Немного подумав, Александр отправился к полковнику Степанову, под началом которого служил во время Финской кампании, когда полковник был еще майором, а сам Александр – лейтенантом. С тех пор у Степанова была возможность получить более высокую должность, но он предпочел остаться главой Ленинградского гарнизона.

Полковник отличался высоким ростом, худобой и исключительной выправкой. Увидев Александра, он улыбнулся, но его голубые глаза оставались печальными.

– Здравия желаю, товарищ полковник! – приветствовал Александр, отдавая честь.

– Здравствуй, старший лейтенант, – кивнул тот, выходя из-за письменного стола.

Они обменялись рукопожатием, и полковник вновь уселся.

– Как дела?

– Прекрасно, товарищ полковник.

– Все в порядке? Майор Орлов не обижает?

– Нет, товарищ полковник, спасибо.

– Чем могу помочь?

Александр неловко откашлялся.

– Хотел бы узнать кое-что.

– Что именно?

– Ополченцы, товарищ полковник, что будет с ними?

– По-моему, вам это лучше известно, старший лейтенант Белов. Вы их обучали.

– Я имею в виду – под Лугой.

– Что ж, им пришлось вступить в бой, – вздохнул полковник, покачав головой. – Положение в Новгороде сам знаешь какое. Ни гранат, ни винтовок не хватает. Они кидаются камнями в танки. Зачем тебе все это?

– Пытаюсь найти семнадцатилетнего мальчишку, которого родители отправили в лагерь недалеко от Толмачева. Там не работают телефоны, и его семья в панике. Его зовут Павел Метанов.

Полковник молча постоял, изучая Александра, и наконец сказал:

– Возвращайся к своим обязанностям. Попробую что-то узнать. Но ничего не обещаю.

– Спасибо, товарищ полковник.

Александр снова отдал честь, повернулся и вышел.

Вечером Дмитрий заглянул в помещение, где жил Александр еще с тремя офицерами. Они играли в карты. В воздухе висел сизоватый табачный дым. Тасовавший колоду Александр едва взглянул на него. Дмитрий присел на корточки рядом с его стулом.

– Почему не отдаете честь, Черненко? – прикрикнул лейтенант Анатолий Маразов, не поднимая головы.

Дмитрий встал и отдал честь:

– Здравия желаю, товарищи офицеры!

– Вольно, рядовой.

– Что с тобой, Дима?

– Ничего особенного, – тихо ответил тот, снова присаживаясь на корточки. – Мы не можем поговорить?

– Говори прямо здесь. Все в порядке?

– Лучше некуда. Говорят, мы остаемся в тылу.

– Не в тылу, мы остаемся защищать Ленинград, – поправил Маразов.

– Финны называют себя союзниками… – презрительно бросил Дмитрий. – Если они объединятся с немцами, нам конец. Можно сразу поднимать руки.

– Ничего не скажешь, воинственный дух… – покачал головой Маразов. – Вот так солдат!

– Маразов прав, Дима, и я удивлен твоей позицией. Откровенно говоря, на тебя не похоже, – чуть раздраженно бросил Александр.

Дмитрий насмешливо улыбнулся:

– Это немного не то, на что мы надеялись, когда шли в армию, верно, Саша?

Александр не ответил.

– Я имею в виду войну, – добавил Дмитрий.

– Да, война – это не то, на что мы надеялись. Да и все остальные тоже, не находишь? Например, ты…

– О, тут ты прав. Но у меня был куда более скудный выбор, чем у тебя.

– У тебя был выбор, Белов? – спросил Маразов.

Александр отложил карты, потушил папиросу и встал.

– Я сейчас вернусь, – сказал он.

Дмитрий двинулся следом за ним. Они спустились по лестнице и вышли на мощеный двор. Было уже начало второго. В нескольких шагах курили солдаты. Но лучшего места все равно не найти. Вдвоем их не оставят.

– Дима, перестань нести вздор, – строго предупредил Александр. – Не было у меня никакого выбора, и ты прекрасно это знаешь.

– У тебя была возможность находиться совсем в другом месте.

Александр раздраженно поморщился. Ему очень хотелось уйти.

– Финляндия слишком опасна для нас в данный момент, – взволнованно произнес Дмитрий.

– Знаю, – нехотя обронил Александр, не желавший говорить о Финляндии.

– Слишком много солдат с обеих сторон. И повсюду загранотряды НКВД. Вокруг Лисьего Носа полно войск, их и наших, а кроме того, проволочные заграждения и мины. Все это совсем не безопасно. Не знаю, что теперь делать. Ты уверен, что финны дойдут от Выборга до Лисьего Носа?

Александр молча курил.

– Да, – наконец сказал он. – Они захотят вернуться к прежним границам. И обязательно попробуют дойти до Лисьего Носа.

– Что ж, будем ждать, все равно ничего другого не остается, – вздохнул Дмитрий. – Придет ли когда-нибудь наше время?

– Не знаю, Дима. Посмотрим.

– Ну а пока не мог бы ты перевести меня из первого стрелкового полка?

– Дима, я уже перевел тебя из второго пехотного батальона.

– Знаю, но при первой же атаке меня погонят в бой. Люди Маразова – на второй линии обороны. Я предпочел бы быть в разведке или подвозить снаряды. Не находишь, что так у нас больше шансов на благополучный побег?

– Хочешь подвозить снаряды на передовую? – удивился Александр.

– Скорее уж почту и табак для тыловых частей.

– Посмотрю, что можно будет сделать, – улыбнулся Александр.

– Пойдем, – сказал Дмитрий, раздавив сапогом окурок. – И не грусти. Что это с тобой в последние дни? Пока что все идет как надо. Лето выдалось прекрасное, немцы еще не подошли к городу.

Александр пожал плечами.

– Саша, послушай, я хотел с тобой поговорить… Таня – чудесная девушка.

– Что?..

– Я о Тане. Она чудесная девушка.

– Да.

– И я хочу, чтобы она оставалась такой. Ей не стоило являться сюда и тем более беседовать с тобой. Почему-то именно с тобой. Не странно ли?

– Согласен.

– Я знаю, что все мы хорошие друзья и она младшая сестра твоей любовницы, но, откровенно говоря, мне не хочется, чтобы ты морочил ей голову. В конце концов, она ведь не чета твоим гарнизонным шлюхам…

– Хватит! – бросил Александр, шагнув к нему.

– Шучу-шучу, – засмеялся Дмитрий. – Даша-то приходит к тебе? Я что-то не в курсе. Таня работает с утра до ночи, совсем с ног валится. Но ведь Даша приходит, верно?

– Да.

Она действительно не пропускала ни одной ночи и из кожи вон лезла, чтобы вернуть его. Но Александр не собирался вдаваться в подробности.

– Тем более Тане не следовало здесь быть. Даша расстроится, если узнает.

– И опять ты прав.

Александр жестко посмотрел на друга, но тот не отвел глаз.

– У тебя есть закурить?

Дмитрий с готовностью полез в карман брюк:

– До чего мы докатились! Старший лейтенант просит папироску у простого солдата! Но мне нравится, когда ты о чем-то меня просишь.

Александр промолчал.

Дмитрий смущенно откашлялся.

– Если бы я не знал тебя так хорошо, решил бы, что ты питаешь к нашей крошке Танечке нежные чувства.

– Но ты слишком хорошо меня знаешь, не так ли?

– Наверное. Но, судя по тому, как ты смотришь на нее…

– Прекрати! – повысил голос Александр, затягиваясь. – Напридумывал себе!

Дмитрий вздохнул:

– Ладно-ладно. Что я могу сказать? Втрескался в нее по самые уши…

Папироса медленно тлела в пальцах Александра.

– Втрескался? – переспросил он.

– Да. Почему тебя это удивляет? – от души расхохотался Дмитрий. – Думаешь, подлец вроде меня недостоин такой девушки, как Таня?

– Нет, вовсе нет. Но, как я слышал, ты не вылезаешь из «Садко».

– При чем тут это? – Прежде чем Александр успел ответить, он подступил ближе и понизил голос. – Таня слишком молода и просила меня не торопиться. Я уважаю ее желания и стараюсь быть терпеливым. Однако рано или поздно она опомнится и…

Александр отшвырнул папиросу, затоптал окурок и глухо сказал:

– Пойдем, пора.

Он направился к зданию, но Дмитрий догнал его и схватил за руку. Александр развернулся, вырвал руку и прошипел:

– Не лапай меня! Я тебе не Таня!

– Все-все, – поспешно заверил Дмитрий, отступая. – Умерь свой пыл, Александр Баррингтон.

Он тщательно выговорил каждую букву настоящей фамилии Александра. В сгущавшихся сумерках Дмитрий казался еще меньше ростом, мелкие зубы – еще более острыми и желтыми, волосы – еще жирнее, глаза – еще у́же.

3

Наутро Татьяна бежала на работу, полная новых надежд. Она научилась не обращать внимания на охрану из НКВД, стоявшую у проходной. Но когда кто-то из этих людей задерживал на ней свой взгляд, она съеживалась, стараясь сделаться невидимкой.

Для того чтобы рабочие меньше уставали и не манкировали своими обязанностями, их переводили с места на место каждые два часа. Оставив лебедку, которая ставила танк на гусеницы, Татьяна стала рисовать красные звезды на зеленых глянцевых корпусах.

Илья, тощий подросток из ее бригады, не давал ей прохода, особенно после того, как Александр перестал встречать ее после работы, – задавал бесконечные вопросы, на которые из вежливости приходилось отвечать до тех пор, пока она не выдерживала и не объясняла, что у нее полно других дел. Каким-то образом он всегда ухитрялся оказываться рядом, независимо от того, сколько раз ее переводили с одного места на другое. Даже в столовой он вечно садился за ее столик, и Зина, которая его не выносила, бесцеремонно гнала мальчишку прочь.

Но сегодня Татьяна его пожалела.

– Ему просто одиноко, – сказала она, откусывая котлету. – Похоже, у него никого нет. Останься, Илья.

Илья остался.

Татьяна могла позволить себе быть великодушной. Скорее бы кончался день. После вчерашней встречи она была уверена, что Александр придет. Даже надела лучшую юбку с блузкой и утром искупалась в ванне.

Вечером она выбежала из проходной, умытая и причесанная, и, улыбаясь, повернула к остановке.

Александра не было.

Она так и просидела на скамье с половины девятого до половины десятого, сложив руки на коленях. Потом встала и пошла домой.

О Паше по-прежнему не приходило известий, и родители изнывали от горя. Даши не было дома. Дед и бабушка потихоньку собирали вещи. Татьяна поднялась на крышу и стала рассматривать аэростаты, плавающие в небе, подобно белым китам. Антон и Кирилл читали «Войну и мир» и говорили о своем брате Володе, пропавшем в Толмачеве. Татьяна слушала вполуха, думая о своем брате Паше, который тоже пропал в Толмачеве.

Александр не пришел. Значит, ничего не смог выяснить. Или новости настолько плохие, что он не посмел явиться. Но в глубине души Татьяна знала правду: он не пришел, потому что порвал с ней. Она ему надоела, надоели ее ребяческие выходки. Эта страница его жизни перевернута.

Они были просто друзьями, но он мужчина, и все эти глупости ему приелись.

И он прав, что не пришел. Она не станет плакать.

Но перспектива терпеть тяжелый изнурительный труд день за днем без него и без Паши, встречать каждый вечер без него и без Паши, оставаться наедине с собой, без него и без Паши, наполнила Татьяну такой тоской, что она едва не застонала вслух прямо при смеющихся мальчишках.

Как она нуждалась в том, чтобы увидеть подростка, дышавшего тем же воздухом, что и она, целых семнадцать лет, сидевшего в том же классе, в той же комнате, лежавшего когда-то в том же чреве. Как бы ей хотелось, чтобы он вернулся, ее друг и брат!

Татьяне казалось, что она чувствует его присутствие. С Пашей ничего не случилось. Он ждет, когда сестра придет за ним. И она не подведет. Она не будет, подобно родным, волноваться, мучиться и ничего не предпринимать. Ничего не делать. Пять минут с Пашей снимут груз с души, и она забудет обо всех бедах. О злосчастном прошлом месяце.

Забудет Александра.

Ей так нужно забыть Александра.