– Здравствуйте, что случилось?

– Да вот, то ли избили, то ли сам упал, – ответил один из полицейских. – Его, наверное, в больницу надо.

– Что случилось-то, уважаемый?

– А ничё, я сам разберусь! Б*я буду, разберусь! Эти <название национальности> сильно борзые стали! Я – спецназовец, мы с пацанами их всех положим, отвечаю! Они, <гомосексуалисты>, плакать будут!

– Что ж ты так напился-то, дружище?

– А чё, праздник же нужно отметить! Я чё, не патриот, что ли? Спецназ – сила! Россия – сила!

– Тебя сейчас что беспокоит?

– А чё, всё <зашибись>! <Фигня>, прорвёмся!

– В больницу поедешь?

– А <нафига>?

Тут вмешался полицейский:

– Слышь, друг, ты давай определяйся, или с нами едешь, или с ними! Ты чего тут сидишь выделываешься?

– Всё-всё, командир, без базара, я лучше на больничку поеду!

Усадили мы его в машину и поехали. Но, как и следовало ожидать, где-то на полдороги он изволил передумать и стал настойчиво проситься на волю. Ну а мы и не возражали, отпустили. В таких случаях нет у нас права принудительно везти в больницу. В общем, ушёл он на поиски новых замечательных и таких заманчивых приключений.

Не могу не заметить, что в нашем обществе есть значительная прослойка людей, извращённо понимающих патриотизм и совершенно не осознающих смысл Дня Победы. По их мнению, подлинный патриот в этот день должен напялить что-нибудь из военной формы, упиться до свинского состояния и дурным голосом вопить что-то типа «Спасибо деду за победу!». Ну а если ещё и приключения найти на пятую точку, то тогда можно быть уверенным, что праздник удался.

Следующий вызов вновь был уличным: возле бара в центре города эпиприпадок у мужчины тридцати девяти лет.

Возле бара «Айвенго», считающимся в народе весьма приличным, стояло множество людей, хорошо подогретых алкоголем, а потому очень активных и деятельных. Пробравшись через них, мы увидели лежавшего на спине мужчину.

– Э, давайте, короче, ему зубы разжимайте! – агрессивно прокричал нам изрядно поддатый парень в чёрной футболке. – Быстрей давайте, чё вы как варёные, блин!

В таких ситуациях ни в коем случае нельзя вступать в пререкания с разгорячённой толпой. К счастью, никто из присутствовавших не изъявил желания сопровождать больного. Как можно быстрей мы загрузили его в машину и, отъехав подальше, остановились для осмотра. Давление сто тридцать на восемьдесят, уровень глюкозы нормальный, на кардиограмме ничего примечательного нет, сатурация прекрасная, дыхание нормальное. Однако приходить в себя он пока не желал. При себе у него был паспорт, так что привезли мы его в стационар не как неизвестного. А кроме того, нашли в его смартфоне телефон матери и обо всём ей сообщили. Так что больной не оказался брошенным.

Очередным вызовом было дежавю. Вновь эпиприпадок у мужчины сорока трёх лет. Только на этот раз не на улице, а в квартире. Ну да, закон парных случаев в действии.

Открыла нам заплаканная женщина и, всхлипывая, рассказала:

– У него опять припадок был! Он два года назад в ДТП попал, травма головы была очень сильная, трепанацию черепа делали. Сначала припадки частые были, а потом его подлечили и за последний год вообще ни одного не было. Ему же пить вообще нельзя ни капли! А сегодня к своим друзьям пошёл и там напился. Ну и всё, теперь всё лечение насмарку! Да хорошо, что дома это случилось, а то бы свалился где-нибудь и неизвестно, что было бы. Ой, я бы поубивала этих дружков чёртовых! Чтоб им самим бошки поразбивали! Уроды!

Больной уже пришёл в себя и сидел на диване. Хотя, судя по растерянному взгляду, оставался он несколько дезориентированным.

– Константин Николаич, вы помните, что случилось? – спросил я.

– …Не знаю, – ответил он после паузы. – А чего такое-то?

– Припадок у вас был. Зачем выпивали-то? Ведь нельзя же вам!

– Не знаю…

– Как вы себя чувствуете? Что беспокоит?

– Голова сильно болит.

– Давайте-ка собирайтесь и в больницу поедем!

– Ладно…

Ввели мы ему внутривенно бензодиазепиновый препарат и свезли в неврологический стационар.

Не могу при всём желании понять, как глупо иногда расставляются приоритеты. Ведь получилось так, что пьянка с друзьями стала важнее собственного здоровья. Но, к сожалению, эти мои рассуждалки Константину Николаевичу ума не прибавят.

Далее поехали мы к женщине тридцати пяти лет, которой было плохо после употребления алкоголя. Третий «пьяный» вызов никакого удивления не породил. Все было обычно и характерно для праздничной смены.

Встретила нас женщина, которая плаксивым голосом сказала:

– Ой, помогите ей, её сильно напоили! Ей очень плохо, рвёт без конца, а я уж и не знаю, что делать!

Перепившая страдалица лежала на кровати. Её внешность ярко свидетельствовала, что с алкоголем была не случайная встреча, а крепкие близкие отношения. Рядышком стоял таз с соответствующим содержимым.

– Что вас беспокоит?

– Блюю то и дело, – хрипловатым голосом ответила она. – Мутит, блин…

– На промывание желудка согласны?

– А как это?

– Введём в желудок зонд, это шланг такой, будем заливать воду и выливать обратно.

– Ой, не-не-не, не надо, не хочу! Лучше сделайте укол, чтоб не блевать.

Сделали мы ей противорвотный препарат и отчалили восвояси. Здесь отмечу, что лично я категорически не признаю понятие «напоили». Как можно напоить взрослого дееспособного человека? Связать и силой влить? А может принудительно алкогольную клизму поставить? Нет, «напоили» – это всего лишь стыдливое прикрытие того, что человек сам целенаправленно упился.

Только всё отписал, доложил об освобождении и сразу вызов прилетел: психоз у мужчины сорока семи лет.

Открыла нам пожилая женщина и прямо с порога заявила:

– Забирайте его сейчас же! Забирайте к чёртовой матери! Да это что такое, в конце концов? Сколько можно надо мной издеваться-то?

– Так, давайте-ка расскажите, что случилось?

– Дык чего, опять напился и безобразничает! Обзывает по-всякому, бутылку ему подавай! Измучил он меня!

– Он у психиатра наблюдается?

– Конечно, уже давно, он инвалид третьей группы. Ой, вот грех, конечно, но я молюсь, чтоб бог его прибрал! За что мне такое на старости лет?

Больной с одутловатым дряблым лицом спал сном праведника. Хоть и с трудом, но всё-таки мы его разбудили. Он быстро принял сидячее положение и испуганно уставился на нас.

– Здрасьте, а чего случилось-то? Чего такое-то?

– Так это тебя надо спросить. Говорят, что ты плохо себя ведёшь, скандалишь.

– Нет, вы что, какие скандалы? – удивлённо спросил он. – Мам, зачем ты их вызвала? Я же ничего такого не сделал!

– Да-а-а? А кто на бутылку-то требовал? – возмущённо спросила мать. – Кто меня обзывал? Ты забыл, что ли, как безобразничал?

– Да где я безобразничал? Я у тебя денежку попросил, ты не дала, и я сразу спать лёг!

– Ой, да хватит уже придуряться-то! Как «скорая» приехала, так сразу паинькой стал!

– Так, женщина, хватит! Дайте мне с ним побеседовать! – решительно прервал я эту перепалку. – Рассказывай, Михаил, тебя что-то беспокоит?

– Нет, ничего, всё нормально. Лекарства я пью.

– А ты часом не знаешь, с чем на учёте-то стоишь?

– Да вроде какое-то поражение мозга и расстройство личности.

– И в чём же это всё выражается?

– Ну это… У меня с памятью беда, башка болит то и дело.

– Ничего не видится, не слышится?

– Раньше у меня «голоса» были.

– А сейчас?

– Нет, уже давно.

– Миш, но ты сам-то понимаешь, что пить тебе вообще нельзя ни капли? Ведь допьёшься до психоза и опять в больницу попадёшь!

– Да я знаю. Нет, всё, больше не буду, честное слово!

– Вот и хорошо.

– А вы меня не заберёте?

– Нет, в этот раз не заберём, а дальше всё будет от тебя зависеть.

– Спасибо, спасибо вам! Всё, я честно говорю, больше не буду!

И тут мать возмутилась:

– Нет, а почему вы его не забираете? Это что такое?

– Признаков психоза у него нет. С чем мы его повезём и на каком основании?

– Что значит «на каком основании»? Значит ему теперь можно надо мной издеваться?

– Нет, не можно. Просто вызывать нужно не «скорую», а полицию.

– Ну всё, я на вас жалобу напишу!

– Всегда пожалуйста, это ваше право.

Здесь может возникнуть вопрос: а не мог ли Михаил скрыть симптомы психоза? Так вот, отвечу категорично: не мог. Всё дело в том, что галлюцинирующего больного видно сразу: в ходе беседы тот непременно к чему-то прислушивается и приглядывается. Да, на словах он может решительно отрицать обманы восприятия, но их обязательно выдаст характерная мимика.

Вот и всё, закончилась моя смена. Вдоволь нас укатали. Переработка хоть и получилась, но не стал я её оформлять, посчитав, что с моей стороны это было бы как-то не по-людски. Ведь не только мы, а все бригады пахали изо всех сил.

А на следующий день, как всегда, приехали мы на дачу. На этот раз пересилил я себя и в лес не пошёл, полностью отдавшись огородным делам. А вот друг-сосед Фёдор, с моей лёгкой руки, замутил настоящий грибной бизнес. Теперь он регулярно выкраивает время на сбор и последующую продажу строчков. Супруга его хоть и высказывает по этому поводу недовольство, но не столь рьяно. Понимает она, что Фёдор без алкоголя как рыба без воды. Так уж лучше пусть он его покупает на свой дополнительный заработок, чем пробивает брешь в семейном бюджете. Единственное, что огорчает Фёдора, так это скорое окончание строчкового изобилия. Но ничего, уже не так долго осталось до «настоящих» грибов. Успеем мы ещё «оторваться»!

Душевный дачный вечер

Наконец-то установилось стабильное комфортное тепло. Теперь по улице можно не спеша идти, не страдая от пронизывающего ветра и сыплющего в лицо холодного дождя. Да, тепло – это, конечно же, хорошо, вот только есть одно удручающее «Но». Синоптики спрогнозировали, что предстоящее лето будет жарким, а главное – засушливым. Это значит, что о приличном урожае грибов нечего и мечтать. Ну а кроме того, огородным растениям тоже будет некомфортно, ведь они предпочитают дождевую воду. Хотя есть надежда на ошибочность этого прогноза.

У крыльца медицинского корпуса, с усталыми лицами, стояли коллеги из предыдущей смены.

– Всех приветствую! Как смена прошла? – поинтересовался я.

– Да ну её <нафиг> такую смену! – мрачно ответил фельдшер Матвеев. – Весь день и всю ночь без заездов катались. Ночью в два часа приехали, легли, минут через сорок нас подняли, а потом так до утра и гоняли.

– А на что в основном ездили-то?

– Да в основном на давление и головные боли. Обычно-то после двенадцати или часа они утихают и спать ложатся, а сегодня все как с цепи сорвались, до утра вызывали.

Не сразу заметил я, что молодая фельдшер Дарья Савельева стояла чуть в стороне от нас с заплаканным лицом, выражающим неизбывную тоску. В руке её была истлевшая до фильтра сигарета, про которую она забыла, поглощённая тяжкими думами.

– Даша, что случилось? Никогда я тебя не видел такой расстроенной, – обратился я к ней.

– В тюрьму меня посадят, Юрий Иваныч, – тихо сказала она.

– Да что такое произошло-то, Даша? С чего у тебя такой настрой?

– Ночью нас к пьяной женщине вызвали, она на улице валялась. Рядом какие-то алкаши были, и мы их попросили помочь в машину загрузить. Её сначала на мягкие носилки положили и на них надо было на каталку поднять. Ну короче, они промахнулись и уронили её прямо на асфальт. Она скорей всего головой ударилась. Потом всё-таки загрузили. Я начала её осматривать, а она вдруг задёргалась и умерла. Мы сразу давай её качать^[3], но всё бесполезно. Увезли потом в «судебку».