Как-то… пересеклись, – невнятно Зима отвечает. – Получилось так.
– Бывает же, – Вран не удерживается.
И тут же испуганно Зима в него глазами стреляет: дурной, что ли, зачем рот перед дочерью Лесьяры открываешь?
– Весна всегда свои порядки устанавливает, – невозмутимо Вран продолжает, на Зиму внимания не обращая. – Тянет всех куда-то, тянет к кому-то – так и в нашей деревне было. Глазом моргнуть не успеешь, а все уже не по своим местам разбросаны. Кто с кем, кто к кому. Иногда таких людей неожиданных в таких местах внезапных встречаешь – диву даёшься. Непредсказуемая пора.
Ещё шире, ещё испуганнее глаза Зимы становятся.
А Бая роняет, с неподдельным любопытством кору дерева разглядывая, к которому Вран спиной прислонился:
– Ужели кто-то сам с собой от одиночества разговаривать начал? Да, трудно это, когда столько лиц вокруг, а ни одного даже поприветствовать не можешь. Воля для этого великая нужна.
– Лучше и не скажешь, – Вран покладисто соглашается. – Диво, как голос мудрый из ниоткуда меня понимает – неужто сам Чомор в облике женском из леса вышел волю мою похвалить? Жаль, не выяснил я у старшего своего всезнающего, могу ли я хотя бы с жителями лесными заговаривать – спрошу обязательно у собеседника своего единственного и любимого, как увижу его. Обожает он на вопросы мои отвечать, единственная это моя услада – видеть, как гордостью и отзывчивостью глаза его загораются, когда он голос мой слышит.
Бая прикусывает губу. Смотрит на неё Вран, смотрит жадно, глаз с неё не сводя: ну же, улыбнись открыто, рассмейся, как ты умеешь – как только со мной умеешь, другие-то не больно тебя веселят. Смеялась ли ты хоть раз по-настоящему за три месяца этих долгих? Вран чем угодно готов поклясться: нет.
– Бая, а ты что здесь делаешь? – спрашивает Зима растерянно, с Баи на Врана взгляд переводя. – Разве не должна ты…
– Прогуляться мне мать разрешила, – отвечает Бая, не дослушав её. – Воздухом свежим подышать, с братом парой слов перекинуться – не вижу я его совсем, то он у наставника пропадает, то я.
– А Искра где?
Вран, конечно, прекрасно эти игры понимает: да-да, и встреча эта случайна, и Бая просто так сюда пришла, из-за брата только, и Зима здесь случайно оказалось – всё это замечательно, но если и впрямь отпустила Баю Лесьяра из-под ока своего бдительного, то сомневается Вран, что так уж много у них времени.
А, значит…
– Зима, – мягко Вран говорит. – Очень я тебе благодарен за то, что прикрыть ты меня пытаешься, в другое русло разговор увести, но не могу я больше так. Неправильно я поступил, правило нарушил, на хвост тебе сел, когда ты поручение старшего выполнять шла, да так заболтал, что совсем не туда мы забрели – уж вечер близится, а ты так и не собрала того, о чём тебя просили, да ещё и меня теперь защищаешь. Сам я Бае повинюсь, сам я перед ней за проступок свой объяснюсь – может, смилостивится она, простит на первый раз, а может, перед Лесьярой мне придётся отвечать – тут уж ничего не поделаешь, сам я в лужу сел. Ты иди, иди, милая, да плащ свой не забудь. Дальше я сам.
– Но… – моргает Зима.
Вран быстро с земли поднимается, плащ подхватывает, кое-как снег мокрый отряхивает – бесполезно это, на самом деле, но вид заботливый сделать надо.
– Иди, иди, – повторяет Вран, плащ Зиме в руки впихивая. – Спасибо тебе за всё, увидимся как-нибудь… потом. Когда за границу уже волком настоящим ступлю.
Колеблется Зима – видно, никак не в толк не возьмёт, что тут Вран устроил.
– Зима, иди, – с нажимом говорит он.
– Да, Зима, иди, – кивает Бая. – Долгим у нас разговор с Враном будет – похоже, не понимает он некоторых правил основополагающих.
– Да куда уж мне, – вздыхает Вран, Зиму от болота за плечи разворачивая. – В стольких правилах как самому разобраться? Тут десять старших в помощь нужно. Или один и одна наследница рода волчьего сметливая. Может, хоть это мне, несчастному, поможет…
Бая сильнее губу прикусывает. Зима смотрит на Врана в последний раз, беспомощно, обеспокоенно – но, к счастью, больше не возражает.
– До встречи, Бая, – вот и всё, что она говорит.
– До встречи, Зима, – отвечает Бая бесстрастно.
Зима уходит. Уходит. Уходит… В бесконечность шаги её вглубь леса растягиваются – никак спина за деревьями скрываться не желает. Бая смотрит ей вслед – смотрит и Вран, чуть на месте от нетерпения не пританцовывая.
– Ну и сколько таких у тебя? – спрашивает Бая у пустоты словно, продолжая деревья голые разглядывать.
– Каких – таких? – в ответ Вран спрашивает.
И кажется ему, что вот-вот сердце из груди птицей дикой вырвется, зайцем ошалевшим в лес метнётся, когда смотрит Бая наконец ему в глаза насмешливым, глубоким взглядом своим.
– Разговорчивых, – поясняет она.
Вран набирает воздух в лёгкие.
– Таких, как ты, – ни одной, – заявляет он.
Вздрагивают губы Баи, затем – грудь её. Видит Вран, что щёку она закусывает, что тоже вдох глубокий делает – чтобы бы не рассмеяться.
– Безответственные они у вас все какие-то, – продолжает Вран. – Хоть бы кто образумить меня попытался, на путь верный направить: Вран, зачем ты с нами треплешься, лучше иди мудрости у деревяшек наберись да сам свою мудрость на них накарябай. Великий твой дядя затейник, умеет он веселиться. Знаешь, что он мне сегодня сделать поручил? Пойди, сказал, в лес, да… как же там… «сочинение» мне напиши о том, как природа пробуждается. По обе стороны коры этой… замечательной. Не знаю, правда, как мне это поможет волком стать – не видел я что-то, как волки, языки высунув, над «сочинениями» в чащобах трудятся, но, с другой стороны, и не встречал я их особо. Может, ты мне подскажешь, что писать-то там?
– Подскажу, – отвечает Бая, и дрожит голос её от смеха сдерживаемого – ещё чуть-чуть осталось. – Подскажу, что не лучшее болото место для природой любования. Русалки вот-вот другие из-под воды вылезут – можешь и не добраться до сочинения своего, Вран из Сухолесья.
«Вран из Сухолесья». Как давно Вран этого не слышал.
– Знаю, вылезали уже, – пожимает он плечами небрежно. – Не волнуйся, Бая с Белых болот, Латута их от меня отгоняет, всё я предусмотрел.