– Не хотел я тебя обидеть, – говорит Вран искренне. – Даже мысли такой не было! Может, выразился я не так? Ты мне скажи – я вмиг исправлюсь! Ничего же у тебя особенного не прошу, не требую себя волком сделать, всего лишь…

– Не требуешь себя волком сделать? – сверкает глазами Бая, наконец останавливаясь и разворачиваясь. Но лицо её так сурово, что Вран не осмеливается к ней поближе подойти, хотя и может теперь. – Ну спасибо и на этом, какой ты благородный! И ничего особенного, конечно, тоже не просишь – «всего лишь» к себе забрать, от общины «спасти» – мало ль чего хочется, да не всё можется, слышал, наверное, такую поговорку?

– Не слышал, – качает головой Вран.

– Оно и видно, – припечатывает его Бая. – Хорошо ты, Вран, придумал: в своей общине, значит, места не нашёл и ко мне в племя просишься – а почему я тебя брать-то с собой должна, неприкаянного? Подвигом ты каким, может, место среди нас завоевал? Поступком каким хорошим? Жизнью, может, достойной? Что-то сомневаюсь я: из-за достойно живущих такой шум не поднимают, да и не хотят они дом свой покидать, уважают их там и так, никто со свету не сживает.

– А что сделать я должен был, например? – мигом цепляется за слова Вран. – Поступок хороший – это какой? Если сделаю то, что понравится тебе, то шансы… – он припоминает словечко одного из иноземных торговцев, заходивших недавно в деревню, – увеличатся мои?

Странным взглядом его Бая окидывает. С головы до ног осматривает, бегло, но придирчиво – словно «шанс» этот загадочный прямо на нём ищет.

– Нет у тебя никаких… шансов. И увеличивать нечего, – мотает она наконец головой. – И вообще – не я это…

Она быстро замолкает – но Вран не дурак, Вран всё на лету схватывает.

– …решаю, – заканчивает он за неё. Не знай он, что миролюбива Бая, то по её глазам решил бы, что убить она его хочет. – Не ты – а кто? Пожалуйста, лесом тебя заклинаю, отведи меня к тому, кто за это отвечает. Просто отведи – а дальше я сам разберусь.

Бая снова сердито выдыхает.

– Что ты всё заладил – «пожалуйста», «прошу тебя»? Правда думаешь, что отказать тебе не могу? Могу, Вран, и ещё как могу. Раз таким находчивым себя считаешь – вот тебе новая задачка, попробуй из неё выход найти: помогаю я всем в этом лесу, кто в помощи моей нуждается, это правда, да только уберегли меня предки от таких плутов пронырливых, как ты. Поверить я должна, что нужна тебе моя помощь, сама тебе помочь должна захотеть – а ты сейчас всё дальше и дальше от того, чтобы я даже до опушки тебя довести желала.

– Ну это ты, положим, преувеличиваешь, – замечает Вран. – Неужто хочешь, чтобы я насмерть здесь замёрз?

– Ну раз жизни тебе в деревне не будет, так что мучить тебя? – в тон ему отвечает Бая. – Волка-братца своего позови да волчицу-сестрицу, может, они тебя до рассвета погреют или сразу к себе в леса вечные заберут, если милосердны будут.

«В леса вечные». А говорит-то совсем как деревенские.

– Я уже звал их сегодня, – отвечает Вран. – Думаешь, не по их воле мы встретились?

– По моей воле мы встретились, – закатывает глаза Бая. – По моей и разойдёмся.

– Хорошо, – пожимает плечами Вран. – Разойтись хочешь – так иди. Оставь меня здесь, в лесу холодном, среди нечисток заблудших. Только не удивляйся, если сам к тебе следующей ночью нечисткой приду – потому что не сдвинусь я с места этого, не пойду ни в какую деревню. На твоей совести это будет.

– Хорошо, – пожимает плечами и Бая. – На этом и сойдёмся.

Разворачивается – и прочь идти начинает. Так же быстро, так же уверенно – ни капли сомнения в этой лёгкой походке нет.

Так просто?..

Вран, честно говоря, надеялся, что тронут её его слова, что не решится она его на произвол судьбы бросить. Может, притворяется, на испуг его берёт? Что ж, Вран тоже не пальцем деланный – это Вран её на испуг возьмёт.

И остаётся Вран стоять на месте своём, в одном из сугробов глубоких, между двумя деревьями корявыми, голыми, высоко над его головой мощными стволами переплетающимися. Звёзд на небе даже не видно, облака их все закрыли, и луну тоже. Неуютно очень Вран себя чувствует. О холоде он уже и не говорит.

А Бая всё идёт и идёт. И даже не оглядывается.

Трещит что-то в кустарнике ближайшем, Вран всем телом вздрагивает. Присмотреться хочет, да тут же передумывает: а вдруг правда увидит что?

Ладно. Дерьмовый был план, пора новый придумывать. Вран поспешно от кустов отворачивается – и за Баей припускает.

– И что же ты за мной идёшь, а не на месте стоишь, как хотел? – спрашивает Бая, по-прежнему не оборачиваясь. – Или ты в место своё весь лес записал, кругами по нему бегать будешь?

– Пока рано записывать, но надеюсь в ближайшее время это исправить, – пыхтит Вран, вновь с трудом огромным её догоняя – и вновь застревая в этих проклятых нескольких шагах от неё. – А за тобой иду, потому что… жалко мне тебя, Бая. Не хочу, чтобы ты ошибку роковую совершила, за которую всю жизнь винить себя будешь. Если сгину здесь я, кому от этого лучше будет? Ни хозяева нового люта не увидят, ни племя твоё – часть рода своего нового, великого самого, может.

Бая внезапно замирает. Многое бы Вран сейчас отдал, чтобы в лицо ей заглянуть – но не позволяет она ему этого сделать, всё спиной к нему держится.

– В первый раз я такие речи самонадеянные слышу, – говорит она, и не ошибся Вран: дрожит её голос от смеха явно сдерживаемого. А смех – это уже хорошо. Успех. – Даже братца моего переплюнул, а он у меня за такой чушью в карман не полезет.

– Да я много кого переплюнуть могу, красавица, – заверяет Вран, очень удачно про это обращение вспоминая. – Это ты меня ещё толком не узнала. Все же выиграют только, если ты меня с собой возьмёшь, поворчат, может, на тебя – но потом поймут, какая ты умница. Этого ведь ты боишься? Что ругать тебя будут? Так ты скажи: привязался сумасшедший, вздохнуть не давал, вперёд не пускал, хвостом вторым снег подметал, что я сделать с ним могла?

– Вперёд не пускал? – переспрашивает Бая со всё теми же отголосками смеха в голосе. – Как же мне хвост мой вперёд пройти мешает?.. Впрочем, ладно, давай, попробуй. Потом и поговорим.

Понимает Вран, что подвох какой-то в её предложении есть – да что там, вполне определённый подвох, уже не раз им опробованный.

Но и отступать не хочет.

– Ну… – говорит он, резкий шаг вправо делая, – хвосты – они разные бывают… – Бая стремительно туда же перемещается – и опять спиной к нему оказывается, – …длинный, может, я хвост… – два быстрых шага влево, а потом вперёд – тот же результат, чутко Бая каждое его движение предугадывает, как мысли его читая, – …а может, и вовсе волшебный…

– Волшебный хв…

Вран быстро руку вперёд выбрасывает – и за кусочек рукава её на мгновение хватает; неудачный у её рубахи покрой, словно для таких ухищрений созданный.

И только Вран думает, что удача на его стороне, как делает Бая движение резвое, проворное, для глаза неуловимое – и метко Врану прямо в лицо горсть снега прилетает. Ледяная, колкая.

Разжимает Вран от неожиданности пальцы, рукав отпускает, назад отшатывается – а Бая смеётся в голос, глядя, как он снег с лица стряхивает.

– Не сработало что-то волшебство твоё, – говорит она весело – так же весело, как и ночью прошлой.

И смех этот. Не думал Вран, что может так по смеху какому-то девичьему соскучиться, – а почему-то от одного его звука на душе тепло становится.

– Ну как сказать, – говорит он, холод с губ на землю сплёвывая, – не будет он на этот раз перед Чомором за это извиняться, нет у него на это времени, Чомор понять должен. – Сработало вообще-то. Я же теперь перед тобой стою.

Бая поднимает брови. Открывает было рот – и закрывает его, недоумевая.

– Это как посмотреть, – наконец говорит она.

– Уж не знаю, чем вы смотреть ещё умеете, красавица, – отвечает Вран, улыбаясь. – Но если глазам своим доверишься, это они тебе и скажут. Я же говорил: не разочарую я тебя.

– Зачем меня всё красавицей кличешь? – спрашивает Бая. – Узнал же ты уже имя моё, почему им не называешь?

– А тебе и так и так подходит, – отвечает Вран. – И так ты красивая, а когда смеяться начинаешь, и вовсе расцветаешь. Идёт тебе улыбка, Бая. И разговор с ней по-другому идёт. Давай так и дальше продолжать.

– Да уж, – говорит Бая. – Впервые такую похвалу в свою сторону слышу.

– Почему это? – выгибает бровь Вран. – Не приняты у вас любезности, что ли?

И замечает: Бая с дюжим любопытством на его бровь приподнятую смотрит.

– Не умеешь так? – спрашивает он. – Хочешь, научу? А ты меня за это…

Бая снова хохотать начинает.

Ну да, бровь научить вздёргивать за сопровождение в племя лютов – обмен, конечно, неравноценный, но попробовать стоило.

– Вижу, весело тебе со мной, – меняет подход Вран. – А с глупым или плохим человеком разве по-настоящему весело будет? Может, не замечают твоей улыбки, потому что улыбаешься ты мало со своими, Бая? Ты возьми меня с собой, я тебе каждый день смехом раскрашу, с утра до ночи смеяться будешь.

– Как будто правда с душой неупокоенной повелась, – говорит Бая, отсмеявшись. – Те же приёмы, то же зубов заговаривание. Ничего мне рассказать не хочешь, Вран из Сухолесья?

– Второй раз уже меня с нечисткой сравниваешь, – отвечает Вран. – Может, нравятся тебе просто нечистки?

– Может, и нравятся, – отвечает Бая вдруг. – В тех, кого вы нечистками кличете, ничего плохого на самом деле нет. Если ты к ним хорошо относишься, то и они вреда тебе никакого не причинят.

– В разных мирах мы с тобой как будто живём, красавица, – тянет Вран. – Впервые такие вещи о нечистках слышу… Впрочем, я для всего открыт – и для мира твоего особенного тоже. Возьми меня туда, а? Видишь же, уступчивый я, понятливый, никого не обижу, ни люта, ни нечистку. Даже когда тебя за нечистку принял, ни словом, ни делом тебе не навредил. Лесной я по духу…

– Коли лесным по духу был бы, то в лесу бы и родился, – качает головой Бая. – Природа всех безошибочно по своим местам распределяет, исключения редко бывают. Вот скажи мне, только честно, без прикрас и слов закрученных – зачем тебе это? Зачем к нам идти?

Строгой Бая снова становится, без всякого смеха в глаза ему смотрит. И чувствует Вран: да, сейчас лучше правду сказать, пусть не такую красивую, пусть не такую трогательную.

– С раннего детства моего вся деревня уверена была, что в лютого мне обращаться суждено. Долгая это история, несколько поверий у нас есть, и все я их собрал. Только оборотнем так и не стал. А хочется. Веришь, нет – просто хочется. Когда с младенчества тебе одно внушают, а потом всё рушится, разве можно такое своим местом назвать? Не… не любо мне со своими жить, не любо мёд пчелиный собирать, на праздниках дурацких вокруг костров прыгать, не любо всю свою жизнь Чомор знает на что тратить, когда знаю я, что есть другая жизнь совсем. Свободная. Сильная. Среди своих по духу, а не…

– Так уж много у нас свободы, думаешь? – перебивает его Бая. – Так уж, думаешь, ни мёд мы не собираем, ни вокруг костров не прыгаем? Так уж, думаешь, каждый день по лесу гуляем, силой своей наслаждаемся? Сила нам для того дана, чтобы менее сильным помогать, а не себе в удовольствие ею упиваться. Сколько раз ты в деревне своей другим помогал, любишь ли ты это, готов ли ты этим всю жизнь заниматься?

Ответственная Бая – Вран это сразу понял. Повеселиться любит, но и цену этому веселью знает. Нравится это Врану. Нравится то, что цели у неё есть свои какие-то, пока не особо ему ведомые, но ясные, непоколебимые.