Когда я за него выходила, он таким не был.

Кажется, это было в другой жизни, а со дня нашей встречи прошло лишь четыре года. Он был очарователен и сиял чистотой, с насурьмлёнными глазами и этой своей кривой ухмылкой, которая прежде была привлекательной. Он провожал меня из колледжа: встречаясь посреди палящего зноя лахорского лета, мы угощались напитком из манго. Я не так давно переехала в Лахор, сбежав от безрадостного прошлого. Мы поженились, едва я получила диплом. Я хотела снять квартиру, но Мубашир сказал, что собирается ещё немного поработать, прежде чем выбирать жильё. «Нам лучше поднакопить денег, – заявил он, – и позволить себе жильё попросторнее, для детей». Вот тогда-то до меня дошло, на что будет похож мой брак. Меня не очень-то прельщает идея материнства. Не то чтобы я не любила детей; просто я слишком хорошо помню собственное детство – и что именно происходило в те годы. Я говорила себе, что никогда не взвалю на себя ответственность за ребёнка в мире, который допускает, чтобы с детьми происходили столь ужасные вещи. В мире, где взрослые либо сами точно так же уязвимы, либо бессердечно отводят глаза. И я сделала то, что, как мне казалось, поставит точку в споре с мужем: сказала, что я бесплодна. Объяснила, что в детстве переболела чем-то, и Мубашир – что типично для большинства мужчин – пожелал избавить себя от каких-либо подробностей, связанных с женской анатомией, так что я отделалась всего несколькими словами. Правда: это было почти смешно.

Но муж всегда хотел детей. Сперва я думала, что спасаюсь от катастрофы, но сейчас – иногда – мне приходит в голову иное: что, если именно моё решение отказаться от детей привело к тому, что Мубашир сделался таким вот бесполезным пьянчугой? Что бы ни было причиной, похоже, «катастрофа» – это моя судьба, какой бы путь я ни выбирала.

Он стонет в забытье. Какие демоны терзают его в снах? На ноге синяк с прошлой недели, когда он задался целью получить работу у местного уличного сапожника. Нога якобы пострадала, когда Мубашир пытался забить гвоздь в подмётку. Если честно, это похоже на порцию лапши, и муж думает, что я достаточно глупа, чтобы поверить в эту историю. Иногда мне хочется встряхнуть его – напомнить, какой могла бы быть наша жизнь. Прежде, чем он стал таким – зависимым и бессильным. Может, я могла бы снять квартиру на пару с Узмой, ресепшионисткой. Думаю, она одинока. Мужчины с работы глазеют на неё точно так же, как и на меня, хотя, думаю, я чуток посимпатичнее, потому что кожа у меня светлее. А всё этот крем «Оливия», на который я трачусь много лет подряд. «Оливия Шукрия» – реально, спасибо. Хотя не сказать, чтобы моя жизнь от этого сильно изменилась. Если кто-то и смотрит на мою кожу, это не приносит мне никакой радости. Может, я и никаб носила бы, но тогда наверняка лицо покроется прыщами, а кому оно надо?

Нет, если Мубашир разделается со своими пороками, мы могли бы снять жильё площадью не меньше десяти марла в Джохар-Таун. И вид, арай, вид был бы фантастический, мы позабыли бы о кучах мусора, привычных для нашего квартала. И москитов там не было бы. Они кошмарны уже сами по себе, но последняя эпидемия лихорадки денге напугала меня ещё больше. Я не могу позволить себе неделями платить по счетам из больницы, где приходится валяться, чтобы поднять тромбоциты. Может, мне просто бросить Мубашира? Он и не заметит. Если бы только не все те деньги, которые я уже инвестировала в наш так называемый брак. Штука в том, что я не могу. Просто не могу. Не после того, как все дорогие мне люди бросили меня. Хотя мысли о том, чтобы уйти от мужа, в последние дни посещают меня чаще обычного, и каждый раз требуется больше усилий для того, чтобы не давать им хода. Но я всё-таки не даю – по крайней мере, сегодня.

Миша

Карачи, Пакистан

Бхай, который помогал вместе с Баба на пятничных молениях, вернулся и уже должен быть готов открывать лавку. Его возвращение из мечети означает, что его мини-базар будет работать для всех нас. Баба сказал, что все наши кузены придут к нам в пятницу на обед, потому что он старший брат и у нас – самый большой обеденный стол. Не думаю, что насчёт стола – правда, потому что у моей двоюродной сестры Анайи дом уж точно больше, так что и стол у них должен быть больше, но я ничего не отвечаю Баба. На деле не важно, правда это или нет, потому что я люблю, когда приходят кузины. Единственное, что мне не нравится, – Мама не разрешает Ноно сидеть с нами. И это вовсе не весело, потому что ей приходится есть вместе с Мази на кухне, и я не могу обсудить с ней свой план, как убедить Бхая сделать мне скидку на чорун, которые он берёт в магазине Амир-бхая, что близ мечети. Я попробую с ним поторговаться, предложу попользоваться моим канцелярским набором – тем, что Амаль подарил в прошлом году на день рождения, – потому что он даже не девчачий. А ещё Бхай сможет использовать липкие листочки для заметок в качестве закладок в своих толстых школьных тетрадях. Но обычно Ноно говорит мне, как вести дела с Бхаем, – она знает способ заставить его слушать её. Как в тот раз, когда она уломала Бхая взять нас в лавку макайвала на углу улицы. Мама в жизни не давала нам и шагу туда ступить, а Бхай дал. И только на прошлой неделе Ноно каким-то образом убедила его взять нас с собой. Даже не знаю, что она такое ему говорит, потому что Бхаю обычно не нравится, когда я прошусь пойти с ним.

Быстро причёсываюсь и поправляю платье – подол грязный, на нём бабочки, розовые и малиновые, два моих самых любимых цвета. Я слышу, как Баба обсуждает что-то важное с папой Анайи. Хочу посмотреть, большая ли сумка у Бхая, – прикинуть, много ли можно оттуда заполучить на тридцать рупий, которые я копила всю неделю. Мама даёт мне пять или десять рупий сдачи всякий раз, когда несёт овощи из магазина, и я стараюсь забирать монетки и десятирупиевые банкноты, если они остаются на кухонном столе или на её туалетном столике. Так я пополняю и пополняю свою свинью-копилку, а в пятницу покупаю у Бхая столько, сколько могу, всякий раз надеясь заключить с ним сделку повыгоднее.

Если Ноно пытает удачу, ей уж точно удаётся сторговаться с Бхаем. И потом мы сидим на веранде и едим чорун и другие конфеты.

Сегодня сумка не такая уж большая. Не знаю, как так выходит, но монеты и банкноты уже у меня в руках, и я прыгаю навстречу Бхаю прежде, чем Али и Анайя успеют начать совать ему свои деньги. Честно, я не понимаю, почему мне не выделяют постоянных карманных денег, а им – да. То есть Али – он же даже ниже меня ростом. Ага, я знаю, что ему восемь, а мне семь, но я чуток повыше его, а значит, тоже заслуживаю право на карманные деньги.

Спотыкаясь, входит Ноно, держа в руках слишком большой для неё кувшин с водой, и застенчиво улыбается Бхаю. Алло, я тоже тут! Демонстративно кашляю. Она переводит на меня взгляд и широко ухмыляется.

– Поставь сюда, с этой стороны, – говорит ей Мама, указывая на край обеденного стола. На Ноно Мама не смотрит, но Ноно понимает, к кому она обращается. Она делает то, что ей велено, опускает голову и быстро выходит.

– Бхай, Бхай, ты принес чорун? – шепчу я Бхаю, который одет в хрустящий белый шальвар-камиз.

Будучи в компании взрослых, он всегда старается выглядеть выше, расправляет плечи и поднимает брови как Баба, когда тот ведёт серьёзный разговор.

– Ш-ш-ш, не сейчас, – говорит он, прислушиваясь к тому, о чём говорит Баба.

Цены на помидоры растут или что-то в этом роде. Скукота.

Через несколько минут я делаю вторую попытку:

– Бхай, я хочу чорун; я могу весь его купить, так что тебе не нужно будет много считать в уме. Я даю тебе двадцать рупий за пачку из двенадцати штук. Что скажешь? Хаан?

Бхай пренебрежительно смотрит на меня, постукивая ногой под столом по полу.

– И ты можешь попользоваться моим канцелярским набором, – прибегаю я к своему секретному оружию.

– Что? Нет, сегодня я не принес чорун, – говорит он, на секунду задержав на мне взгляд.

О не-е-е-ет – какое разочарование! Я ждала всю неделю. Хочется взвыть, но я решаю надавить ещё чуть-чуть.

– Окей, тридцать рупий за пачку из двенадцать штук, – отчаянно выпаливаю я, надеясь, что всё дело в цене.

– У меня его нет, глупая голова, – насмехается он.

А-а-а-а-аргх! Иногда Бхай бывает таким врединой!

Я щёлкаю его пальцем по ноге и убегаю от стола. Жутко нечестно. Он даже не говорит нам, где этот магазин бхая Амира. Однажды я каталась с чача Рашидом, пытаясь отыскать таинственную лавку, но так и не нашла. Может, Бхай наврал нам, что она у мечети. Я реально не хочу ждать ещё целую неделю! Может, если предложить ему вдобавок к канцелярскому набору ещё массаж головы…

Я знаю, что скоро Мама позовёт меня, потому что я не доела даалчавал, но мне нужно придумать какой-то план вместе с Ноно и сообразить, как же нам обнаружить магазин бхая Амира.

Веранда маленькая, но открытая – Мази здесь ещё и стирает. Это моё любимое место, потому что обычно здесь мы зависаем с Ноно. Она иногда помогает Мази сортировать одежду, но в данный момент сидит со скрещёнными ногами, согнувшись, и смотрит на что-то. Мне очень грустно, но я не собираюсь упускать случая напугать её. Она вечно дёргается, и это так смешно!

Я медленно подкрадываюсь к ней со спины, воображая, что я лев на охоте, а затем напрыгиваю и кричу: «Бу!»

Она вскрикивает и рассыпает что-то по полу.

Опустив глаза, я вижу огромное множество разноцветных стекляшек – моих самых любимых на все времена чорун.

Зохейб

Лондон, Соединённое королевство

Обычно я заикаюсь, только когда нервничаю. И не то чтобы Уитакер заставлял меня нервничать. В большей степени так действует на меня осознание, что наш с ним разговор – это на деле его попытка вдолбить мне в голову немного смысла. Распутать мою умственную головоломку – мою жизнь. Это нервирует сильнее, чем могут вынести моё тело или рассудок, так что заикание усиливается.

Я работаю на полставки, поскольку Уитакер заявил, что мне нужно дело, чтобы выбираться из дома и занимать чем-то голову. Не сказать, чтобы я нуждался в деньгах. И не сказать, чтобы зарплата того стоила. Но это работает, поскольку бóльшую часть дня я всё равно могу проводить дома с Мишей. Думаю, сестра тоже забегала бы в школу, если бы могла, но это невозможно, так что она ждёт моего возвращения дома, а после жадно слушает рассказ о том, как прошёл день.

Миша переехала сюда со мной, когда я закончил бизнес-школу в Университете Западного Лондона. Суровые три года. Я не вынес бы их, не будь рядом Талхи. И ещё я знаю, что Талха сам ни за что не выбрал бы УЗЛ, поскольку его интересовала спортивная наука, но он заявил, что хочет остаться в Лондоне, дабы сэкономить на жилье, и что, если послушать его родителей, ему нужно более «практическое образование», так что он поступил на одну специальность со мной. Я никогда не был уверен насчёт его целей, особенно зная, как сильно тетушка и дядюшка поддерживают даже самые неортодоксальные его решения, но я не спорил. Я выпустился и даже умудрился заполучить работу в университетском департаменте профориентации. В любом случае долго я там не проработал. Меня всё больше и больше заботила Миша.

После департамента профориентации это – моя первая работа, и на сей раз я тружусь в начальной школе. С детьми особо не контактирую – просто выполняю кое-какую административную работу, заполняю формы, карточки, выдаю удостоверения, всякое такое. Это неплохое место, но родители учеников реально соответствуют стереотипу напыщенных родителей из частной школы. Что вряд ли удивительно. Наверное, сейчас, оказавшись на стороне школьной администрации, а не за ученической партой, я просто явственнее это вижу. Сесилия – одна из учительниц.