Провёл я ректальное исследование и нащупал нечто похожее на геморроидальный узел. На перчатке была свежая кровь. Но неизвестность так и осталась. Вслепую, наощупь точно не определишь, что там за бяка. А потому не стал я ни обнадёживать, ни пугать больную. От моих предположений толку немного. Эх, если б был документ из онкодиспансера, то увезли бы мы её сразу туда, по профилю. А так пришлось везти в обычную хирургию. Помощь, разумеется, мы оказали, сделав кровоостанавливающий препарат. Вот только толку от него нет ни фига.

Дальше поехали к мужчине сорока четырёх лет, который в отделе полиции вены себе порезал.

Дежурный, капитан со злым лицом, рассказал:

– Его задержали по подозрению в краже. Следователь его уже в ИВС оформила, а он взял и вены вскрыл. Хочет, блин, на больничку уехать и соскочить оттуда. Вы уж посмотрите его повнимательней, может и без больницы можно обойтись? Там ведь и крови-то не так много натекло.

– А чем же он порезался-то? Его не досматривали, что ли?

– Досматривали, конечно. Но он же парень опытный, судимый-пересудимый, огни и воды прошёл. Скорей всего, кусок лезвия где-то хорошо заныкал.

Прежде чем увидеть болезного, мы его услышали.

– Э, командир, ну чё, когда эта «скорая» приедет? – орал он. – Ты её в натуре вызвал или как? Если я сдохну, вас самих пересажают!

Когда мы предстали пред его мутными очами, он торжествующе протянул нам свои руки:

– Во, смотрите! Давайте, короче, на больничку меня везите!

Фельдшер Виталий стёр кровь и на обоих запястьях, синих от наколок, стали видны множественные порезы. Большинство из них представляли собой лишь глубокие царапины и только три желательно было ушить. Виталий обработал раны и наложил асептические повязки. Конечно же, измерили ему давление, которое оказалось замечательным.

– Ну чё, куда вы меня повезёте? – спросил задержанный.

– В первый травмпункт, там швы наложат и сразу отпустят, – объяснил я.

– Э, ты чё, командир, прикалываешься, что ли? – разозлился он. – Я, блин, крови потерял литра два, какой <нафиг> травмпункт? Не, давайте меня на больничку!

– Да из тебя вытекло самое большее – миллилитров двести. Давление прекрасное, никаких признаков острой кровопотери нет. Так что в больнице тебе делать нечего.

– Доктор, вас менты, что ли, обработали? Чё вы мне тут пургу-то гоните?

– Уважаемый, я всё сказал. Если не хочешь ехать, так сразу и скажи. Насильно мы тебя не повезём.

– Да ладно, поехали…

Дежурный тоже оказался не рад нашему решению. Дополнительные проблемы мы ему создали. Ну а как иначе, если прямо сейчас ему нужно было найти людей для конвоирования, а на обратный путь – машину. Ведь нельзя же было везти его на общественном транспорте. Но тем не менее, всё получилось хорошо и спокойно. Привезли мы их в травмпункт и там оставили.

А вот следующий вызов нас возмутил, ибо ехать предстояло в следственный изолятор к заключённой с травмой глотки и кровотечением. Почему возмутил? Да потому что нам предстояло там зависнуть часа на три. Пока досмотрят машину, найдут для нас сопровождающего, сотрудников для конвоирования заключённой, так время и протянется. А тем временем, для города и огромного района, единственная и неповторимая психиатрическая бригада будет недоступна. Проявлять покорность я не собирался, по рации связался с диспетчером и всё ей объяснил. Удивительно, но она меня поняла и вызов заменила. Поедем на травму головы и жидкий стул у женщины восьмидесяти трёх лет. Да, такое сочетание является весьма примечательным и просто замечательным. В общем, заинтриговал меня этот вызов.

В прихожей нас встретила сама автор вызова. Невысокая, худощавая, шустрая, она совершенно не походила на больную.

– Здравствуйте! Вот пришлось вас вызвать, иначе я не знаю, что мне делать, – сказала она.

– А что с вами случилось?

– Сегодня под утро я встала в туалет, запнулась за тапки и упала. Со всего маху лицом прямо в пол! Нос разбила, кровь потекла и затошнило. Ну, думаю, это у меня сотрясение. Поднялась и сразу пошла молоко пить…

– Извините, я как-то не улавливаю взаимосвязь между сотрясением и молоком, – прервал я её рассказ.

– А чего тут улавливать? Вы же сами прекрасно знаете, что при сотрясении надо пить молоко.

– Хм, вот этого я как раз и не знал, – тактично ответил я и пока не стал опровергать эту заведомую глупость.

– Ну, доктор, вы меня удивляете! Ведь это все знают!

– Хорошо, и я буду знать. А жидкий стул с чего появился?

– Молоко было прокисшее и какое-то горьковатое. Но я всё равно много выпила, больше полбутылки. Противно, конечно, а куда денешься? В такое время свежее-то молоко где возьмёшь? И потом, где-то через час, понос начался. И такой сильный, что хоть вообще из туалета не выходи!

– Ну что ж, Татьяна Михайловна, вы сами себе проблемы создали. Открою вам страшную тайну: молоко при сотрясении никак не помогает.

– Ну не знаю, – скептически ответила она. – Всегда всем помогало.

– Ладно, бог с ним, с этим молоком. Вы сейчас как себя чувствуете?

– Да знаете, уже намного лучше стало, только в животе сильно бурлит.

– Сейчас голова болит?

– Нет, не болит.

– Не кружится?

– Ой, да она у меня всегда кружится, я уж привыкла.

Татьяну Михайловну я осмотрел и патологической неврологической симптоматики не углядел. И всё-таки ради формальности предложил ей поехать в стационар для исключения черепно-мозговой травмы. Но она отказалась. Жидкий стул её больше не беспокоил.

На всякий случай дали несколько таблеток активированного угля и советы по соблюдению диеты. На этом наша миссия была выполнена.

Вот только цель вызова «скорой» так и осталась загадкой.

Настроились мы было на обед, но вместо него получили ещё вызов. Поедем перевозить больную шестидесяти четырёх лет из ПНД в психиатрический стационар.

Врач диспансера Александр Владимирович отдал нам направление и пояснил:

– Больная давняя, можно сказать, ветеран психиатрии. У нас с молодости на учёте после ЧМТ. Органика у неё цветёт пышным цветом. На этом фоне – органический галлюциноз. А год назад до кучи развился дерматозойный бред^[2]. Вы, кстати, знакомы с ним?

– Отрывочные идеи наблюдал, а вот чистого и систематизированного ни разу не встречал. Это, по-моему, бред Экбома?

– Да-да, он самый. И я раньше никогда с ним не сталкивался.

– Ладно, Александр Владимирович, сейчас побеседую с ней, не упущу такую возможность.

Больная скромно сидела у кабинета. Выглядела она намного старше своего возраста и была крайне неопрятна. Немытые короткие волосы с перхотью, засаленная голубая куртка, брюки, заляпанные грязью, и расшлёпанные мужские башмаки похоже нисколько её не смущали.

Проводили мы её в машину и стали беседу беседовать.

– Что вас беспокоит, Людмила Павловна?

– В прошлом году я микробами заразилась и теперь мучаюсь. Всех врачей обошла, и никто ничего у меня не находит. Все как сговорились, только и знают, что сразу к психиатру посылать.

– А где вы заразились?

– Да откуда я знаю. Сначала было немножко на животе, а я, дура-то, начала их мочалкой стирать. Ну и разнесла по всему телу. Они теперь и в волосах живут. По нескольку раз в день вычёсываю, а всё без толку. Я уж каких только лекарств не перепробовала, всё бесполезно.

– Людмила Павловна, а вы эти микробы видите или только чувствуете?

– И вижу, и чувствую. Вон, посмотрите, что у меня в волосах-то творится!

– В ваших волосах я вижу только перхоть.

– А при чём тут перхоть-то? Нет у меня никакой перхоти! Я же их своими глазами вижу. Там маленькие такие палочки и колечки. Они и вверху, и внизу, и везде. У меня всё тело чешется по-страшному, уже сил никаких нет! Так ещё и новая напасть: какие-то стекляшки появились, видимо, из-под кожи вылезают. Мелкие-мелкие, блестящие. Я понять не могу, что это такое. В общем, не знаю я, как от всего этого избавиться. Я всё перемыла, перестирала, дихлофосом везде обрызгала. Ну и ничего, никакого толка.

– Всё понятно. Поедемте в больницу, Людмила Павловна.

– Да, поедем. После больницы мне намного лучше становится.

Людмила Павловна страдала зрительными и тактильными галлюцинациями. Она чётко «видела и ощущала» «микробов». При этом, у неё была стойкая бредовая трактовка этих галлюцинаций. В частности, она показала твёрдую и несокрушимую уверенность в том, что в её волосах никакая не перхоть, а самые настоящие микробы. И моя попытка разубеждения не возымела никакого эффекта.

А дальше нам разрешили обед. Бригад на Центре было довольно много. Коллеги дымили у крыльца, наслаждаясь недолгой передышкой. Присоединяться к ним я не стал, а прямой наводкой пошёл карточки сдавать на закрытие. Этой работой занимается одна из наиболее опытных фельдшеров по приёму вызовов. Она подобно строгой учительнице внимательнейшим образом просматривает каждую карточку, чтоб там не было ни единой ошибки. Лично я всю документацию заполняю, как правило, безошибочно. Однако в этот раз на старуху наступила проруха. Валентина Васильевна, укоризненно глядя на меня поверх очков, просмотрев одну из карточек, тут же обнаружила непорядок.

– Вы неправильно время написали, вместо 10.00 у вас почему-то 17.00. Видимо, вы решили время ускорить. Тут никак не исправишь, придётся переписывать.

– Ладно, сейчас перепишу, – покорно согласился я.

– Хм, Юрий Иваныч, а вы без перчаток, что ли, в задницу-то лазили? – спросила она, проверив другую карточку.

– Это почему вы так решили? – не врубился я.

– Ну как же, вы написали, что выполнено ректальное исследование, а перчатки не списали. Давайте дописывайте.

Вот ведь как получилось, сам себе работу задал и у себя же время украл. Ладно, это не смертельно.

После обеда мы побездельничали минут пятнадцать и вызов получили: избили мужчину сорока лет. Этот господин изволил пребывать в состоянии алкогольного опьянения и ждал нас на улице у магазина. На любой уличный вызов независимо от повода мы обязаны прибывать не позднее чем через двадцать минут.

К сожалению, моя надежда на то, что он ушёл восвояси, не оправдалась. Господин сидел на корточках, прислонившись к грязной стене, недалеко от входа в магазин автозапчастей. На лбу и переносье красовались яркие ссадины, будто он физиономией по асфальту елозил.

– Что случилось, уважаемый? – спросил я.

Этот вопрос оказался для него весьма сложным. С трудом сфокусировав взгляд, он непонимающе уставился на нас.

– Мы – «скорая помощь»! – пояснил я и повторил вопрос. – Что случилось? Тебя избили, что ли?

– Ага, меня асфальт бил по роже.

– Ты упал, что ли?

– Да ладно, командир, всё путём! Ща я посижу и уйду.

– В больницу поедешь?

– Да <нафиг> она мне нужна! Вы чё, прикололись, что ли?

– Ну да, нам больше делать <нефиг>, как ездить и прикалываться. Значит так, сейчас ты скажешь свои данные, распишешься за отказ от госпитализации и потом скроешься отсюда в неизвестном направлении. Годится?

– Годится, без базара!

Видать, кто-то из прохожих, увидев битую рожу, решил, что человека избили, и вызвал «скорую». Само собой, вызов был наипустейшим, но я не возмущался. По мне так лучше ездить на всякую ерунду, чем на какие-нибудь ужастики.

Следующим вызовом была боль в груди у мужчины семидесяти лет.

Открыл нам сам больной. Его худощавое небритое лицо было бледным и выражало испуг.

– Что-то у меня в груди сильно болит, – сказал он, поморщившись. – Раньше прихватывало, но проходило быстро.

– Давно заболело?

– Да уж часа два, как не больше. Думал полежу и отпустит, но вот никак. Я ведь один живу, жена два года назад умерла. Боюсь, что умру и буду тут лежать гнить.

– А детей-то нет у вас?

– Есть дочь от первого брака, а что толку-то? Она давно от меня отреклась, сказала, что я для неё больше не существую.