– Больной стародавний с параноидной шизофренией, инвалид второй группы. Течение непрерывное, бред и галлюцинации всегда однотипные. Говорит, что постоянно «видит» и «чувствует» беса. Сегодня он сам пришёл и в стационар попросился. Сказал, что бес его заставляет из окна выброситься. В общем, ждёт он вас у кабинета.

Мы вышли и никого не увидели. Обошли всё, включая туалет, но безрезультатно. Хм, никак передумал и сбежал. Ну что ж, нет так нет. Как говорится, не больно-то и хотелось. А вот когда вышли во двор, увидели сидевшего под дождём на мокрой скамейке худощавого небритого мужчину. Его насквозь промокшая чёрная ветровка блестела от воды. Лицо было неподвижно и не выражало совершенно никаких эмоций.

– Здравствуйте, а вы часом не Данилов? – поинтересовался я.

– Да, Данилов, – ответил он. – Я вас давно жду.

– А зачем же вы под дождём-то сидите? Вы же промокли насквозь!

– Ну и что. Излишний комфорт – это грех.

После того, как мы пришли в машину, беседа продолжилась.

– Что вас беспокоит, Анатолий Сергеич?

– Много всего. Внутри всё трясётся, давит. В голову чужие мысли лезут. Я пытаюсь их прогнать, а никак. Бывает, что ругаюсь очень сильно. Это меня бес заставляет.

– А вы его видите?

– Ну как сказать… Я знаю, что он всегда рядом со мной, а вижу как бы внутренним глазом. Он высокий такой, лохматый, страшный.

– Он вам что-то говорит?

– Нет, он мне мысли вставляет, чтоб я брата своего электричеством убил и из окна выпрыгнул. Я держусь, конечно, но чувствую, что скоро уже сил не останется. Я к деду-колдуну ездил. Он сказал, что вокруг меня что-то страшное творится. Обещал помочь, дал бутылку святой воды, велел её каждый день пить и читать молитву «Отче наш». Я домой как приехал, выпил полстакана и тут же смотрю, из тела что-то такое прозрачное вышло и летает по комнате. Это душа моя была, я сразу понял. На меня сразу такой страх напал, что я чуть не закричал. И всё, после этого я ту воду больше не пил.

– А как вы считаете, это всё от болезни или на самом деле происходит?

– Не знаю, всё как-то запутано… Но обычно после больницы меня не так сильно донимают.

– Вот и хорошо, тогда едем! – подвёл я итог беседы.

Да, диагноз параноидной шизофрении с непрерывным течением полностью обоснован. А ещё нельзя не заметить синдром Кандинского-Клерамбо. При этом больные убеждены в том, что их мышлением и поведением управляет некто со стороны. Были у Анатолия Сергеевича и псевдогаллюцинации с бредовой трактовкой. В качестве вишенки на торте был продемонстрирован схизис, то есть расщеплённость мышления. Анатолий Сергеевич заявил, что видел со стороны собственную душу, летавшую по комнате. Но тут возникает вопрос, а чем он её наблюдал и осознавал? Пустым телом или у него имелась вторая, запасная душа? Так что его бредовые умозаключения вступают в противоречие друг с другом. Однако больные ничего такого не замечают.

Так, всё, укатали нас по полной программе. Обед разрешили без лишних слов. Давно пора.

На Центре были три бригады. Да, негусто, конечно. Выпечку как всегда к нашему приезду почти всю распродали, не оставив ничего для меня интересного. Ну и ладно. В первую очередь зашёл в диспетчерскую, подкорректировал в карточках время и сдал их с глаз долой. После обеда решил не ложиться. Какой смысл, если с минуты на минуту сдёрнут на вызов? Только расслабишься и сразу всё удовольствие будет жестоко разрушено.

Да, предчувствие меня не подвело. Вызвали через полчаса после обеда. Поедем на ОНМК под вопросом у женщины восьмидесяти трёх лет.

Открыл нам пожилой мужчина и сказал:

– Что-то супруге очень плохо. У неё высокое давление было, таблетками не снижалось. Я соседку позвал, она медсестрой работает. Сделала какой-то укол, давление снизилось, но почему-то хуже стало. Теперь голова кружится и язык не ворочается, как будто каша во рту. Уж не инсульт ли у неё?

– Не знаю, сейчас посмотрим.

Больная сидела в кресле с выражением испуга на лице.

– Здравствуйте, Эльвира Николаевна, что случилось?

– У меня давление было очень высокое, двести двадцать на сто, – сказала она, с трудом выговаривая слова. – Соседка укол сделала в вену и до ста десяти снизилось. Но теперь мне ещё хуже стало. Язык заплетается, и голова сильно кружится. Не знаю, что со мной творится.

– А чем она вас уколола?

– Я не знаю, вон ампула на столе, посмотрите.

Ну что ж, посмотрел. Больной был введён мощный гипотензивный препарат центрального и периферического действия. Аж десять кубов! После этого у меня возникло сильнейшее желание испустить поток грязной нецензурной брани. Ведь каждый медик должен знать, что резко и намного давление снижать нельзя. Казалось бы, эта прописная истина намертво вбита в наши медицинские головы. Но вот, поди ж ты, нашлась, бляха-муха, помощница.

По всей видимости, у больной было острое нарушение мозгового кровообращения по ишемическому типу. В данном случае механизм его развития был весьма прост. Из-за введения слишком большой дозы гипотензивного препарата давление рухнуло и кровоснабжение головного мозга резко уменьшилось.

Фельдшер Виталий с величайшим трудом подкололся и наладил капельницу. Через десять минут давление повысилось до ста двадцати, однако речь налаживаться не хотела. Свезли мы Эльвиру Николаевну в больницу и там ей сделали компьютерную томографию головного мозга. Результат её был просто замечательный, поскольку очаг не обнаружили. Это означало, что имела место транзиторная ишемическая атака. Да, штука, мягко говоря, неприятная, но проходящая бесследно. Короче говоря, в течение ближайших суток больная должна восстановиться.

После освобождения по команде диспетчера поехали в сторону Центра. Нет, конечно же, доехать не дадут. Ну и точно, пульнули вызов: психоз у мужчины пятидесяти двух лет в отделе полиции.

Райотдел нас встретил нас шумной суетой. Дежурный с усталым лицом, морщась от гомона, прикрикнул на своих коллег:

– Так, а ну-ка, все лишние, выходите отсюда! Мужики, вы рапорта написали? Написали. Ну и идите уже, чего вы тут базар-вокзал устроили?

После того, как воцарилось спокойствие, дежурный рассказал:

– Этот кадр – ваш клиент. Вы его, наверное, знаете. Он постоянно на автовокзале ошивается, бычки собирает, в урнах роется, мелочь «стреляет». Обычно он мирный такой, никогда никого не трогал. А сегодня начал у женщины в рюкзаке рыться. Она ему замечание сделала, а он ей подзатыльника дал. Ну вот его сюда и притащили. На вопросы он по существу не отвечает, только какую-то дурь несёт. В общем, идите с ним в допросную, беседуйте. Но только недолго, а то сейчас следователь придёт с людьми работать.

– Он БОМЖ, что ли?

– Полубомж. Регистрация есть, но живёт, где придётся.

Как только я его увидел, так сразу узнал. Нет, ездить к нему на вызовы не приходилось, а постоянно на автовокзале видел. С одутловатым лицом, обросшим жиденькой бородёнкой, в грязной болоньевой куртке и коротких брючишках, неимоверно вонючий, он производил отталкивающее впечатление.

– Здравствуй, уважаемый! Рассказывай, что случилось, за что тебя сюда привезли?

– А вы кто, «скорая», что ли? – ответил он вопросом на вопрос.

– Да, «скорая». Ну так что, чего ты на автовокзале-то делал?

– С автовокзалом познакомиться. Там люди встречаются, литература нужна.

– Зачем ты в чужом рюкзаке рылся, да ещё и женщину ударил.

– А что, посмотреть нельзя? Чего за происшествие?

– Да, нельзя. Разве можно чужое трогать? Ты где живёшь-то, друг любезный?

– На Васильевской и потом за девятиэтажкой, там, где трубы.

– У психиатра наблюдаешься?

– Раньше ходил и больше не хожу. Там же одни дураки, чего мне там делать-то?

– Инвалидность есть?

– Есть вторая группа. Но мне ещё надо, я же больной, разбитый.

– Как ты себя чувствуешь? Жалобы есть?

– У меня глаз воспалился, потому что стоял очень долго. Когда воспаление было, я чистил зубы и много крови вытекало. Всё стало сжиматься, через зубы всё выходило. Я чувствую, что по волокнам и сосудам кровь может затрамбоваться.

– Травмы головы были?

– Много было всяких несостыковок, наездов, с лестницы падал.

– Выпиваешь?

– Раньше не пил, а потом конечно пил, чтоб расслабиться, себя обеспечить. Люди остались такие же, пьют, ходят где-то.

– Тебе что-то слышится, видится?

– В голове всякие звуки бывают, да я ещё и свой внутренний голос слышу.

– А бывает чувство, что на тебя кто-то воздействует?

– Я чувствую влияние. Устройство, конечно же, ощущается.

– А где ты раньше работал?

– Дел было много всяких и коммерции много.

– Всё понятно, поедем в больницу.

Понятно, что никакой меддокументации с готовым диагнозом на этого больного не было. Однако всем своим нутром я ощутил шизофренический процесс, полностью завладевший его психикой. Ранее мною уже говорилось, что чувство шизофрении приходит к врачу не вместе с дипломом, а исключительно с опытом. Здесь, скорей всего, имела место далеко зашедшая параноидная шизофрения с непрерывным течением и выраженным дефектом личности. Бред, некогда систематизированный и яркий, теперь распался на части, которые нужно ещё суметь ухватить. Одной из таких малозаметных частиц является высказывание больного: «Я чувствую влияние. Устройство, конечно же, ощущается». Псевдогаллюцинации приобрели примитивный характер. Больному «слышатся» не развёрнутые «голоса», а лишь посторонние звуки и какой-то невнятный «внутренний голос». Кроме того, нельзя не заметить грубые нарушения мышления с элементами разорванности. В общем, свезли мы болезного в стационар, где его без лишних вопросов приняли.

А теперь поедем к женщине шестидесяти четырёх лет, у которой болит живот.

Открыла нам сама больная, ухоженная женщина с интеллигентной внешностью.

– Здравствуйте, не хотела вас тревожить, но пришлось, потому что уже сил никаких нет. У меня каждый вечер, как по расписанию, болит живот. Днём всё хорошо, а как вечер, так начинается. Сначала просто болело, а теперь как будто ножом меня протыкают.

– А со стулом как дела?

– Да какой-то он жидковатый.

– Тошноты, рвоты нет?

– Рвоты нет, а вот тошнит постоянно. Аппетит пропал, через силу ем. Вообще от всего воротит.

– А давно ли болит-то?

– Да уж вторую неделю.

– И почему же сразу не вызвали?

– Я преподаватель в колледже. Сейчас конец учебного года, дел полно и заменить меня некому. И сегодня бы не вызвала, но мне <Название известного спазмолитика> перестала помогать.

Живот пропальпировал. Мягкий он, в проекции поджелудочной железы болезненный. Сразу были видны откровенно жёлтые склеры. Н-да, всё очень и очень нехорошо. В голове моей сразу вспыхнула онконастороженность, но больной я об этом, разумеется, не сказал. Ведь у меня, врача «скорой», нет возможности провести объективное обследование, точно доказывающее либо опровергающее онкологический диагноз. Поэтому было абсолютно недопустимо раньше времени обрушивать на больную свои мрачные подозрения. В документации выставил я острый панкреатит под вопросом и онконастороженность. После этого больную свезли в хирургию.

Ох, вызовы раздают щедро, от всей широты души. Теперь поедем к женщине семидесяти лет, которая без сознания и под вопросом умерла.

Подъехали к деревянному двухэтажному бараку. Грязная деревянная дверь с многочисленными следами взлома была гостеприимно открыта. Квартира встретила нас вонью и грязью. По всей видимости, там отродясь не было ни уборок, ни ремонтов. Из комнаты к нам вышел прилично поддатый господин непонятного возраста с безобразно распухшей рожей и мутным взором. Было сразу видно, что он не какой-то заурядный любитель выпить, а настоящий профи в сфере алкоголизма.

– У меня мать легла и не встаёт. Посмотрите, чего с ней такое? Умерла, что ли?